Вера быстро встала и, пока сына не было дома, переменила компресс. Когда Андрейка вернулся, она была уже умыта, одета, а шею замотала шелковым шарфом. То, что доктор прописал. Доктор Вася.

— Мам, а можно я в школу не пойду? Буду тебе читать. Ты мне всегда читала, теперь я тебе почитаю.

— Спасибо, милый, но ты все-таки иди в школу. Я и так поправлюсь.

— А что это за шприц?

— Это? — Вера совсем забыла про шприц. — Это лекарство. Быстро собирайся в школу! Олег тебя уже ждет.

— А ты…

— Я сегодня на работу не пойду. И завтра тоже. Вот вернешься из школы, тогда мне и почитаешь.

Когда они остались одни, Антонина Ильинична устремила на Веру вопрошающий взгляд.

— Кто это сделал? Что это было? Нет, я все-таки не понимаю, как это — завтракать мороженым!

— Не только завтракать, — устало улыбнулась Вера. — И обедать, и ужинать. Вы Лёке позвонили?

— Позвонила, она скоро будет. Верочка, да расскажи же, что произошло?

— Об этом никто не должен знать, — предупредила Вера. — Ни Андрюша, ни Зина, ни Лёка… Вот разве что Шайтан. — Вера ласково провела ладонью по густой собачьей шерсти, но отогнала пса, когда он ткнулся носом ей в больное бедро. — Антонина Ильинична, обещайте мне. Если кто-нибудь узнает, это мигом разлетится, будет страшный скандал, и меня уволят. И больше никуда не возьмут. Вы, главное, Зине не рассказывайте, а то она перескажет всему салону. И не пускайте ее ко мне. Скажите, что это заразное, чтоб она Илью Ильича поберегла.

— Да говори уже, не томи душу! Никому я не скажу.

Вера уже успела обдумать и мысленно подредактировать свой рассказ. Она не любила врать и решила, насколько возможно, придерживаться правды.

— На меня напал наркоман.

— Где? На работе?!

— То-то и оно. У нас один сотрудник оказался наркоманом, а я его нечаянно застукала, пока он кокаин нюхал. Но если об этом узнают, из банка уйдут клиенты.

— Верочка, лучше ты оттуда уйди. Это не банк, это притон!

— Да я уже сама думала… Но это хороший банк, еще неизвестно, что в другом месте будет.

— Ну, в одну воронку, как говорится… А что это за лекарство ты себе колола? Могла бы меня позвать.

— Да, я вчера была очень голосиста… — горько усмехнулась Вера. — А лекарство это снотворное. В жизни так хорошо не спала! Никогда больше не буду принимать снотворных.

— Что-то я тебя не понимаю, — нахмурилась Антонина Ильинична.

— Я вчера переволновалась, у меня были причины не спать. И вдруг такая маленькая ампулка… Я не хочу, чтобы лекарства имели надо мной такую силу. Хочу сама справляться, без всякой химии. На химию я вчера насмотрелась, спасибо большое.


Вера просидела дома больше двух недель: питаясь мороженым и шампанским, она натуральным образом простудилась. Пришлось отправить Андрейку на елку с Антониной Ильиничной. На работу она вышла уже после Нового года и даже после Рождества. Альтшулер сразу пригласил ее к себе в кабинет. Вере все еще приходилось закрывать шею, и он первым делом хмуро уставился на шелковый свитер-водолазку.

— Ну что? Тоже шлепнете мне заявление на стол?

— Почему «тоже»? Кто еще шлепнул? А-а, Холендро, — не сразу догадалась Вера.

— Ну почему же только Холендро? Вот и Маловичко тоже решил поиграть в принципиальность. Не могу, дескать, не считаю возможным, мое упущение и так далее.

— Степан Григорьевич? — ахнула Вера. — Вы его уволили?

— Вот прям щас! — засмеялся Альтшулер, но тут же снова помрачнел. — Никого я пока не уволил, даже этого гада Гуревича… формально. Надо минимизировать ущерб, приходится делать вид, что все идет как было.

— Не трогайте его, Натан Давидович, — попросила Вера. — Он умирает.

— А что мне — благодарность ему объявить в приказе? — взорвался Альтшулер. — За то, что не продал коды конкурентам? Вы хоть понимаете, чем это могло обернуться? Между прочим, все ваши труды, ваше число Мерсенна — все пошло псу под хвост.

— Он умирает, — повторила Вера. — Ему нужны были деньги на операцию.

— И по-вашему, это его оправдывает?

— Нет.

— Вот и я так думаю. Но вы мне так и не ответили. Хотите уволиться?

— Да, мне хотелось бы уйти, — честно признала Вера.

— А я вас прошу остаться. Не знаю, за что вы меня так не любите…

— О чем вы говорите, Натан Давыдович? Мне не за что вас любить или не любить. Вы — трудный человек, но, мне казалось, мы с вами прекрасно ладили…

— Вот и мне так казалось, — вздохнул Альтшулер. — Хотите, возьму вас на место Холендро?

— Я не тяну на вице-президента. У меня капиталов нет, и вложить в банк мне нечего.

— Зачту ваш интеллектуальный вклад, — буркнул Альтшулер. Вечно он так разговаривал, что было непонятно, сердится или хвалит. — Никто не сделал для банка больше вас. Между прочим, Холендро со мной согласен.

