Джех от души расхохотался. Я обожал, когда он был в хорошем расположении духа.

– Ты не представляешь, сколько среди них балбесов! Сведения, которые они мне сообщают, впоследствии оказываются ворохом лжи, которая мне дорого стоит. Ради одной-единственной правдивой новости мне приходится нести такие расходы, что, узнай о них, любой приличный человек пришел бы в ужас.

Он громко рассмеялся, хотя едва заметное движение его бровей заставляло предположить, что это не только шутка.

– Что происходит за пределами страны, Джех? Все всполошились, а я не знаю, что правда, а что выдумки.

– Чем ты заплатишь за мои сведения?

– Я буду твоим должником.

– Договорились. – Он снова рассмеялся. – Что ты хочешь знать?

– Верны ли эти слухи?

– Верны.

– Вот значит как.

Наконец Джех посерьезнел.

– Я буду скучать по друзьям, которых оставляю здесь, но я покривил бы душой, сказав, что буду скучать по стране.

– Я тебя понимаю.

– Сомневаюсь. Ты не знаешь, что значит быть на моем месте. Моя страна готовится к войне и ищет, на кого бы опереться, как только обстановка прояснится, а я здесь шучу с тобой, хотя война неизбежна и каждый неверно истолкованный мой шаг может стоить мне головы.

Я обнял его. Я очень испугался, так как не мог не доверять его словам, которые как будто были взяты из доклада лучшего военачальника страны. Джех в ответ крепко обнял меня, предчувствуя, что его слова гораздо ближе к истине, чем ему хотелось бы.

– Не знаю, какое положение я буду занимать, когда это случится, но, если я смогу тебе помочь, я это сделаю.

– Спасибо. Насладимся последними мирными днями.

5

– Вставай, лентяй! Мы идем развлекаться.

Это был Тут, и я сразу понял, что его веселье наигранное. Я заглянул в его широко открытые глаза и в полутьме своей каморки уловил в них лишь одно – тревогу.

– Ты уверен? В последнее время я что-то не замечал, чтобы у тебя возникало такое желание.

– Неужели? Но сегодня я приготовил для тебя сюрприз. Пошли!

Я неохотно поднялся с циновки. Обещание развлечения меня не соблазнило. Я чувствовал себя разбитым, но Тут не слушал моих жалоб. Не прошло и часа, как мы были в знакомом нам доме. Тут выбрал ту же девушку, и мы повели ее в спальню. Он весело посмотрел на меня:

– Дай мне нож.

– Ни за что!

Страшно было подумать, что он может сделать в постели с девушкой, имея под рукой нож. Ясно, что ничего хорошего. Я покачал головой.

– Даже не думай об этом.

Тут расхохотался.

– Что я, по-твоему, собираюсь сделать, мой добрый Пи? – проговорил он, посмеиваясь. Как странно прозвучали слова отца в устах сына! – Не волнуйся. Мне нужен нож, чтобы поменяться с тобой ролями. Девушка твоя. Сегодня стоять на страже буду я. Развлекайся. Ты это заслужил.

На этот раз засмеялся я, но, как только понял, что он не шутит, мне стало не до смеха. Я бросил взгляд на девушку – ее улыбка тоже исчезла.

– Я не собираюсь участвовать в твоих экспериментах. Даже не проси меня об этом.

Тут с невинным видом пожал плечами.

– Не хочешь знать, кто твой отец?

Я покраснел и едва не лишился чувств, не от неожиданности, а от негодования. Девушка перестала для меня существовать. Все перед моими глазами застлал туман.

– Так ты знаешь? Может быть, знал всегда? – Я сделал несколько шагов к нему.

Тут понял, что зашел слишком далеко и я могу наброситься на него. Я с трудом сдержал себя. Посмотрев на свои стиснутые кулаки, я спрятал руки за спину.

– Нет, не знаю, – неохотно признался Тут. Он был напуган. – Но если это знают жрецы, я заставлю их сказать.

На мой взгляд, он был бездарным актером.

– И мне придется пройти испытание, чтобы ты сообщил мне об этом? А тебя нисколько не волнует, что я чувствую. Я когда-нибудь тебя о чем-нибудь просил?

– Тьма на твою голову! – взорвался он. – Сделай это немедленно, не то, клянусь, я обменяю тебя на бабуина! Не забывай, кто ты и кто я!

Его губы дрожали от ярости. Наверняка ему стало стыдно, что он испугался слуги, и он набросился на меня, забыв, что я не только его слуга, но и друг.

Я почувствовал себя таким измученным, одиноким и беспомощным, что не мог сдержать слез. Еще более унизительным было то, что это нисколько не растрогало его. Впрочем, я этого и не ожидал. Я отдал ему нож, развязал набедренную повязку и подошел к девушке, которая немного приободрилась. Она явно хорошо знала свое ремесло, хотя ей не совсем удалось подавить смущение. Сгорая со стыда, я понял по ее лицу, что она слышала нашу перепалку от начала до конца и теперь старалась быть обходительной.

– Я тебя не знаю, – шепнул я ей на ухо, – но будь любезна, помоги мне. Я чувствую себя не слишком хорошо.

