– Хорошо, мистер Уориндер. Сюда, сэр, пожалуйста. Эверард постоял, глядя им вслед, и подумал о том, правильно ли он поступает. Свою репутацию, будущее своей жены и детей он вручает в руки молодого человека, которого едва знал. Признавшись самому себе и Дэниелу в том, что Кейт была его дочерью, он таким образом заплатил свои долги. Как бы то ни было, но он остался доволен принятым решением, так, в конце концов, велела ему совесть.

Кристина придумала какую-то причину, почему ей нужно было уйти из гостиной, и вышла в прихожую, чтобы повидаться с Дэниелом. Она услышала, как открылась дверь кабинета отца, набросила на плечи шаль и выбежала из дома. Кристина увидела Дэниела, направляющегося к главной дороге. Только на углу площади ей удалось догнать молодого человека.

– Мне необходимо поговорить с тобой, – запыхавшись, сказала девушка. – Зачем ты приходил? О чем же вы говорили с отцом?

– Кристина, тебе, наверное, не следовало вот так выбегать!

– Может, и так. Люди могут подумать, что я дочь прислуги, выбежавшая на свидание со своим возлюбленным. Вот здорово! Может, так оно и есть?! – и девушка радостно рассмеялась. – Дэниел, ты должен мне все рассказать. Что же произошло?

Они стояли под кроной большого дерева. В тусклом свете уличного фонаря он едва мог видеть ее лицо. Они не встречались несколько недель, а Дэниелу казалось, что прошла целая вечность. Его руки непроизвольно обняли ее за талию.

– Я все еще не могу поверить, – прошептал он. – Твой отец пообещал выступить в качестве защитника Кейт.

– Он согласился? Но это же замечательно! Как тебе удалось его уговорить?

– Я не уговаривал, – медленно сказал Дэниел. – Думаю, он решил это еще до моего прихода, но, Кристина, я не смогу заплатить адвокату. Все, что у нас с Кейт накоплено, будет недостаточно для оплаты одного часа работы. Поэтому ты понимаешь, почему он согласился. И вот именно поэтому очень важно не подать ни малейшего вида, ни единого намека на то, кем твой отец доводится Кейт… Ты ведь понимаешь меня, да? Прошу тебя, никому не говори ни единого слова: ни матери, ни сестре – никому!

– Конечно… Как ты мог сомневаться во мне? – спросила девушка. – Ты, наверное, считаешь, что я могу сказать или что-то сделать, что принесет огорчения моему отцу? Дэниел, я не могу задерживаться… Мне необходимо тебе что-то сказать. Из-за этого мы с тобой так давно не виделись. Мы получили письмо.

– Не понимаю. Какое письмо, Кристина?

– Это анонимное письмо, адресованное моему отцу. Оно написано на обыкновенном листке ужасными печатными буквами, в нем говорится," что в день выборов мы с тобой провели вдвоем у тебя дома несколько часов…

– О-о, нет!.. Я никому не рассказывал о нашей встрече, – быстро проговорил Дэниел. Он действительно никому не говорил о свидании, но Илспет каким-то образом стало об этом известно, так как несколько раз она бросала язвительные шуточки по этому поводу. Дэниел испытал леденящее чувство ненависти к Илспет. Зачем она так поступила?

– Твой отец, наверное, был очень рассержен… Представляю себе его реакцию!

– И да, и нет. Он с отвращением отнесся к самому письму и его автору, но запретил мне ходить в клинику, что абсолютно нелепо. Он сам написал доктору Декстеру, а мне запретил видеться с тобой… Я ничего не могла придумать, Дэн, я должна была согласиться. Это не надолго, клянусь, что не надолго. Я что-нибудь придумаю. Я заставлю отца понять, что мы не можем не видеть друг друга, особенно сейчас.

– Да, конечно… А как дела у Гарет? Вы все еще считаетесь помолвленными?

– Папа ничего не сказал о письме, он сжег его сразу же. – Кристина вздрогнула. – Все так глупо… Почему-то ни папа, ни Гарет не хотят мне верить, они думают, что я, как какая-нибудь глупенькая девочка, живу своими нелепыми фантазиями!.. Но это совсем не так. Скажи мне, Дэниел, пожалуйста, скажи, что это не так!

Тот факт, что мистер Уориндер во время их последнего разговора не упомянул о письме, доказывало, насколько он был уверен в своей власти над дочерью. Дэниел готов был перестать замечать Илспет, потому что был уверен, что это она послала письмо, чтобы настроить Эверарда Уориндера против его дочери и ее возлюбленного. И, к сожалению, это ей удалось.

– Конечно, Кристина, – пробормотал Дэниел, он крепко поцеловал ее, хотя до этого предполагал, что будет вести себя с девушкой рассудительно и не выставлять напоказ своих настоящих чувств. Но сейчас, когда Кристина была рядом, он не смог сдержать своих эмоций. Ему хотелось обладать ею, Боже праведный, как он хотел обнимать и долго-долго целовать ее… Пытка последних недель обострила это желание. На минуту им овладела безумная идея отворить калитку в сад, потянуть девушку за собой в зеленую беседку и целовать, целовать – идея, которая тут же исчезла, как только возникла.

– О, Дэн… Я должна идти, – почти шепотом пробормотала Кристина. – Родители, должно быть, уже ищут меня. Но я хочу, чтобы ты всегда знал, что мы вместе… и я, и ты. Мы найдем способ спасти Кейт.

