– Но я прошу помощи, сэр, – промямлила я, стараясь изо всех сил подавить противный страх.

Набрав в грудь воздуха, я стала рассказывать, что произошло в тот вечер, но джентльмен из посольства оборвал меня, махнув рукой.

– Не тратьте понапрасну свое и мое время, – сказал он, правда, довольно сочувственно. – Я уже вам сказал, ко мне это не имеет отношения. Но я так понял, что вы живете здесь уже несколько лет, так что должны были бы знать, как работает французская юстиция. Когда вам будет предъявлено обвинение, вам придется пойти в полицию, и потом вас допросит судья. Он будет решать, что делать с вами дальше, отпускать на свободу или отправлять в тюрьму.

Я была в отчаянии.

– Да, сэр, я понимаю, но, может быть, вы убедите консьержку дать свидетельские показания? Она знает, как все было, но ужасно боится полицию, поэтому...

На этот раз меня перебил инспектор, но обратился он к своему приятелю, словно бы увещевая его.

– Дорогой Чарльз, вы нарушаете всякие правила. Бестактно было заговорить об этом деле с ее хозяином, но это еще ничего, а вот с обвиняемой вам нечего разговаривать, пока судья не вынес решение.

– Да не бойтесь, Жак, я не буду, – сказал светловолосый и взялся за бутылку. – Прошу прощения, что заговорил здесь об этом. – Он откинулся на спинку стула. – Займитесь своими делами, юная леди. Если вы не виноваты, вам нечего бояться.

Я почти не слышала его, потому что неожиданно новая мысль пришла мне в голову и я одеревенела от страха. Я проследила взглядом за рукой господина, когда он потянулся к бутылке, и увидала, как сверкнули его серебряные запонки.

В голове у меня словно вспыхнул свет, как бывает в ателье у фотографа, и я окончательно осознала свою безысходную глупость и свое отчаянное положение.

Запонки.

Золотые запонки, которые я вытащила из манжет мистера Дойла, все еще были в моей комнате, в маленькой шкатулке под полом, а я-то о них совсем забыла.

Глава 4

Немного погодя я подумала, что моя глупость не была такой уж безысходной, как мне показалось вначале, ведь я вытащила запонки, чтобы смыть кровь с рубашки, и спрятала их в потайное место в своей комнате, чтобы получше сохранить, когда решила не запирать моего неизвестного гостя одного, уходя за покупками.

Вернулась же я, когда его уже тащили по лестнице вниз под предводительством разгневанной американки, обозвавшей меня воровкой и пригрозившей мне полицией, отчего я совсем забыла про запонки. А уже через несколько минут я бежала в «Раковину», боясь опоздать на работу. Проведя на ногах почти двенадцать часов, я только к полуночи вернулась домой, и мне, естественно, было не до запонок, а утром меня разбудил Тоби Кент, в мановение ока рассеявший все мои страхи, когда я рассказала ему об угрозах юной дамы. Весь день мы провели вместе, и я думать забыла о том, что женщина с васильковыми глазами может заявить в полицию.

Если принять это во внимание, не удивительно, что я ни разу не вспомнила о запонках мистера Дойла, но, стоя возле столика, за которым сидели английский дипломат и французский полицейский, я почувствовала, как чья-то ледяная рука сжимает мне сердце, и, не слыша, что мне говорит англичанин, ругала себя за то, что могла забыть такое.

Но было уже слишком поздно. Если я отдам им запонки и скажу, что забыла о них, мне не поверят, а притвориться, будто их украл апаш, вместе с бумажником и другими ценностями, я не смела, потому что у меня никогда не было никаких способностей к вранью. Похоже, скажу я правду или нет, все равно меня сочтут виновной.

Тут я услыхала голос англичанина:

– Девочка, с тобой все в порядке?

Мое сознание прояснилось, и я увидела двух хмурых мужчин за столом. Наверно, я очень побледнела, по крайней мере, мне так показалось.

– Да, – ответила я. – Что-то было, но уже прошло. Извините, сэр, мне надо проследить за вашим заказом.

Я еле добрела до кухни, а там ноги у меня подкосились и я чуть было не упала. Луиза ставила на поднос тарелки с котлетами и стала украшать их луком, грибами и петрушкой, а папаша Шабрье шел за мной следом из зала с горой грязной посуды и, едва переступив порог, спросил:

– Ну? Что они сказали?

Мне стоило большого труда взять себя в руки.

– Все так, как я думала. Они ошиблись, но так или иначе это уладится, папаша Шабрье. Англичанин – из посольства, и он понял, как было на самом деле.

Толстуха Луиза метнула в меня подозрительный взгляд, а папаша Шабрье никак не мог решить, говорю я правду или нет. Я не хотела ему врать, но мне нужно было время подумать, так что пусть он пока считает, что все в порядке.

– Хорошо. Хорошо, – проговорил он, энергично кивая головой, а сам в это время уже работал руками, уставляя поднос тарелками. – Ханна, там в углу трое золотых часиков. Они совсем не говорят по-французски. Прими-ка у них заказ.

Я взяла блокнот, ручку и вышла в зал. Все, что я делала следующий час, я делала автоматически, не думая. Принимала заказы, улыбалась, отвечала на вопросы, переводила, таскала подносы, подавала вино. Удивительно, но я не совершила ни одной ошибки, ничего не разбила и даже пару раз получила хорошие чаевые.

