Яна Перепечина - Теория большого взрыва

Но появилась в их доме Белочка — и Алик сам вдруг заговорил о детях, смеясь, обещал сделать маму бабушкой-героиней и даже на улице начал засматриваться на малышей.

Для свадьбы, о которой мечтал Алик, нужно было много денег. Олимпиада Вавиановна хотела продать свои немногочисленные доставшиеся от свекрови украшения, но Алик и Белочка не разрешили:

- Мама, даже и не думай, - решительно сказал сын, - ты потом их внучкам передашь. А мы сами заработаем.

Ночью Олимпиада Вивиановна лежала в постели и счастливо вспоминала эти слова. Её сын, их с Иваном сын вырос настоящим мужчиной. А теперь у неё есть ещё и дочка. И обязательно будут внуки. И собственная жизнь, и жизнь Ивана в эти минуты казались ей очень ценными и нужными, прошедшими не зря. Она затихла, прислушиваясь к этим новым для себя ощущениям, и вспоминала, что примерно то же самое чувствовала, когда ждала появления на свет Алика. Новая маленькая жизнь внутри неё только-только набирала силу, начинала расти, а ей уже казалось, что это целая Вселенная сейчас вобрана в неё, сосредоточена в ней и раскрывается подобно прекраснейшему цветку. И на сердце тогда, как и сейчас была такая сладкая, такая невероятная смесь любви, счастья и непонятной тревоги и грусти, что хотелось плакать. И она плакала и тогда, почти тридцать пять лет назад, и сейчас.

В июне Белочка блестяще защитила диплом и стала искать работу. Кто-то предложил ей место переводчика в совместном российско-турецком предприятии.

- Ты же не знаешь турецкого языка, - удивился Алик.

- Зато я знаю английский и немецкий. А это сейчас очень высоко котируется. Работа прекрасная. Правда, надо часто ездить в командировки. Но зато платят хорошо. Так мы быстрее сможем накопить на свадьбу.

- Белка, деньги — это мои проблемы, а никак не твои, - Алик в этом вопросе был по-хорошему консервативен, что очень нравилось Олимпиаде Вивиановне, присутствовавшей при разговоре, поскольку напоминало покойного мужа, который тоже считал, что женщина, конечно, может работать, если хочет, но содержать семью она уж совершенно точно не должна.

- И правда, Белочка, ты женщина и не должна брать на себя основное бремя по обеспечению семьи и уж тем более мотаться по командировкам, - поддержала она сына. - Алик нашёл хорошую подработку, ты же знаешь.

- Конечно, Олимпиада Вивиановна, я полностью с вами согласна. Как только мы поженимся, я найду работу, где не будет разъездов. Но пока мне так хочется помочь Алику. Да и, - она озорно посмотрела на них, - ужасно хочется поскорее замуж, а без пышной свадьбы Алик отказывается на мне жениться.

Олимпиада Вивиановна засмеялась, Алик тоже и так и не начавшийся спор закончился договорённостью о том, что летом они с Беллочкой усиленно потрудятся, а в конце августа невеста уйдёт с напряжённой работы и займётся подготовкой к свадьбе.

- В начале октября у нас обычно очень красиво, настоящая золотая осень, - мечтала Олимпиада Вивиановна.

- Вот на начало октября и наметим. Надо узнать, когда заявление в загс подавать, чтобы расписаться именно в это время.

- Завтра же и узнаем.

Через неделю Белочка отправилась в первую командировку в Турцию. Алик на следующий день улетел в Швецию: его пригласили в качестве консультанта в одну из тамошних фирм. Научные разработки Александра Ивановича были настолько оригинальны и актуальны, что его давно уже зазывали поработать за границу. Но до появления в его жизни Белочки он не видел в этом никакого смысла: деньги и слава его не интересовали, а возможность работать у него пока ещё была и в России. Да и маму оставлять не хотелось. Но теперь, ради Белки, он был готов на всё.

Две недели дети регулярно звонили Олимпиаде Вивиановне. А потом Белочка пропала. Через неделю, измученный неизвестностью, примчался в Москву Алик. Пометавшись в поисках невесты по её знакомым и знакомым знакомых, он срочно выехал в Турцию. Но это ничего не дало. Белка бесследно исчезла. Через месяц Алику позвонили и сообщили, что в окрестностях Кемера нашли её вещи. Но и только. Что случилось, никто не знал. С тех пор Алик не жил, а медленно умирал.

- Разве такая любовь бывает? - не столько спросил, сколько удивился вслух потрясённый Вадим.

- Бывает, Вадик, - кивнула Олимпиада Вивиановна, - только далеко не у всех. Вот у Алика и Белочки была. И не их вина, что всё закончилось… - Она помолчала. - Хотя что я говорю. Ничего не закончилось. Всё продолжается. Он её по-прежнему любит и будет любить. Проходит влюблённость. А любовь — нет. Она остаётся навсегда. И даже смерть не может убить её. Пока жив один из любящих, и любовь тоже жива. Да и потом, там, за гранью, я думаю, она не исчезает. Такое чувство не должно исчезнуть, уйти в никуда. Я, конечно, пока могу только предполагать, но скоро узнаю точно.