– Я тоже надеюсь на это. Будь осторожна, – сказал Дэниел, но девушка уже убежала, и он молча проводил ее глазами, глядя, как стройная фигурка скрылась из виду.

Глава 4

В Ньюгейтской тюрьме Кейт поместили в камеру, которая была рассчитана на двоих, а сейчас в ней находилось семеро заключенных женщин, ожидавших решения суда. Для девушки, которая всегда очень ценила и лелеяла свою независимость и самостоятельность в жизни, теперешнее положение казалось просто унизительным и нестерпимым.

Ньюгейт показался Кейт настоящим адом, через круги которого, похоже, ей придется пройти. За все нужно было платить: плата за вход в тюрьму, плата за постель с очень сомнительным бельем, плата за некоторые лакомства, приносимые заключенным сверх положенной тюремной нормы. То немногое, что ей удалось сэкономить, начало быстро таять. В Ньюгейте не было существенной разницы между теми, кто был уже давно осужден, и теми, кто еще только ожидал суда. Служащий тюрьмы грубо обращался со всеми, он бесцеремонно толкал Кейт впереди себя, ведя ее из кабинета начальника, где она заполняла какие-то многочисленные бумаги. В самый первый день ее заключения Кейт однажды провели через мужское отделение тюрьмы. Ужасающий вид ста пятидесяти заключенных – от мальчиков лет двенадцати до беззубых стариков, сидящих, лежащих и кашляющих, которые жадными взглядами смотрели на девушку, – заставил ее внутренне съежиться.

Наконец ее привели в женское отделение, и дверь захлопнулась за ее спиной. Тогда на нее любопытно уставились шесть пар изучающих и все подмечающих глаз. Женщины внимательно рассматривали ее простенькое, аккуратное платьице, темную накидку.

Кейт предстояло поближе познакомиться с каждой из них: четырнадцатилетней девочкой, обвиняемой в удушении ребенка, которого она родила от сына своего хозяина; женщиной, которая под видом сумасшедшей украла с прилавка на ярмарке шелковый дорогой шарф; проституткой, которую арестовали за то, что она искусала жестоко обращавшегося с ней клиента; высокой молчаливой женщиной, которая не обратила внимания на платье Кейт и вообще держалась в стороне от остальных, засыпающих Кейт вопросами. Другие две женщины обвинялись в убийстве своих мужей.

Кейт едва сдерживала приступ тошноты от запаха дешевого хозяйственного мыла и заплесневевшего хлеба. В самую первую ночь пребывания в тюрьме, несмотря на постоянные вздохи, ворчания и сдавленные всхлипы, Кейт легла на жесткую кровать, закрыла глаза и попыталась уснуть. Ей удалось перемолвиться несколькими словами с Дэниелом, но он пока ничем не мог ей помочь.

Однажды ночью, когда вся тюрьма погрузилась в сон, к кровати Кейт подошла и опустилась на колени высокая молчаливая женщина, которая всегда держалась особняком.

– Говорят, ты убила своего любовника, прирезала его, как поросенка, оставив истекать кровью? – тяжело дыша, прошептала она.

Кейт неоднократно приходилось отвечать одно и то же.

– Действительно, меня обвиняют в убийстве человека, но я его не совершала.

– Жаль, но, по крайней мере, это сделал кто-то другой, и теперь одним негодяем стало меньше на этом свете. Я тоже совершила убийство. Я убила его молотком…

Кейт в немом ужасе смотрела на женщину, пока та в каком-то забытьи, будто что-то заставляло ее исповедаться, продолжала:

– Знаешь, девочка, я положила всему этому кошмару конец. И больше не будет синяков, избиений, лжи, шумных пьяных погромов у меня в доме. У меня был ребенок. Девочка, просто красавица, прямо загляденье, не то, что я или ее отец. Он, бывало, кричал мне: «Да она не от меня!» Я даже таскала у него из карманов деньги, все было ради дочки, никогда не думала… – Женщина вдруг замолчала, уставясь в темноту, а потом продолжила. – Ей только исполнилось четырнадцать, когда ее… мертвую нашли в реке. Она была на третьем месяце беременности. От него… Он клялся, что он не при чем, но мне лучше знать. Внутри меня словно что-то оборвалось, понимаешь? В тот вечер я взяла молоток… Я била его до тех пор, пока он не захрипел… Веришь, ничего во мне не шелохнулось, я лишь думала о том, что больше не было моей родной девочки… Он не сможет больше ничего такого сделать… Я не позволю…

Женщина говорила таким спокойным тоном, так четко и просто констатировала факты, глаза ее горели в полутьме, от нее исходил безумный отсвет. Несмотря на свое не лучшее внутреннее состояние, Кейт глазами актрисы наблюдала за поведением женщины. Весь ее облик, ее тихий голос были завораживающими, и Кейт подумала о том, что, когда ей придется играть роль леди Макбет, она точно будет знать, как ей играть убийство мужа.

Во время очередной прогулки в тюрьме стражник выкрикнул:

– Хантер! К вам пришли!

Удивленная и немного напуганная, Кейт последовала в комнату для свиданий. Ее ожидал мужчина, внешне казавшийся джентльменом, довольно молодой и в форменном костюме. Он направился навстречу девушке с распростертыми объятиями.