Англичанин и французский полицейский съели свой обед и ушли. Никто больше не заговаривал со мной, разве что заказывали еще кофе или сыр. Потом я приняла еще один заказ у американцев, которые, как обычно, охали и задавали вопросы. Мне восемнадцать, моя мать была француженкой, отец – англичанином, родилась в Лондоне и живу в Париже с двенадцати лет... о да, для молодой женщины так необыкновенно быть официанткой, но хозяин с удовольствием взял меня, потому что я свободно владею английским и французским.

Внешне я была спокойна, внутри словно окаменела, и только в голове билась одна-единственная мысль, как птичка в клетке. Судья не поверит, что я забыла вернуть золотые запонки. Что бы я ни сказала, он сочтет меня виновной и посадит в тюрьму. Теперь я была в этом уверена и не могла справиться с накатившим на меня страхом. Если меня осудят как воровку, никто больше не даст мне работу.

Я подумала было убежать. Сесть в утренний поезд и уехать куда-нибудь подальше. Но у меня будет только недельная получка, которую вечером вручит мне папаша Шабрье, а с этими деньгами далеко не уедешь. Надо же где-то жить и что-то есть, пока не найдется работа. Да и к тому же пусть английский дипломат проговорился о моем будущем аресте, француз был совершенно убежден, что никуда я от него не денусь.

В своей жизни я уже не раз бывала близка к отчаянию, и мне приходилось немало побороться, чтобы справиться с ним, но на этот раз положение складывалось почти безвыходное. Ожидая в кухне, когда Луиза уставит поднос тарелками с овощными блюдами, я вспомнила, как Тоби Кент сказал мне вчера, что если только мне понадобится помощь, я должна прийти к нему. У меня не было никаких сомнений в его искренности, и тем более тягостно для меня было то, что всего несколько часов назад я еще могла к нему обратиться, а теперь он вне досягаемости для меня на много недель.

Когда я вновь вышла в зал, Арман принимал заказ у мужчины, одиноко сидевшего за столиком на двоих. Это был тот самый круглолицый господин, который явился ко мне домой и сделал мне странное предложение. При виде его сердце у меня подскочило от радости. Я поняла, что есть хотя бы одно место, куда я могу убежать от инспектора Лекура. В эту минуту мое нежелание возвращаться в Англию показалось мне детским капризом по сравнению с тем ужасом, который ждал меня во французской тюрьме.

Когда Арман отошел, мистер Бонифейс взглянул на меня без особого интереса, потом обвел взглядом зал и закурил трубку. Я же торопливо накрыла столик, которым занималась, и бросилась в кухню, чтобы успеть перехватить Армана. Он повесил на стенку заказ для Луизы и наливал пиво, заказанное, по-видимому, мистером Бонифейсом. Я подбежала к нему и шепотом спросила:

– Это для того англичанина, который следил за мной на днях?

Арман кивнул, не глядя на меня, и сказал:

– Он просит английское пиво, а у нас его нет. Дурак какой-то, еще рассердился.

– Арман, пожалуйста, давай я отнесу ему пиво. Мне нужно с ним поговорить.

Арман встревожился и поднял на меня глаза:

– Ханна, случилось что-нибудь?

– Да, но только, пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем.

– Как хочешь.

Он подал мне высокую пивную кружку с крышкой на маленьком подносе, подергал себя за длинный ус с мрачным видом и сказал:

– Удачи тебе, малышка.

Я его поблагодарила и пошла в зал. Когда я поставила на стол поднос, то тихонько проговорила:

– Сэр... Я изменила свое решение. Если место еще не занято, я с удовольствием приму ваше предложение, но только в том случае, если мы уедем из Парижа сегодня же.

На последних словах голос у меня предательски задрожал.

Он удивленно поднял голову.

– Что? О чем вы?

– О том, зачем вы приходили ко мне, – прошептала я, стараясь вести себя так, чтобы папаша Шабрье ничего не заподозрил. – О семействе в Хертфордшире, сэр. О мистере Райдере. Так, кажется, вы его назвали? Вы уже нашли кого-нибудь?

– А? Нет. Пока нет, – сказал он, все еще не проявляя особого интереса. – А почему так срочно?

У меня сердце упало.

– Полиция думает, будто я ограбила того джентльмена, которого вы видели у меня в комнате. Мне сказали, что они собираются арестовать меня завтра утром.

У меня не было выбора. Приходилось говорить правду, потому что даже если бы я придумала какую-нибудь подходящую ложь, мне все равно не удалось бы произнести ее достаточно убедительно. Правда, пока я говорила, я все более отчетливо понимала, что сама себя гублю и мистер Бонифейс ни за что не согласится взять меня, и в конце концов у меня не осталось ни малейшей надежды.

– Значит, так они думают? – спросил он с задумчивым видом и отпил пива. Я оглянулась. Папаша Шабрье был занят с французами. На меня никто не обращал внимания. Арман занимался столиком, о котором я совершенно забыла, и я мысленно поблагодарила его. Мистер Бонифейс поставил кружку на стол, вытер салфеткой рот и уставился в стол. – Есть один поезд с Северного вокзала в пять с минутами. Он прибывает на место прямо к пароходу, – проговорил он неторопливо и неожиданно поднял голову. – Вы должны быть на вокзале без четверти пять. Я встречу вас там с билетами для нас обоих. – Голос у него стал твердым, и в маленьких карих глазках появилось очень неприятное выражение. – Не вздумай надуть меня, девочка. У меня будет много хлопот из-за столь поспешного отъезда, и мне совсем не понравится, если ты опять переменишь решение.