Вадим с тревогой посмотрел на неё, ожидая увидеть тоску и страх перед возможной смертью. Но Олимпиада Вивиановна смотрела на него внезапно помолодевшими ясными глазами и улыбалась:

- Я обязательно узнаю и найду способ сообщить об этом вам с Аликом. Вы молодые. Вам ещё жить. И нужно, чтобы вы точно знали об этом…

Вадим смотрел на неё, и ему было страшно и горько. Теперь он понимал, что произошло с его другом, но совершенно не понимал, чем он может помочь.

Валдайцев ещё посидел немного на скамейке, наблюдая за белочкой, которая расправилась со всеми орехами, но почему-то не торопилась убегать, потом собрал скорлупки, сунул их в карман и оглянулся на крест.

Александр Иванович и его мудрая мама улыбались ласково и успокаивающе. И только сейчас Вадим понял, что они хотят сказать ему.

- Любовь есть и она не кончается? - вслух спросил он.

Белочка с могилы вдруг прыгнула на оградку и — тут же — на крест, поближе к фотографии его любимых людей.

- Я вас правильно понял?

- Правильно, Вадик, - улыбалась ему Олимпиада Вавиановна.

- Абсолютно, - кивнул его друг.

- Ну, разумеется, - внимательно посмотрели на него яркие живые глаза белочки. И Вадим вдруг вспомнил, что у Беллы были такие же яркие весёлые карие, почти чёрные глаза.

- Я вам верю, - кивнул он, погладил рукой крест — белка и не думала пугаться и убегать — и вышел.

Напои меня водой твоей любви,

Чистой, как слеза младенца…

«Неприкасаемые», Гарик Сукачёв

Утро пятницы выдалось хлопотливым. Но даже среди привычной рабочей суеты Вадим постоянно думал о предстоящем неприятном деле и раздражался. Ехать к Карине ему не хотелось ещё сильнее, чем в первый раз. Надо было сказать ей, чтобы она вещи консьержу оставила. И правда… Что ж он раньше-то не додумался? А что если позвонить и попросить так сделать прямо сейчас? Тогда можно будет отправиться за вещами поздно вечером и не отрываться от рабочих дел…

Хотя нет, она же сказала, что там тяжёлые сумки. Ей будет сложно их таскать. Пусть и неприятная, но всё-таки женщина. Никуда не денешься. Придётся самому. И зачем только его родители так воспитали?! А то как было бы хорошо: наплевал бы на чужие проблемы и жил бы исключительно в своё удовольствие… Эх… Маме, что ли, претензии выкатить? Валдайцев вслух хмыкнул, вздохнул и претензии, конечно, никому предъявлять не стал. Нечего на зеркало пенять...

О своём визите он решил не предупреждать — ведь договаривались же, что он приедет — и ближе к вечеру оставил группу на зама, сел в свою старенькую «Ауди-80» и отправился к малоприятной особе.

Москва стояла в появившихся не так давно глухих и безнадёжных пятничных пробках. Вадим всё ещё не привык к ним и сердился на вынужденное безделье, представляя, сколько бы успел сделать за это время, если бы не бессмысленное стояние и не женщина, ехать к которой он совершенно не хотел. Как говорится, просто ноги не несли. И даже колёса у верной машины не крутились… Но он всё же доехал, поставил машину у красиво постриженного кустика, страдальчески вздохнул, недолго пожалел самого себя и выбрался из салона.

Знакомый двор встретил его прохладой, тишиной и спокойствием. Знакомый охранник кивнул по-свойски. Знакомый лифт довёз до последнего этажа. Знакомый придверный коврик притянул взгляд яркими сочными красками. Знакомый звонок пропел всё ту же высококультурную мелодию. Знакомая дверь распахнулась. Незнакомый голос приветливо произнёс:

- Здравствуйте, вы к кому?

Вадим, который с того момента, как въехал во двор, испытывал нечто вроде дежавю (всё было точно, как за два дня до этого) очнулся и поднял глаза. Перед ним стояла девушка, очень похожая на Карину, и с интересом разглядывала его.

«Сестра», - решил Валдайцев и не слишком доброжелательно ответил:

- Здравствуйте, я за вещами.

- Ах, да! - неизвестно чему обрадовалась незнакомка. - Карина предупреждала. Проходите, пожалуйста. Она отступила в сторону, пропуская его. Вадим привычно обошёл концептуальный коврик и вошёл внутрь. Девушка, одетая во что-то светлое, лёгкое и длинное, повернулась к нему спиной и устремилась вглубь квартиры.

- Пойдёмте, я вам покажу, где сумки.

Валдайцев послушно направился за ней.

Когда несколько действительно ощутимо увесистых (не обманула Карина) пакетов уже стояли у дверей, и можно было перетаскать их в лифт, который в тот день работал, и распрощаться, Вадим вдруг спросил:

- Простите, мы можем с вами поговорить?

- Конечно, - кивнула девушка, но выглядела она при этом изрядно озадаченной.

Не менее озадаченным выглядел и сам Вадим. И зачем он только решил с ней поговорить?! Дёрнула же нелёгкая… Извиниться и уйти, что ли? Ведь всё равно из этого разговора не выйдет ничего путного...

Однако сестра хозяйки уже провела его к довольно крутой лестнице и стала резво подниматься первой. Подобрав одной рукой развевающиеся полы одежды, она быстро переступала маленькими босыми ступнями и вскоре оказалась на небольшой площадке. Валдайцев за ней еле поспевал. За дверью оказался выход на крышу. Равнодушный к чужому богатству Вадим мельком огляделся и послушно сел на указанный диванчик.