– Если Сен-Вир заметил, что Леони здесь нет, то, думается, и у него мурашки по коже бегают, – сказал Меривейл. – Хотел бы я знать намерения Эйвона. Посмотрите на Фанни! Черт побери, Эйвон единственный из нас, кто спокоен.

Ла Дуайе кончил чтение. Последовали восхваления и остроумное обсуждение. Эйвон не скупился на комплименты поэту, а затем удалился в гостиную, где еще играли в буриме. В дверях он столкнулся с Рупертом и, как заметил Меривейл, что-то сказал ему. Руперт кивнул и небрежной походкой направился к ним. Опершись на спинку дивана, он весело усмехнулся.

– Этого дьявола не разгадать, верно? – сказал он. – Мне велено охранять другую дверь. Просто задыхаюсь от волнения, разрази меня, если не так! Тони, бьюсь об заклад на сто фунтов, что Джастин выиграет эту последнюю партию!

Меривейл покачал головой.

– Я не заключаю пари, Руперт, когда уверен в своем проигрыше. Пока его не было, меня одолевали сомнения, но, клянусь, они развеялись, едва я его увидел! Для победы хватит одной его силы воли. Даже я испытываю страх. Так что говорить о Сен-Вире? Одно сознание своей вины должно внушать ему страх в тысячу раз больший. Руперт, тебе хоть что-то известно о том, что он намеревается сделать?

– Черта лысого! – весело ответил Руперт. Он понизил голос. – Но кое-что я тебе скажу. Больше ноги моей не будет ни на одном суаре! Ты слышал, как этот плюгавчик завывал свои стишки? – Он укоризненно покачал головой. – Знаешь, такое следовало бы запретить. Эдакая пигалица – и туда же!

– Но, согласись, поэт он все же недурной, – сказал Хью с улыбкой.

– К черту поэтов! – заявил Руперт. – Он расхаживает с розой в руке. С розой, Тони! – Он негодующе фыркнул и вдруг, к вящему своему ужасу, увидел, что дородный господин намеревается прочесть «Размышления о Любви». – Господи, спаси нас и помилуй! Что это еще за груша на ножках? – непочтительно осведомился он.

– Т-с-с, сын мой! – шепнул стоявший поблизости Лавулер. – Это самый великий мосье де Фукмаль.

Мосье де Фукмаль начал раскатывать внушительные периоды, а Руперт – пробираться к малой гостиной с выражением комичного отчаяния на лице. Шевалье д'Анво шутливо преградил ему дорогу.

– Как так, Руперт? – Плечи шевалье затряслись. – Улепетываешь, mon vieux?[172]

– Пропусти! – прошипел он. – Разрази меня, если я стану терпеть это! Предыдущий нюхал и нюхал розу, а у этой старой песочницы выражение глаз самое подлое, и оно мне не нравится! – Он насмешливо подмигнул Фанни, которая сидела с двумя-тремя дамами в центре залы и восхищенно взирала на мосье де Фукмаля.

В гостиной Руперт увидел у камина оживленную компанию. Конде читал собственные стансы под общий смех и шуточные аплодисменты. Одна из дам кивнула Руперту.

– Милорд, присоединяйтесь к нам! Ах, мой черед читать! – Она взяла лист и прочла свои строки. – Ну вот! Боюсь, они могли бы понравиться больше, если бы мы только что не выслушали творение его высочества. Как, вы покидаете нас, герцог?

Эйвон поцеловал ей руку.

– Мое вдохновение меня не осенило, мадам. Мне, кажется, следует пойти побеседовать с мадам Дюдеффан.

Руперт нашел свободное место возле кокетливой брюнетки.

– Послушай моего совета, Джастин, и держись подальше оттуда. Какой-то старый толстяк читает там свои разглагольствования о Любви или другой такой же вздор.

– Де Фукмаль, ставлю двадцать луидоров! – воскликнул Конде, подошел к двери и заглянул в щелку. – И вы осмелитесь, герцог?

