- Я еще их не видел, - сознаюсь я.

- Тебе и не нужно. Ты пережил это, мужик, - говорит Салли.

Я пережил это. Я не побил никаких чертовых рекордов. Я просто поставил свой собственный и логично завершил тот вызов, который казался невозможным, когда я был подростком. Я не могу в полной мере описать, на что похожи эти ощущения. Когда спустился на землю, так чертовски устал, но с другой стороны, гребаная радость переполняла меня до краев.

Я сделал это. Сольно взобрался на все три горы Йосемити. За 19 часов. Это была моя цель. Не чья-либо еще.

- Как там Венесуэла? - спрашиваю я Салли.

- Жарко и влажно, - отвечает он. - Но дороги на горе Рорайма невероятны, и все это место пропитано одухотворенной атмосферой - это сложно пояснить словами. Однако тебе бы здесь понравилось. Я бы попросил тебя присоединиться ко мне, но... ну, ты знаешь, - я слышу, что он улыбается.

- Прости, Сал. Не могу прочесть, что творится в твоей ебаной голове, - но я уже ощущаю, что сейчас он заговорит о Дэйзи. Я держу ее за руку, пока мы шагаем по пустому аэропорту, направляясь к воротам, где нас должен ожидать частный самолет в Филли.

- Тебе, вероятно, больно до чертиков.

Верно. Мои мускулы, пиздец как кричат, даже от неторопливого шага следом за Лили и Ло.

- Это не то, о чем ты вообще на хрен должен был упоминать.

- Прошу, умоляю, пригласи меня на свадьбу, - я представляю его улыбку, которая доходит до кончиков его рыжих волос возле ушей.

Закатываю глаза.

- Не торопи события.

- Я просто хочу, чтобы ты знал, я спрогнозировал это. Я типа шептун в отношениях, - он смеется над своей собственной шуткой, ончего у меня на устах расплывается долбаная улыбка. - В любом случае, этот снимок вас двоих у подножья Дьявольской Башни реально стал культовым. Он есть повсюду. Даже в венесуэльской газете.

- Ага, кто-то еще говорил мне, что это довольно популярное фото, - друг из колледжа отправил мне сообщение с этим фото на обложке журнала Time. Оно популярно, потому что медиа печатают его вместе с фото парижских беспорядков, даже несмотря на то, что снимки были сделаны в разное время и в различных сторонах света. Но после того, как пресса проведала, что Дэйзи пострадала в Париже, ее шрам стал символом случившегося той ночью. Людям нравится сплетать что-то хорошее с плохим. А на фото она сидит у меня на плечах, целует меня, улыбается, и мои пальцы перепачканы в краски. Выглядит, как сказка, нечто возвышенное. Но это было всецело настоящим - кто мог подумать, что проходящий мимо путешественник узнает нас и снимет на свой телефон.

Я меньше волнуюсь о том, что мы стали международной иконой, чем о том, что данное освещение может помочь Дэйзи принять эту новость, резкое изменение своего лица. Она едва смотрит в зеркало, с тех пор как ее выписали из больницы, и я думаю, столкновение с постоянной реальностью произошедшего может быть сложным для нее. Она избегает этих чувств, как и всегда.

- Она рядом? - спрашивает Сал. - Дай мне поговорить с девочкой. Она, вероятно, скучает по мне.

- Она прямо здесь, - я передаю Дэйзи телефон. - Салли хочет поговорить непосредственно на фиг с тобой.

Она светится, беря у меня сотовый.

- Заткни его к чертям собачьим, если начнет травить историю по типу когда нам было двенадцать лет, - он любит рассказывать, как я голышом сигал ночью по лагерю и плюхнулся на спину в озеро со скалы. Я не считаю эту историю веселой, так как в тот год часто прилагался к фляге с дешевой водкой. Я был ничтожен. И чертовски глуп.

Но тем не менее я до сих пор занимаюсь всеми теми же вещами, что и тогда, за исключением водки.

Дэйзи прикладывает телефон к уху.

- Эй, Салли, - она широко улыбается. - Я массажировала его задницу, спасибо, что спросил.

Я выхватываю у нее телефон и слышу, как хихикает и смеется Салли на том конце.

- Пожалуйста, заведите детей, - говорит он мне, не переставая хихикать. - Я должен увидеть, будут ли они такими же клевыми, как она, или такими угрюмыми, как ты.

- Иди на хрен, - отвечаю я ему легкомысленно.

- Обнимашки и поцелуйчики тебе из Венесуэлы. Увидимся через несколько месяцев? Будь на связи.

- Ага, - говорю я. Мы кладем трубки одновременно, и я наблюдаю за тем, как Ло берет Лили на руки. Сейчас раннее утро, так что я не удивлен, что она чувствует себя сонной. Она прижимает голову к его плечу, засыпая.

- А что случилось, когда вам было двенадцать? - спрашивает Дэйзи, переплетая наши пальцы.

Роуз и Коннор впереди всех направляются к бортпроводнику, открывая дверь нашего выхода. Они спускаются по ступеням к отведенному месту, где нас ожидает частный самолет. Мы с Дэйзи пропускаем Ло, так, чтобы идти последними.

- Я бегал голышом ночью по летнему лагерю, - отвечаю я Дэйзи.

Она смеется.

