Мы не очень спешили и почти совсем не разговаривали, потому что, наверно, всех охватила истома, но нам всем было легко и приятно друг с другом, и мы хорошо друг друга понимали. Ничего удивительного, что Эндрю был подавлен. Он едва освободился от страха смерти, а теперь должен был лицом к лицу встретить всех своих родичей.

Неприятная на вид мазь, которую Панчо дал Тоби, оказалась волшебным средством, и, хотя мне все еще было трудно слезать с мула, ноги у меня почти совсем не болели. Три ночи мы провели в пути, а на четвертый день утром, когда мы были всего в нескольких часах езды до Оахаки, Ансельмо помчался вперед предупредить всех о нашем счастливом возвращении.

К полудню мы перевалили через последний хребет, и я увидела впереди маленький город, приютившийся в долине. Мы долго молчали, погрузившись каждый в свои мысли. Потом Эндрю как-то странно спросил меня:

– Как чувствовала себя Клара, когда вы уезжали?

– Она была очень расстроена и испугана. Теперь она обрадуется.

Он кивнул, коснулся каблуками боков лошади, и мы начали спуск. Когда мы проехали примерно половину оставшегося пути, то увидали два экипажа и две фигуры верхом, мчавшиеся нам навстречу. Вскоре они остановились. Двое мужчин вышли из кареты и надели шляпы. Всадники тоже спешились. Все четверо смотрели на горы.

– Встреча так встреча, – произнес Тоби. – На лошадях Ансельмо и мистер Уиллард. В темных костюмах и серых шляпах Энрике дель Рио и сеньор Амадо, как я понимаю.

Эндрю прикрыл ладонью глаза, чтобы солнце не мешало ему видеть.

– Вы не заметили Клару?

– Она, наверно, в экипаже вместе с вашей матерью и миссис Уиллард, – ответила я. – Они не могут ждать нас на солнце, слишком жарко.

– Вопрос заключается в том, приготовились они зарезать тельца для блудного сына или приготовились уморить до полусмерти самого блудного сына?

Эндрю коснулся моей руки и криво усмехнулся:

– Скоро узнаем.

Несмотря на все трудности, я была счастлива три последних дня, но чем ближе был конец нашего путешествия, тем неохотнее я представляла себе, как буду чувствовать себя в жестких оковах предрассудков, которые мне несомненно уготовили холодно-вежливые родственники Эндрю. До них оставалось не больше трехсот ярдов, когда наша тропинка слилась с дорогой. Эндрю ехал по правую руку от меня.

Ожидавшие нас люди зашевелились. Открылись дверцы карет, и мужчины помогли выйти Марии Габриэле Дойл и ее мексиканской родственнице из одного экипажа, и миссис Уиллард, миссис Хескет и Кларе – из другого. Мексиканки были в темных одеяниях, остальные дамы в светлых летних платьях и с зонтиками.

Тяжело шагали мулы. Ветерок не шевелил юбки дам. Девять неподвижных фигур представляли собой живописную картину. Представив, как ужасно я выгляжу после недельного путешествия на муле по самым диким местам, как у меня обожжено лицо, как спутаны волосы и какая грязная на мне одежда, я с трудом подавила нервный смешок, воображая скорую встречу с элегантными представителями семейства Эндрю.

Оставалось всего ярдов тридцать, когда от живописной картины не осталось и следа. Бросив зонтик и задрав юбки, чтобы они ей не мешали, Клара побежала к нам. Мгновенно Эндрю вылетел из седла и бросился ей навстречу. Очаровательная соломенная шляпка покатилась по земле. Я видела слезы на щеках у Клары и слышала, как она рыдает, не в силах отвести от Эндрю глаз. Еще мгновение, и они забыли обо всем на свете, стиснув друг друга в объятиях.

Ничего не понимая, я остановила своего мула. С другой стороны их родственники и миссис Хескет смотрели на них с таким же изумлением, какое было написано на лицах у меня и у Тоби. Мой жених и его кузина немного повернулись, не размыкая объятий, и я увидела, что глаза у обоих закрыты. Эндрю легко касался губами ее щеки, глаз, лба, гладил ее по голове, шептал что-то нечленораздельное, а Клара все это время не разжимала объятий, словно не собиралась выпускать из рук свою добычу.

В первый раз мне пришло в голову, что я вижу страстно любящих друг друга мужчину и женщину, которые никогда не подозревали о своей любви, принимая ее за родственную. Теперь же, после всех страданий и страхов, как грозовые тучи, сгустившихся в их душах за много дней, словно вспыхнула молния и они поняли... И мужчиной был Эндрю Дойл, который просил меня быть его женой...

Мне стало больно и обидно, хотя где-то в глубине души я ощутила нечто, похожее на радость. К ним подошел Бенджамин Уиллард и громко крикнул:

– Клара! Ради Бога, девочка, что с тобой? Эндрю! Придите в себя!

Они нехотя оторвались друг от друга, но остались стоять рядом и держаться за руки. Две пары несчастных глаз нашли меня, и на обоих лицах было выражение мучительного страдания.

– Ох... Ханна, простите меня! – прошептала Клара и вырвала у Эндрю руку. – Я просто... Я не хотела...

Она замолчала.

– Ханна, – сказал Эндрю, – это совсем не то, что вы думаете. Просто мы немножко забылись, потому что... потому что...