Наконец мосье де Фукмаль завершил чтение, мадам Дюдеффан первая рассыпалась в похвалах, а де Маршеран первым выразил свое мнение об утверждениях де фукмаля. Затем наступило затишье, и лакеи начали обносить гостей напитками и закусками. Ученые рассуждения сменились светской болтовней. Дамы, прихлебывая негус или миндальный напиток, беседовали о туалетах и новомодной прическе. Руперт возле двери, которую охранял, достал стаканчик с костями и втихомолку предложил двум приятелям разделить с ним это развлечение. Его светлость неторопливо направился туда, где стоял Меривейл.

– Еще распоряжения? – осведомился милорд. – Я вижу, Фанни занимает мадам де Сен-Вир дружеским разговором.

Его светлость томно обмахнулся веером.

– Да, еще одно, – вздохнул он. – Не дайте нашему столь любезному другу подойти к его жене, мой милый. – Он отошел к мадам де Воваллон, а затем исчез в толпе.

Леди Фанни восхваляла туалет мадам де Сен-Вир.

– Право же, этот голубой оттенок бесподобен! – воскликнула она. – И я на днях весь город объездила в поисках такой тафты. О, снова эта дама в малиновом! Вы не знаете, кто она?

– Она… мне кажется, это мадемуазель де Клуэ, – ответила графиня. К ним подошел виконт де Вальме. – Анри, ты не видел своего отца?

– Видел, мадам. Он вон там с де Шатле и еще кем-то. – Он поклонился Фанни. – Если не ошибаюсь, это милорд Меривейл. Мадам, не могу ли я принести вам бокал миндального напитка?

– Благодарю вас, нет, – ответила миледи. – Мадам, мой муж!

Графиня протянула руку Марлингу. Тут к ним подошла мадам Дюдеффан.

– Но где ваш брат, леди Фанни? Я попросила его усладить нас его очаровательными эпиграммами, а он ответил, что приготовил для нас иное развлечение! – И она удалилась, шурша юбками, на поиски Эйвона.

– Эйвон будет читать свои стихи? – спросил кто-то поблизости. – Он так остроумен! Помните эпиграмму, которую он прочел на рауте мадам де Маршеран в прошлом году?

Ему ответили:

– Нет, на этот раз не стихи, д'Орле. Я слышал, как д'Эгильон говорил, что это будет как будто новелла.

– Tiens! Что он сочинит затем, хотел бы я знать?

К ним подошел молодой де Шантурель под руку с мадемуазель де Бокур.

– Что это я слышал про Эйвона? Он намерен рассказать нам сказку?

– Быть может, аллегорию? – предположил д'Анво. – Впрочем, они вышли из моды.

Мадам де ла Рок отдала ему свой пустой бокал.

– Так странно! Новелла? – заметила она. – Не будь это Эйвон, я предпочла бы уйти. Но теперь остаюсь, полная любопытства. А вот и он!

Его светлость прошел через залу с мадам Дюдеффан. Гости начали рассаживаться, а те мужчины, для кого не хватило стульев, встали у стен или расположились небольшими группами у дверей. Уголком глаза Фанни заметила, что Сен-Вир сидит в нише у окна, а Меривейл пристроился на краешке столика возле него. Мадам де Сен-Вир сделала движение, словно собираясь присоединиться к мужу, но Фанни нежно удержала ее за руку.

– Моя дорогая, сядьте подле меня. Но где? К ней подошел Эйвон.

– Ты осталась без места, Фанни? Мадам, ваш покорнейший слуга. – Он поднял лорнет и сделал знак лакею. – Два кресла для дам.

– Но к чему? – торопливо сказала графиня. – Мой муж уступит мне…

– Ах нет, мадам, не покидайте меня! – весело перебила Фанни. – А вот и кресла! Право, у нас самое лучшее место, чтобы слушать.

И она усадила графиню в кресло на изогнутых ножках, которое лакей поставил у камина таким образом, что ей была видна вся зала и она была видна почти всем. У той же стены сидел и ее муж, но из ниши он видел только ее профиль. Она обернулась и вопросительно посмотрела на него. Он ответил ей предостерегающим взглядом и стиснул зубы. Меривейл, чуть покачивая ногой, улыбнулся Давенанту, прислонившемуся к дверному косяку.

Мадам Дюдеффан села возле столика и, откинув голову, улыбнулась Эйвону.

– Итак, мой друг, мы ждем вашей сказки. Надеюсь, она заставит нас слушать с увлечением.

