— Потому что талант — самое большое счастье. Даже если ты беден, болен, одинок… Если есть талант, он заменяет все. Идем гулять, засиделись мы с тобой. А то мама нас заругает.

— Нет, бабушка, мама не будет ругать! Мама хорошая!

— Да, родной. Твоя мама лучше всех на свете.

И они шли гулять. Антонина Ильинична боялась отпускать мальчика одного, сидела на лавочке и вязала, пока он гонял с мальчишками в футбол.

Футбол Андрейка обожал. Вера наблюдала за ним, и ее материнское сердце переполнялось гордостью. Его ноги как будто сами собой освоили финты, передачи, остановки, резаные или крученые удары, пасы носком, «щечкой», пяткой… При этом он правильно держал корпус, у него была мгновенная реакция и хорошая спортивная злость, испарявшаяся без следа с концом игры.

«Какой Заваров, какой Беланов! — думала Вера, вспоминая футбольных кумиров своего отрочества. — Вот у нас тут свой Стрельцов подрастает!» Она даже спрашивала себя, не отдать ли Андрейку в спортивную школу, но решила, что не стоит. В спорте царят волчьи нравы. Интриги. Травмы. Допинг. Договорные матчи. Всеобщая грызня. Ей не хотелось, чтобы ее чудный, добрый мальчик стал таким кусачим. Или покусанным.


Ему пришлось быть покусанным, но, слава богу, не в спорте. В канун 1999 года Андрейка нашел в подъезде щенка. Каким-то образом этот уличный доходяга ухитрился проникнуть внутрь через тамбур с кодовыми замками. Он жался к батарее, затравленно озирался и жалобно подвывал. Сразу было ясно: за недолгую, но уже стремительно катящуюся к закату жизнь досталось щенку изрядно. Морда наполовину лысая — с одной стороны шерсть содрана до кожи. Черный глаз на ободранной стороне казался пиратской «заплаткой». Шея кривая. Черный, страшный, был он до невозможности тощ и вонюч.

Андрейка притащил щенка домой. Дома была только Вера, Антонина Ильинична, погуляв с внуком, завела его в подъезд, а сама вышла в соседний магазин докупить в последний момент что-то забытое к Новому году. Увидев щенка, Вера испугалась. Невозможно было смотреть без слез на это драное существо, но… оставить его дома?

— Мы должны спросить у бабушки, — строго сказала Вера, хотя Андрейкины глаза тут же наполнились слезами. — Это ее дом, ей решать.

Вернулась Антонина Ильинична и, увидев черное страшилище, невольно воскликнула:

— Ой, какой шайтан!

— Ау-вау-вау-вау-вауууу! — откликнулся щенок.

— Бабушка, а можно мы его оставим? Ну, бабушка, ну, пожалуйста, можно? — упрашивал Андрейка. — А что такое «шайтан»?

Опять щенок отозвался жалостным воем.

— Может, его так зовут? — предположил мальчик. — Ну, бабушка-а-а-а, ну, пожа-а-а-а-алуйста!

— Андрюша, не смей клянчить! — одернула его Вера.

Но Антонина Ильинична ни в чем не могла отказать любимому внуку.

— Конечно, оставим. Куда ж ему на мороз? Господи, ледащий-то какой! А шайтан значит «черт». Черный, вот я и сказала.

Когда щенок и в третий раз отозвался на это слово, было решено назвать его Шайтаном.

Веру все-таки одолевали сомнения.

— Раз это твой пес, ты за него отвечаешь. Ты должен с ним гулять. Утром и вечером. В любую погоду. И никаких отговорок. Я за тебя гулять не пойду и бабушку не пущу. Помнишь, мы читали «Маленького принца»? Вот теперь ты за него в ответе.

Андрейка поклялся, что будет гулять. Беглых гласных он в свои пять с половиной еще не освоил и сказал, что будет гулять «с пёсом». Вера и Антонина Ильинична засмеялись. Это «с пёсом» тоже вошло у них в домашний фольклор. А пока Шайтана отнесли в ванную. После двух помывок — вода текла с него черная и по второму кругу — он уснул у батареи, завернутый в полотенце.

К вечеру приехала Зина — встречать Новый год. Увидев Шайтана, она заметила:

— Ого! Вы на лапы посмотрите!

— А что? — спросил Андрейка.

— А то. Лапы большие, значит, вымахает — дай боже каждому.

— Ну и пусть.

— Да пусть, — улыбнулась Зина. — Пусть себе растет на здоровье.