- Да, ладно. Я делала то же самое в четырнадцать, - она ахает. – Кажется, словно мы всегда должны были быть вместе.

Я провожу рукой по ее волосам, а затем целую в лоб. Если предполагалось, что мы должны быть вместе, тогда почему поездка домой кажется возвращением в гребаную бурю?

Ло проходит мимо нас и шепчет так, чтобы не разбудить Лили:

- Эй, вы двое, ваш КПК пугает маленьких детей.

- Это ты сейчас о себе? - отвечаю я, следуя за ним довольно близко, пока брат спускается по ступеням.

- Это я обо всех, кто когда-то был ребенком, - говорит Ло, словно он умник. Он горько улыбается, а затем я почти что врезаюсь в спину Коннора, который вдруг останавливается, будто вкопанный.

- Что за чертова пробка? - спрашиваю я. Самолет здесь, но это не частный джет Коннора припаркован прямо перед нами, под толстым слоем облака смога в небе.

Мое лицо искажается.

Так как осознаю, что перед нами массивный белый нарочитый Boeing 787.

Такой же как у моего отца.

И к слову, он стоит на нижней ступени трапа, застегивая свой черный пиджак. Его темные волосы начали седеть на висках.

А девушка-бортпроводник говорит, обращаясь к нам:

- Самолет мистера Хейла прибыл час назад. Как только баки будут заполнены, мы сможем взлететь.

Роуз пишет кому-то сообщение, словно безумная, а Коннор кладет руку ей на поясницу. Он мило улыбается бортпроводнику.

- Значит, мистер Хейл полетит в Филадельфию с нами?

Она кивает.

- Они прибыли за вами.

Они?

И прямо за Джонатаном по лестнице спускается другой мужчина - высокий, уверенный и небезызвестный нам. Это лучший друг моего отца, у него светло-коричневые волосы, и в пятьдесят лет его лицо менее ожесточенное и суровое, чем у моего отца.

Это папа Дэйзи. Мой желудок ухает вниз. Убейте меня. Я никогда не видел Грега Кэллоуэя в плохом расположении духа, но сейчас его лицо обременено беспокойством, отцовским волнением и опекой, которых я никогда не ожидал от этого мужчины. Хотя по словам Коннора, у него не редко бывает данный вид. Я просто не оказывался рядом с ним довольно давно, так что не видел подобного.

Взгляд Грега тут же направляется на Дэйзи, но он, как и мой отец, остается возле самолета, ожидая, пока мы приблизимся.

Я не думал, что может стать еще хуже, но с дверей самолета появляется еще один человек, направляясь вниз по ступеням на своих каблуках, у нее на шее красуется ожерелье из жемчуга, а волосы стянуты в пучок.

Саманта Кэллоуэй.

У нее такой же напряженный вид, как и у Грега, и ее взгляд так же прикован к самой младшей дочери. Саманта прикладывает одну руку к груди, словно ее переполняют эмоции от встречи с Дэйзи. От понимания, что дочь в безопасности. Но затем ее взгляд фокусируется на мне.

И становится сердитым.

- Дерьмо, - говорит Ло себе под нос.

Нам предстоит оказаться взаперти в одном самолете на пять часов с нашим отцом и родителями наших девушек.

Без шанса на побег.

Это станет гребаным кошмаром.

ГЛАВА 55

ДЭЙЗИ КЭЛЛОУЭЙ

Мама держим меня за руки, пока сижу с ней на длинном кремовом диване, расположенном в конце салона, другой кожаный диван стоит у противоположной стены, а стеклянный кофейный столик между ними. Кажется, словно мы в компактном президентском номере отеля, а не летим над облаками.

- Тебе следовало позвонить мне в тот момент, как ты пришла в себя в больнице, - говорит она, нервно сжимая мои руки в четвертый раз. А затем ее взгляд бросается к Роуз на противоположном диване, сейчас сестра выглядит крайне раздраженной. - И не вынуждай меня начинать с тебя.

- Мама, я...

- Ты знала, что Дэйзи пострадала в беспорядках, и не рассказала мне.

- Там много всего произошло, - говорит Роуз. Она пока не сообщила родителям о своей беременности, и я знаю, что Коннор хочет сделать это в ближайшее время. - Она была в хороших руках.

- Я - ее мать. Когда у тебя будут дети, ты поймешь, что это за чувство - узнать, что твое дитя ранено спустя несколько недель после случившегося... - она качает головой.

Роуз поджимает губы.

- Должно быть, именно поэтому ты так сильно беспокоилась о Лили, узнав, что она больна.

Наша мать вздыхает, и думаю, она собирается сказать, что Лили сама виновата в своих проблемах. Что, зависимость - не болезнь. Но вместо этого она произносит:

- Давай не будет затрагивать эту тему, Роуз.

Лили спит в одной из спален самолета. Думаю, она скрывается от нашей матери, которая любит игнорировать свою среднюю дочь, когда та находится в непосредственной близости. Ло сейчас с Лили, так что она там не в одиночестве.

Я оглядываюсь на дверь в переднюю часть салона самолета. Там находится сигарный клуб с креслами и телевизором с плоским экраном. Я ощутила запах сигар в тот момент, как поднялась на борт, этот аромат впитался в кремовую кожу.

Сейчас Рик там.