Она кивнула и нежно улыбнулась. Я ощутил прикосновение ее руки. Я позволил ей ласкать меня, думая, что это ни к чему не приведет, потом закрыл глаза и забылся, чувствуя прохладу ее кожи. Расслабившись, я начал думать о единственной женщине, которая могла меня вдохновить. О моей царице. Когда я вновь открыл глаза, то увидел перед собой ее прекрасные черты, ее глаза смотрели на меня и улыбались при виде моей возрожденной мужественности. Меня целовала Нефертити и постепенно так разожгла во мне желание, что я яростно набросился на нее и овладел ею. Она хватала ртом воздух, удивленная моим возрождением, возможно, заподозрив, что хозяин и слуга затеяли какую-то игру, но я вновь взял на себя инициативу, и страстное соитие завершилось моим криком удовольствия, перекрывшим ее громкие стоны.

Придя в себя, я вспомнил, почему я здесь, и посмотрел на дверь.

Она была открыта, и в комнате никого не было.

Я попрощался с девушкой, поблагодарив ее за помощь поцелуем. Она с довольной улыбкой посмотрела на меня и предложила заходить в любое время, так как со мной ей было гораздо лучше, чем с моим хозяином. Я понимающе улыбнулся, хотя и покраснел.

Вытерев пот влажной льняной тканью, я ненадолго задержался в нише, где стояла статуэтка, которой я не видел раньше, – фигурка Амона с готовым к соитию членом. Подобные изображения нередко встречались в таких домах, но я мог поклясться, что в прошлый раз этой статуэтки здесь не было, и это показалось мне странным.


Я отправился на поиски хозяйки этого веселого дома. Когда я ее нашел, она, наморщив лоб, наблюдала за танцовщицей. Похоже, она раздумывала, брать ее к себе или нет.

– Как по-вашему? Ее можно отослать во дворец?

Я не мог не рассмеяться.

– Что касается красоты – несомненно, но она совсем не умеет танцевать.

– Что вам надо? Вы чем-то недовольны?

– Доволен, и даже очень. Просто я хотел бы кое-что узнать.

– Информация стóит дороже плоти.

– Хотите, я направлю вас к визирю Рамосе? В своем рвении он не уступает его предшественнику Имхотепу. Возможно, он даст вам ценный совет относительно танцовщицы.

Хозяйка залилась краской. Наверняка она не привыкла к такому обращению.

– У меня есть могущественные покровители во дворце, – сказала она.

– А у меня всего один. Фараон. Меня не следует недооценивать, госпожа. Я могу оказаться еще менее терпеливым, чем мой приятель.

Она сдержала гнев.

– Что вы хотели бы знать?

– Ничего, что может вам навредить. Я просто прошу подтвердить, что мой приятель навещает вас чаще меня.

Она с облегчением улыбнулась.

– Ну конечно! И вкусы у него весьма странные. Он всегда выбирает девушек одного и того же типа, но предъявляет к ним довольно необычные требования. Немногие девушки согласны терпеть побои. Не будь ваш друг так богат, я вызвала бы стражу.

– А статуэтка Амона? Это он приказал ее поставить?

– Да.

– А когда он приходит без меня… кто его сопровождает?

– Один юноша его возраста, господин. Больше я ничего не могу вам сообщить, иначе мне несдобровать. Я стараюсь не знать того, что мне не положено знать. Мне ни к чему неприятности. Это не то, что разговаривать с ревнивыми женами. Надеюсь, вы меня поняли.

Я кивнул, жестом поблагодарив ее за разговорчивость, и быстро зашагал во дворец.

И снова я не мог уснуть. Я думал, не уйти ли мне отсюда этой же ночью? Если я останусь, ничто уже не будет прежним. Чтобы узнать, кто мой отец, мне придется жить во дворце и разлагаться, как и все здесь. Казалось, чем хуже становилось здоровье доброго Эхнатона, тем быстрее исчезали те нравственные ценности, которые он с таким упорством насаждал.

Так как я ничего не мог придумать, я помолился добрым богам, чтобы они помогли мне принять решение. Вспомнив о Маат, я в конце концов пришел к мысли, что во всем должен быть определенный порядок. Если я покину дворец, меня, возможно, прикажут поймать. Если я останусь, меня, возможно, выгонят, как когда-то грозились, и я смогу беспрепятственно уйти.

Однако на следующее утро ничего не произошло. Как и в ближайшие несколько дней.

Насмешки Пая не прекращались. Однако недели через две, пока Тут играл с одним придворным в мехет, от чего он не мог уклониться (это было частью его обучения), я воспользовался свободным временем, чтобы поговорить с остальными детьми и прежде всего с моими лучшими друзьями – Инуйей, Майей, Усермонтом и доброй Мерит.

Мы шутили, строили планы на будущее, словом, прекрасно проводили время, и в это время появился Пай.

– Эй, слуга, принеси мне поесть! Я проголодался.

– Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Я служу только Туту и его отцу.

– Да, я знаю, ты служишь ему… с огромным рвением. Но не рассчитывай на его доверие. Есть вещи, непозволительные рабу. Возможно, он прикажет тебя кастрировать, как животное в зверинце.

Я разозлился, забыв, чем это может закончиться. Именно этого он и добивался.

– Не знаю, на что ты рассчитываешь, Пай, но тебе не удастся разбудить во мне зверя.

Он вцепился мне в горло.