— Сколько мне помнится, — осторожно возразила Вера, — по уставу это выборная должность. Что скажет совет директоров?

— Ничего. Если я вас рекомендую, а Миша поддержит, все проголосуют как надо. А хотите, — Альтшулер хитро прищурился, — эти двенадцать лимонов переведу на ваше имя? Чтоб вы не дергались, что у вас капиталов нет.

— Какие двенадцать миллионов?

— А те самые, что нам с Холендро за Гошу пришлось внести. Что вы на меня так смотрите?

Вера ничего не понимала.

— Почему двенадцать? Он растратил около шести.

— Он зареповал активы, чтоб на Форексе играть, Сорос хренов, — выругался Альтшулер — А тут вход — руль, выход — два. Пришлось выкупать за двенадцать.

— И вы помогли Холендро эти деньги внести? — уточнила Вера.

— Половину взял на себя, — подтвердил Альтшулер. — Он хоть и мультимиллионер, а двенадцать лимонов разом собрать нелегко. Все вложено, все крутится… Так что — да, я ему помог.

— Но потом вы с него взыщете.

— Не буду я с него взыскивать. — Альтшулер мрачно покачал головой. — Мы с ним все-таки вроде как друзья. Вместе банк создавали. И потом, может, я тоже принципиальный? Вы не допускаете такой мысли? Это у меня в банке ЧП случилось, значит, мне и отвечать.

— Что с ним теперь будет? — спросила Вера.

— С Холендро? — Альтшулер вскинул на нее удивленный взгляд. — Вы за него не впрягайтесь, он не пропадет. Будет числиться у нас в совете директоров, дивиденды с капиталов получать.

— А что с Гошей?

— Вас это волнует? Отец отправил его лечиться. Здесь он больше не появится, не бойтесь. Ну так как? Пойдете ко мне в замы?

— Нет. Извините, Натан Давыдович, это место не для меня. Нет у меня начальственной жилки.

— А вот уж это, извините, мне виднее. — Альтшулер помолчал, что-то обдумывая. — Ну хотите, я вашим «тюбетейкам» деньги дам?


Это последнее замечание больно задело Веру. В феврале только что миновавшего года она побывала на заседании Ассоциации представителей малого бизнеса и выслушала несколько докладов. Это был бесконечный поток жалоб на притеснения и поборы. Один из предпринимателей рассказал, как трудно таким, как он, получить кредит в банке.

— Я беру кредит, — говорил он, — закупаю товар, продаю и кредит сразу возвращаю. И мне тут же нужен новый кредит — закупить новую партию товара. Так и кручусь. Моей прибыли только на жизнь хватает да на выплату процентов. Но вы не представляете, каких трудов мне это стоит — каждый раз кредит выбивать. До инфаркта доходит.

То же самое с несущественными вариациями говорили и другие.

Вера не стала ничего обещать, но пришла с предложением к своему начальству: открыть для малого бизнеса такие краткосрочные кредиты. По ее расчетам выходило, что это очень выгодно, но тогда, в феврале 2003-го, никто ее не поддержал, в том числе и Альтшулер. Ни ему, ни другим директорам не хотелось возиться с этой мелочовкой, с этими, как он тогда выразился, «тюбетейками». Среди представителей малого бизнеса в самом деле было много выходцев из южных республик России и СНГ, но, по мнению Веры, это никому не давало права отзываться о них так пренебрежительно.

Сам Альтшулер как-то раз на корпоративной вечеринке расслабился и рассказал под настроение такую историю. Еще в советские годы он публиковался в экономических журналах, и однажды его острую проблемную статью решила перепечатать газета «Правда». Он внес сокращения, кое-что уточнил, подправил, добавил новых данных, а когда все было уже готово, его как-то стыдливо попросили взять псевдоним.

— Любой по вашему выбору, — уговаривал редактор.

— Ладно, — согласился Альтшулер, — пусть будет псевдоним. Записывайте: Рабинович.

И вот — назвал деловых людей «тюбетейками».

— Я думала, уж кому, как не вам, знать, что такое предубеждение, — попрекнула его Вера.

— Контингент ненадежный, стоящего обеспечения у них нет, — отмахнулся Альтшулер. — Наберут кредитов, и поминай как звали. На кой нам эта морока?

Сколько Вера ни уговаривала, сколько ни убеждала совет директоров, что при такой высокой оборачиваемости кредиты малому бизнесу крайне выгодны, все было без толку. Она поняла, что имеет дело с государственной политикой.

На словах поддерживая малый бизнес, государство смотрело на него косо. Ведь речь шла о людях по-настоящему независимых, тертых, битых, на жизнь глядящих трезво, без верноподданнического обожания. К тому же малый бизнес являлся дойной коровой для армии чиновников, а кого обираешь, того и презираешь. Но ее поражало, что Альтшулер, человек агрессивно независимый и чрезвычайно дальновидный, тоже занял начальственную позицию.


А теперь он решил, что называется, «кинуть ей кость».

— Хочу, — ответила она сухо. — Только не считайте, что делаете мне одолжение. Малый бизнес — выгодная инвестиция, она принесет банку прибыль. А я…