— В дамскую сумку должны влезать, — Зина начала загибать пальцы, — пара туфель, зонтик, книга — читать в дороге, — бутылка вина, ну, само собой, косметичка и кошелек. И при этом она должна выглядеть как дамская сумка, а не заплечная торба.

Вера на это ответила, что с нее довольно московских сумок. Она купила себе элегантный дамский портфель. Правда, в него не влезли бы пара туфель и бутылка вина, но зонтик и книга — читать в дороге — вполне помещались. А главное, туда можно было прятать бумаги, не сминая.

Еще недавно Вера думала, что вот она умрет и никто не узнает, какой у нее вкус. Пока она училась в институте, а потом в магистратуре, ей действительно было не до нарядов. И вдруг оказалось, что это захватывающе интересно — выбирать себе платье, смотреться в зеркало, прихорашиваться! Правда, опять нахлынули непрошеные воспоминания о Коле, но Вера их прогнала.

Вкус у нее оказался классически строгий.

— Ну почему считается, что элегантность — это обязательно что-то серенькое? — возмущалась Зина. — Тебе надо что-нибудь яркое, смотри, какая ты бледная!

И Зина показывала Вере французские модные журналы с ослепительно-яркими, жизнерадостными нарядами Унгаро и Лакруа. Вера лишь качала головой в ответ. Она действительно всем остальным цветам предпочитала серый. В крайнем случае черный и белый, как и требовал банковский дресс-код. Правда, под Зининым нажимом Вере пришлось немного разнообразить эту скудную трехцветку, но и Зине пришлось признать, что ее подруге очень идут строгие наряды: узкие, как карандаш, юбки, подчеркивающие воздушную стройность фигуры, английские блузки с отложным воротничком, прямые жакеты, длинные кардиганы на пуговицах…

Вера категорически отказывалась от ярких цветастых тканей, напоминавших ей о Лоре. Если уж с рисунком, то пусть будет классическая крапинка или полоска. Если уж не черно-белое, пусть будет цвет пепла, пемзы или древесного угля. Или сизый. Она купила темно-серый деловой костюм в тонкую белую полоску, превращавший ее глаза в озера таинственного тумана, и Зина ахнула:

— Как тебе идет!

Вера лишь пожала плечами. Это был просто деловой костюм, подходивший к ее новой должности. К разреженной атмосфере высоких финансов, в которой она теперь существовала.

Зина поэкспериментировала с ее волосами и, поскольку Вера наотрез отказалась стричься, остановила выбор на французском узле. Вере эта прическа в стиле классического балета подходила идеально. Гладко зачесанные назад или разделенные на прямой пробор волосы оставляли лицо с большими серыми глазами открытым, а на затылке — прямо как в «Письмах незнакомке» Андре Моруа — колебался тяжелый узел волос, еще больше подчеркивающий хрупкость шеи.

Красить волосы Вера тоже не хотела, но тут уж Зина приперла ее к стенке:

— Знаешь, как твой цвет называется? Ну, у нас, у мастеров? «Немытый блондин».

— Кошмар какой! — ужаснулась Вера. — Я мою волосы два раза в неделю…

— Оправдываться будешь в прокуратуре, — Зина наслаждалась произведенным эффектом. — Не бойся, я тебя обесцвечивать не буду, подберу тонировку…

— Что это значит? — настороженно спросила Вера.

— Краска такая есть, щадящая, без перекиси. Держится не так долго, зато накладывать можно чаще. Тебе же не седину закрашивать! В общем, предоставь это мне.

Зина добилась своего. Мытье ромашкой и применение каких-то красок, известных ей одной, принесло плоды. Верины волосы приобрели чудесный светло-золотистый отлив. Подруги договорились, что Вера будет приходить в парикмахерскую каждую неделю в удобное для себя время.

— Я подстроюсь, — пообещала Зина. — У нас все по записи, но ты не будешь ждать. У нас с тобой процесс налажен.

Зина успела съездить в командировку в Лондон и по возвращении устроила у себя в салоне работу на английский манер.

— У них там всю подготовительную работу скидывают на ассистентов. Девочки-стажеры моют волосы, делают массаж головы, наносят и смывают краску, бальзам, кондиционер… Мастер на эту мелочовку отвлекаться не должен. Вот и мы будем так работать. Но смешивать краску я буду сама, ты не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — улыбалась Вера.

У Зины вообще обнаружилась недюжинная деловая хватка. Пока в других салонах клеили так называемые «наращенные» ногти и покрывали их художественными переводными картинками (это называлось дизайном ногтей), она нашла в Москве нескольких старых мастериц, делавших настоящий классический маникюр и педикюр с вырезанием мозолей и вросших ногтей. И к ним тоже приставила ассистенток, чтоб перенимали секреты ремесла. «Дизайн ногтей» тоже предлагала: почему бы и нег, раз есть спрос? Поэтому в салон «Зина», как назвал его Зинин муж Илья, стояли очереди по записи, пока в близлежащих салонах мастера по наращенным ногтям и переводным картинкам художественно томились от скуки.

Правда, самой Зине название не понравилось.

— Что это еще за «Зина»? — возмущалась она. — Кому Зина, а кому, может, и Зинаида Рифатовна! Кругом каких только названий нет! И «Дианы» с «Венерами», и «Парижи» с «Мадридами», и художников французских всех перебрали. Салон «Моне». Салон «Ренуар». А тут — «Зина»!

