На этот раз я не смог не засмеяться.

– Но сначала ты выиграешь войну.


Выходя от отца, я столкнулся с Суром, тот обнял меня, как он один умел это делать.

– Мой безумный командир!

– Мой упрямый нубиец!

– Пойдем-ка выпьем, и ты расскажешь о своих приключениях. – Раскаты его смеха прозвучали, как львиный рык. – Говорят, ты вырвал из рук безусого мальчишки саму царицу Египта!

Я пожал плечами:

– Ну да.

Увидев на черном лице нубийца вытаращенные глаза, я рассмеялся. Сур понял, что это не бравада.

– И ты не боишься, что фараон сдерет с тебя кожу и разбросает куски твоего тела по пустыне?

Я снова пожал плечами:

– Ты меня выдашь?

Улыбка исчезла с его посеревшего лица.

– Не шути так. Здесь полно шпионов. Жрецы боятся, что твой отец получит слишком много власти, если выиграет войну.

Я произнес шутливым тоном:

– А что собираешься делать ты? Будешь сражаться с хеттами?

Сур посерьезнел и взял меня за руку.

– Я всю жизнь на войне, и в первый раз мне страшно! Я не боюсь биться с врагом и достойно умереть в бою, тогда Амон взвесит мое сердце с особым снисхождением к моим поступкам… Но сражаться против него…

– С чего ты взял, что тебе придется сражаться против Амона, Ра, Гора, Атона, Хатхор или Маат? Какая чушь! К чему волноваться о будущем? Ты солдат, а судьба изменчива. Быть может, ты умрешь от укуса змеи, или в своей постели, или от ножа ревнивой женщины.

Сур покачал головой. Он дрожал.

– Нет. Так сказал твой отец. Надо сражаться, не теряя бдительности, и, если мы победим, возможно, нам придется бежать, потому что всех командиров могут объявить предателями, даже твоего отца. Это очень щекотливая ситуация, и здесь я ничего не могу поделать, это выше моих сил.

Я вздохнул.

– Друг мой! Эти вопросы меня ничуть не беспокоят. Я уже давно утратил веру и могу сражаться хоть против самого Анубиса. – Я вспомнил сон. – Не забывай, я вырос среди богов.

– Что ты такое говоришь? – Сур стал трясти меня за плечи. – Ты сошел с ума!

Я вспомнил доброго Эхнатона.

– Отнюдь. Я в своем уме, хотя безумцев понимаю лучше здравомыслящих.

Высвободившись из его ручищ, я улыбнулся, чтобы его успокоить.

– Сейчас я слишком рассудителен. Так что пойдем напьемся.

24

Время летело быстро, как летит оно для того, кто долго жил рядом с любимой, не общаясь с ней, а потом оказался в полнейшем одиночестве и наконец встретил старых товарищей по оружию. Однако я не терял бдительности, так как излишняя откровенность, к которой побуждают винные или пивные пары, ни к чему хорошему не приводит. Я мог ненароком выболтать какие-нибудь сведения, которые впоследствии помогли бы жрецам напасть на след.

Несмотря на неизбежность войны, я был счастлив. Совесть у меня была чиста, и я не сомневался в том, что моя смерть не причинит вреда Нефертити. Я оставил царицу в надежном месте, в стороне от мест возможных столкновений, и прилагал все усилия, чтобы ей и народу, который ее приютил, по-прежнему ничего не угрожало. Я старался не для ее отца, не для страны и уж тем более не для фараона.

Я упражнялся в боевых искусствах до изнеможения, в здоровой обстановке товарищества и искренней дружбы. Окружавшие меня храбрецы знали, что многие из них погибнут. Днем мы были образцовыми солдатами, а ночью напивались, тратя наше жалованье на пиво, лучшее вино и дорогие подарки девушкам, щедрым на любовь и ласку. Нам незачем было его беречь. Если мы погибнем, наше имущество достанется врагу, а если одержим победу, то вернемся домой как герои, и солдатское жалованье покажется смешным по сравнению с открывающимися перед нами возможностями. Я не имел отношения к этому будущему, так что это меня не волновало. Я жил сегодняшним днем, ни о чем не заботясь, и чувствовал себя счастливым. Я не клялся девушкам, что буду любить их вечно, как делали другие командиры, нередко забывавшие о своих обещаниях, когда наступало мирное время, но их призывали к ответу, и приходилось выбирать между женитьбой и отступным. Однако перед лицом грозящей опасности женщины сами предлагали свою любовь в качестве жертвы Хатхор и другим богиням или во имя победы – они ведь поднимали боевой дух своих возлюбленных. Мне было чуждо такое лицемерие. Я встречался лишь с теми, кто, подобно мне, ни на что не рассчитывал, и был щедрее своих товарищей в нежной и пылкой любви, напоминавшей мне о волшебной ночи с Нефертити. И поэтому многие хотели разделить со мной циновку.

Я обрел в Суре брата, которого у меня никогда не было. Под его началом находилось множество людей, и хотя у меня не было никакой официальной должности, так как я считался дезертиром, Сур на глазах у всех вел себя как мой подчиненный. Оставшись наедине, мы не соблюдали субординации, и он напоминал мне веселого мальчишку, каким, возможно, никогда не был.