– Об этом, мадам, я предоставлю судить вам, – ответил Эйвон, встал перед камином, открыл табакерку и изящно взял понюшку. Озаряемый огнем и свечами, его костюм сверкал, лицо у него оставалось непроницаемым, и только в странных глазах пряталась ироническая усмешка.

– Тут что-то не так, хоть поклянусь! – шепнул д'Анво своему соседу. – Не нравится мне выражение лица нашего общего друга!

Его светлость защелкнул табакерку и стряхнул крошку табака с широкой манжеты.

– Моя повесть, мадам, начинается, как все хорошие повести, – сказал он, и хотя его голос оставался мягким, он был слышен и в дальнем конце залы. – Жили-были два брата. Имена я забыл, но они терпеть друг друга не могли, и я буду называть их Каин и… э… Авель. Не имею ни малейшего представления, как первый Авель относился к первому Каину, и умоляю меня не посвящать в это. Мне приятно полагать, что он его не выносил. Если вы спросите меня, откуда взялась эта ненависть между братьями, я могу лишь предположить, что вспыхнула она у них в голове. Их волосы были такими огненными, что, боюсь, огонь проник в мозг. – Его светлость развернул веер и безмятежно взглянул на лицо Армана де Сен-Вира, который вдруг словно что-то понял. – Вот-вот. Ненависть росла, ожесточалась, и под конец, мне кажется, каждый брат был готов решиться на что угодно, лишь бы досадить другому. У Каина она перешла в неотвязную страсть, в безумие, которое обратилось против него же самым губительным образом, как я вам расскажу. Моя повесть, вам будет приятно услышать, не лишена морали.

– Что, во имя всего святого, это означает? – прошептал Лавулер приятелю. – Сказка? Или за ней что-то кроется?

– Не знаю. И как он умудряется держать всех в таком обаянии?

Его светлость продолжал, говоря очень медленно и бесстрастно:

– Каин, старший, в положенный срок унаследовал титул своего отца, который был графом и завершил свой путь по жизни. Если вы вообразите, что вражда между ним и Авелем теперь пошла на убыль, позвольте мне разуверить вас в столь естественном заключении. Возвышение Каина лишь подлило масла в огонь ненависти: нашего друга Авеля теперь жгло желание стать преемником своего брата, Каина же жгло желание во что бы то ни стало воспрепятствовать ему. Положение, как вы замечаете, чреватое многими возможностями. – Он умолк и обвел взглядом своих слушателей, взиравших на него с недоумением и живейшим любопытством. – Одолеваемый мыслями о достижении этой, главной, цели своей жизни, Каин вступил в брак и, без сомнения, почитал себя победителем. Но Фортуна, капризная бабенка, как видно, невзлюбила его: годы шли, а сын, который наполнил бы сердце Каина радостью, все не появлялся и не появлялся на свет. Вы представляете горесть Каина? Авель, однако, торжествовал все больше и больше и, боюсь, без колебаний… э… высмеивал неудачу своего брата. – Его светлость посмотрел на мадам де Сен-Вир, которая застыла в неподвижности рядом с Фанни, и принялся мерно обмахиваться веером. – Кажется, супруга Каина один раз подарила ему мертворожденного ребенка. И Каину словно бы приходилось оставить всякую надежду, но вдруг, вопреки ожиданиям Авеля, госпожа графиня вновь обрадовала супруга. На этот раз Каин решил, что его желание должно непременно сбыться. Возможно, он научился не доверять своей удачливости. И когда время графини приблизилось, он увез ее в свое поместье, где она разрешилась от бремени… дочерью. – Вновь герцог умолк и поглядел через залу на Сен-Вира. Он заметил, как граф покосился на дверь и гневно покраснел, увидев прислонившегося к ней Руперта. Его светлость улыбнулся и покачал лорнет на ленте. – Да, дочерью. Теперь оцените хитрость Каина. В его поместье жил, а может быть, прислуживал ему крестьянин, чья жена только что подарила ему второго сына. Фортуна или Случай, таким образом, расставили ловушку Каину, и он в нее попался, Подкупил этого мужика, чтобы он обменял своего крепыша сына на его дочь.