— А мне очень нравится, — сказала на это Вера. — Просто и демократично. И рвутся все, между прочим, к тебе, а не к «Ренуарам».

Вера помогла подруге оформить налоговую скидку: ведь ее салон стал считаться учебным заведением. И еще она договорилась в банке, чтобы все сотрудники, мужчины и женщины, обслуживались у Зины. Банк вносил за них ежегодно энную сумму, остальное они доплачивали сами. Салону это было очень выгодно: всегда имелся в наличии оборотный капитал.

ГЛАВА 12

Зина помогла Вере найти домработницу, и в Верином доме появилась рослая, щекастая, никогда не унывающая девица родом из Приднестровья, из города Бендеры, где у нее осталась куча родственников. Звали ее пышным именем Леокадия, очень популярным в Молдавии, но она охотно откликалась на Лёку. Лёка приехала в Москву на заработки.

Ехала Лёка не на пустое место. Некая состоятельная московская дама — не то родственница знакомых, не то знакомая родственников — пригласила ее ухаживать за своей обезножевшей матерью. У матери была своя квартира, в ней Лёка и поселилась. Состоятельная дама объявила, что платить ей не собирается: пусть работает за стол и ночлег.

Лёка согласилась, но жить в Москве совсем без денег было невозможно, да и ехала она в Москву, чтобы помогать оставшимся в Бендерах родным. Оглядевшись в столице, Лёка устроилась в салон «Зина» подрабатывать уборщицей и поварихой в свободное от основной работы время, благо это было рядом с домом. И все были довольны: и обезножевшая мать, и мастера в салоне, и сама Лёка. Недовольна осталась только состоятельная дама. Сколько ни плакала старушка-мать, сколько ни уверяла, что ей с Лёкочкой хорошо и никого ей больше не надо, узнав, что Лёка подрабатывает, состоятельная дама выставила ее на улицу.

Оставшись без жилья, Лёка пришла за помощью к Зине, и та на первых порах приютила ее в бытовке при парикмахерской.

— Давай договоримся так, — предложила Зина. — По утрам готовишь нам обед, остальное время — на твое усмотрение. Уборщицу я другую найму, все равно ставка грошовая. А ты себе еще работу найдешь.

Зинин муж Илья, правда, пытался возражать, что весь салон пропахнет готовкой, что лучше бы заказывать готовый «бизнес-ланч», но Зина и слушать не стала. Поставила в подсобке плиту с хорошей вытяжкой, и это решило все проблемы. В одном Илье пришлось с ней согласиться: Лёкины обеды были куда вкуснее казенного «бизнес-ланча». Ее котлетки, голубцы, пирожки, фаршированные перчики шли на ура. Да и дешевле выходило.

Зина порекомендовала Лёку Вере. Узнав о Лёкиных злоключениях, Вера пригласила ее пожить у них: они поставят в кабинете раскладушку… Но Зина этот план отвергла.

— Что мы ей, жилье не найдем?

Для Зины трудностей словно не существовало. Среди учениц в ее салоне были и иногородние. Три из них снимали в складчину двухкомнатную квартиру. «Где трое, там и четверо», — рассудила Зина и предложила девушкам пустить к себе Лёку. Они согласились.

Лёка была бодрой, сильной, жизнерадостной девушкой, прекрасно умела готовить и не боялась никакой работы. Рано утром она приезжала к Зине в салон, готовила обед, а потом ехала к Вере. Гуляла с Шайтаном, если было нужно, ходила с Антониной Ильиничной на рынок, убирала квартиру. Когда время позволяло, навещала несчастную старушку, за которой ухаживала по приезде в Москву. Работа горела у нее в руках. «Миссис Мускул», прозвали ее в шутку Вера с Андрейкой в честь ходового моющего средства. Когда Антонина Ильинична к ней привыкла, Лёке стали доверять не только уборку, но и готовку. Поварихой она была редкостной, признали все и дружно благодарили Зину за столь ценное приобретение.

— Перекрестное опыление, — шутила по этому поводу Вера. — Челночные рейсы.


Зина заставила Веру приходить в салон на косметические процедуры.

— У тебя кожа очень нежная. Тебе обязательно нужны питательные маски, массаж… А то высохнешь как мумия.

Вера пыталась отнекиваться, но Зина была непреклонна.

Она научила подругу аккуратно и незаметно подкрашиваться: обводить глаза по внутреннему краю века, покрывать ресницы коричневой тушью, а потом подчеркивать самые кончики черной, грамотно накладывать тон на скулы.

— Видишь, какая ты у меня красавица? Видишь?

Но Вера не видела.

Она и вправду изменилась. Еще в Долгопрудном начала заниматься гимнастикой с сыном, чтобы показать ему пример, и сама не заметила, как избавилась от привычной сутуловатости. Стала элегантно одеваться. Научилась держаться уверенно. Даже походка у нее стала другая. И все же, что бы на ней ни было надето, как бы она ни была причесана и накрашена, ее прекрасные серые глаза смотрели серьезно и печально. Только один человек мог бы прогнать печальное выражение из ее глаз, но этого человека больше не было.