Он замолчал, поднял было руки и уронил их в отчаянии.

Мысли у меня спутались, но вдруг я услыхала свой спокойный голос:

– Вы забылись, потому что вы с Кларой любите друг друга и вы только что это поняли. Пожалуйста, не лгите себе. Я... я очень рада, что вы догадались об этом вовремя.

– Но, Ханна!.. – хотел было возразить он и понял, что, если честно, то ему нечего сказать.

Клара храбро смотрела мне в лицо, и слезы текли у нее по щекам.

– Мне очень стыдно. Я уеду, Ханна, я обещаю...

И вновь я услыхала свой голос, словно это был голос чужого человека:

– Нет. Пожалуйста, дайте мне сказать. Это вы должны мне. Все должны.

Мать Эндрю, его тетя и оба дяди были похожи на статуи со своими непроницаемыми лицами. Миссис Уиллард сделала несколько шагов вперед и теперь стояла рядом с мужем, глядя на меня с болезненной жалостью. Миссис Хескет с треском закрыла зонтик, подошла ко мне и стала возле мула, словно защищая меня сбоку.

– Я не стану женой Эндрю, потому что так не годится. Слава Богу, он теперь в безопасности, и у меня нет никакой обиды на него или на Клару. Я навсегда запомню, как они были добры и дружелюбны по отношению ко мне. У меня нет ни малейшего желания обсуждать происшедшее, потому что это не принесет ничего хорошего никому из нас. Я хочу как можно скорей уехать в Англию или во Францию.

Эндрю протянул руку Кларе, и она сжала ее. Я вздрогнула и решила поскорее покончить с речами:

– Я была бы вам очень благодарна, если бы вы все теперь вернулись к себе в Оахаку. Я поеду с мистером Кентом. Если найдется подходящий поезд, то мы уже утром уедем в Веракруз и первым же кораблем отправимся в Европу. А до тех пор очень прошу оставить меня в покое.

Наступило долгое молчание. В конце концов Энрике дель Рио подошел к экипажу и открыл дверь.

– Эндрю, Клара, идите же, пожалуйста.

Эндрю хотел было что-то сказать, но я покачала головой, посмотрела на свои руки, вцепившиеся в луку седла, и закрыла глаза.

Потом я услыхала спокойный голос миссис Хескет:

– Я буду вас ждать, Ханна, и надеюсь, вы не очень расстроены.

Потом я услыхала, как все задвигались, застучали дверьми, кто-то заговорил по-испански, – верно, Ансельмо, успокаивая лошадь Эндрю. Заскрипели колеса, лошади ударили копытами по земле.

Наконец все стихло. Я открыла глаза и, стараясь не смотреть в сторону Оахаки, соскользнула на землю. Подведя мула к обочине, я села на камень. Тоби все еще сидел на своем муле, и ноги у него свисали почти до земли. Он с интересом посматривал на меня.

– Юная Маклиод, если вы в состоянии выдержать один комплимент, – задумчиво проговорил он, – то, должен сказать, вы держали себя с достоинством.

Отмахнув мух от потного лица, я ему ответила:

– Мне кажется, у меня получилось немножко слишком торжественно.

Он в раздумье сдвинул шляпу на затылок.

– Пожалуй, – признал он, поглаживая разбитую щеку. – Но вам это было необходимо, чтобы возместить себе за то, что вы выглядите чучело чучелом.

Я рассмеялась и решила, что хотя я еще не поняла, как отнестись к происшедшему, но сердце у меня не разбито. Мне даже показалось, что я приняла предложение Эндрю, потому что была слишком слабой, чтобы противостоять его настойчивым просьбам. Надо же, опять судьба сыграла со мной шутку, и не быть мне теперь благородной мексиканской дамой... А может, это и к лучшему?

Тоби сел рядом со мной и предложил мне воды. Я попила и вернула ему бутыль. Он тоже попил, закрыл бутыль пробкой и спрятал.

– Тоби, вы очень хотите попутешествовать по Мексике?

Он пожал плечами:

– Не очень. Если вы едете домой, то я, пожалуй, поеду с вами.

Я кивнула:

– Это было бы замечательно. А вы не могли бы одолжить мне денег? Я вам верну, когда заработаю.

– Вам очень хочется обидеть Эндрю? – спросил он. Я выпрямилась и недоуменно уставилась на него.

– Ну, конечно же нет. Вы это знаете лучше меня.

– Тогда вы должны разрешить ему оплатить проезд вам и миссис Хескет и взять у него разумную сумму денег, чтобы вам хватило хотя бы на... скажем, на полгода. – Он не дал мне сказать ни слова. – И не спорьте, Ханна. С его стороны это не благотворительность, это с вашей стороны благотворительность. Он же понимает, что предал вас, а если вы не захотите принять от него помощь, то он возненавидит себя, и Клара тоже себя возненавидит.

Я поняла, что Тоби прав, и с неохотой пошла на попятный.

– Ладно. Только я ничего не хочу обсуждать с Эндрю. Лучше нам вообще с ним не говорить, если нет необходимости.

– Думаю, он поймет. – Тоби стянул сапог, вытряхнул из него песок и надел снова. – Эндрю будет иметь дело со мной, – продолжал он. – Он, вероятно, захочет закрепить за вами какие-то постоянные выплаты, и его семья не будет возражать, потому что они не очень недовольны, что вы уезжаете, но ведь вы не согласитесь?