На людях он оставался таким же суровым, как и в первые дни нашего знакомства, однажды я даже видел, как он с удовольствием лупцует одного заносчивого солдата, но, повернувшись ко мне, он, не меняя свирепого выражения, мне подмигнул. Мне показалось, что он хотел напомнить о тех днях, когда я впервые оказался в армии.

Как-то раз, ночью, мы с ним выпивали вдалеке от казарм. Я не часто развлекался подобным образом, но если Суру это доставляло удовольствие, то и мне не могло повредить.

– Скажи мне, Сур, что ты будешь делать, если мы победим хеттов?

Он расхохотался, словно никогда не рассматривал такую возможность, но когда он заговорил, у него под кожей заходили желваки. Я пожалел о своем вопросе, потому что не хотел огорчать товарища, особенно сейчас, когда мы так весело проводили время.

– Я старею. Всю жизнь я следовал за твоим отцом, но я устал, мои руки ослабли.

Я рассмеялся, потому что он жаловался, как дряхлая старуха, и я ему об этом сказал. Он улыбнулся:

– У меня еще хватит сил тебя отколотить. Но я от всего этого уже не получаю удовольствия, как раньше, и спрашиваю себя, хочется ли мне так провести остаток жизни. В один прекрасный день придет новобранец, который будет круче меня, и я утрачу доверие солдат.

Он горько усмехнулся. Я столько раз слышал эти слова от моего отца… Сур снова усмехнулся.

– Если мы выиграем войну, я в первый раз воспользуюсь милостью фараона и уйду в отставку. Быть может, займу какую-нибудь подходящую должность, вроде начальника охраны в тихом городке, чтобы не чувствовать себя никому ненужным. Стану примерным гражданином и, прежде всего, начну почитать богов. Если я буду в числе победителей, мне простят все мои грехи, и я начну вести себя как какой-нибудь святоша. – Он расхохотался так громко, что это напомнило рев гиппопотама. Смех был ужасно заразительным. – Найду себе молодую пылкую женщину, чтобы она отнимала у меня все силы и мне было не до драк. Быть может, мы заведем парочку детей и я научу их своему опасному ремеслу. Маленький, но чистый дом с просторным садом и прудом, где мой сынишка играл бы с золотыми рыбками, сверкающими на солнце; смоковницы, финиковые пальмы и фруктовые деревья, дающие тень и плоды. – Он посмотрел на меня увлажнившимися глазами. – А чем займешься ты?

Я погрустнел, и Сур понял, что мне не хочется об этом говорить. Я благодарно посмотрел на него. Он обнял меня за плечи своими огромными ручищами, так что у меня затрещали кости, и кивнул. Растрогавшись, я опустил голову.

– Мне некуда идти. Как бы меня ни защищала армия, Тут найдет способ покончить со мной. По правде говоря, я не могу понять, почему он до сих пор этого не сделал.

Сур рассмеялся.

– Сначала ты выиграешь эту войну. Ты еще ему пригодишься.

– Да. Сначала он должен узнать, где находится царица, а уж потом убить меня.

Сур изумленно посмотрел на меня:

– Так значит…

Я кивнул. Немного помолчав, он поднял брови и сурово спросил:

– Как ты мог оставить самую красивую в мире женщину, чтобы пьянствовать с каким-то несчастным нубийцем?

Я отвернулся, не в силах посмотреть ему в лицо. Он все мгновенно понял.

– Не рассказывай. Это меня не касается.

– Она… она очнулась после долгих месяцев безумия, в которое погрузилась после того, как ее изнасиловал Тут. Я прятал ее от него.

Потрясенный Сур широко открыл глаза. Я, улыбнувшись, продолжил – его простодушие располагало к откровенности.

– Да. Он послал за мной в погоню десять человек. Я поджидал их в скалах посреди пустыни и уничтожил всех.

Мой друг одобрительно хлопнул меня по спине.

– Но меня ранили. К тому же из‑за состояния царицы мы не могли быстро передвигаться. Я совершенно выбился из сил и не мог охотиться. Мы едва не погибли в пустыне. Пришлось убить лошадей, и я, потеряв надежду, уже готов был убить царицу.

– Но ты выжил.

– Только благодаря евреям, которые нас спасли.

– Евреям?

Я кивнул, забавляясь его недоумением.

– Я слышал, что часть их жила в небольших изолированных поселениях, потому что они не хотели с нами смешиваться, но это было давно, еще при Аменхотепе-отце. Эхнатон их уважал, но при теперешнем фараоне у них начали отнимать имущество и использовать в качестве дешевой рабочей силы на самых тяжелых работах.

– Их стали угнетать Темные. Эхнатон не допустил бы этого.

– Я думал, все поселения евреев уже обнаружены.

– Это трудно отыскать, а после того, как я у них побывал, стало еще труднее.

– Если их обнаружат на этих холмах, то обвинят в шпионаже.

– Да, но меня волнует не это. У них Нефертити.

– Что? – взревел нубиец.

– Я оставил ее там. Она очнулась и… – голос у меня сорвался, – приняла меня за своего мужа. Я люблю ее, и когда она меня поцеловала… – Я умолк.

Сур, оживившись, пожал плечами:

– Великолепно! Ты сделал то, что она просила. Я никогда не отказывал хорошеньким женщинам…

– Сур! Я воспользовался ее плачевным состоянием! Она приняла меня за своего мужа! За бога!