И семья встретила Новый год в расширенном составе.


В первые дни Вера кормила щенка понемногу вареной вермишелью, вбив в нее сырое яйцо. Конечно, он не наедался такими маленькими порциями, но накормить его сразу до отвала значило бы попросту убить. Вера так и сказала сыну, когда он попросил дать Шайтану побольше еды.

Щенок до того истощал, что переварить полную миску, которую он, безусловно, смел бы вмиг, ему было не под силу. Скудость «пайки» Вера компенсировала частотой выдачи.

И он ожил. Уже на следующий день к вечеру бодро бегал по квартире и с интересом принюхивался к вещам. А на третий день принялся деловито грызть и пару месяцев грыз все подряд, что попадало ему в зубы. Книжка? Изгрызем книжку. Диванная подушка? Оприходуем и ее. Шайтан угрызал всю как есть окружающую действительность, в чем бы она ни проявлялась: мстил за то, как она с ним обходилась первые три с половиной месяца его жизни.

О возрасте они догадались по тому, что недели через две после Нового года у него стали выпадать молочные зубы. На их месте отрастали коренные — могучие и острые клыки.

Вера, Антонина Ильинична и Андрейка не знали, куда от него деваться, на какую стенку лезть. Он грыз ноги, тапочки, края домашних штанов, подолы халатов… Когда Шайтан спал, вся семья не дышала, ходила на цыпочках, наслаждаясь вожделенным покоем. Стараясь хоть как-то обуздать обуревавший щенка инстинкт разрушения, члены семьи приносили ему с улицы ветки потолще, чтоб он грыз их подольше. Квартира напоминала лесоповал: пол сплошь в щепках и обломках древесной коры… и посреди этого упоительного безобразия — блаженная, лоснящаяся откормленностью и холей морда собачьего юниора.

В доме воцарился режим тотальной бдительности. Нескончаемый комендантский час. Уже нельзя было вот так запросто прийти домой, раздеться и оставить вещи даже на несколько минут. Стоило отвернуться, и можно было навсегда проститься с чем-то невосполнимым: песий нюх с особым цинизмом угадывал самое ценное. Домашние тапочки уже не стояли, как прежде, рядком под вешалкой, а висели в пакетах на крючках для одежды, равно как и уличная обувь. Зазевался — останешься босиком.

Черный диверсант съел до основания задник кроссовки «Адидас», которую Вера не сразу спохватилась подвесить на крючок, основательно изжевал под шумок подол пальто Антонины Ильиничны и — слава богу, изнутри! — карман миленькой дубленки, которую Зина, придя в гости, опрометчиво бросила на диван. До разрыва дипломатических отношений, к счастью, не дошло.

Гулять? Смешно! Шайтан и не думал идти гулять, мгновенно впадал в панику, полагая, что стоит выйти на улицу, как тут и придет конец его сказочному фарту. Он прудил лужи и валил кучи прямо в квартире, в тихом и теплом уголке, а потом, отойдя на пару шагов, шаркал лапами по полу — символически закапывал продукты своей жизнедеятельности.

«Сыт я по горло этой вашей улицей, гуляйте сами, если вам так хочется, а я дома посижу», — вот такой «мессидж» посылал щенок окружающему миру. Когда его звали на прогулку, он забивался под диван, а если и удавалось выволочь его оттуда, отчаянно упирался, выл и всем телом вжимался в пол.

Вообще, манеры у него были ужасные, хотя… каких манер можно ждать от уличного беспризорника? Поначалу он был вороват донельзя, мигом схватывал со стола любую еду — бутерброд ли, просто ли кусок сыру, мяса, торта… Его шлепали, грозно увещевали, стыдили, но все без толку. Тащил. Тащил с неукротимым азартом охотника, сызмальства наученного опытом: не своруешь — не выживешь. У Веры, Антонины Ильиничны и Андрейки выработалась привычка прятать еду в холодильник, чтобы не остаться с пустой тарелкой.

Но воровство прошло само собой. Незаметно и беспричинно. Как-то вдруг члены семьи обнаружили, что уже не спешат прятать тарелку, если надо отойти от стола, например, к зазвонившему телефону, не просят покараулить ее от набега. Еда оставалась лежать где лежала. Наверное, пес поверил, что ему не надо бороться за выживание. Есть те, кому нужна его жизнь.

Постепенно Шайтан свыкся и с необходимостью ходить на прогулку. Видимо, осознал, что его не бросят в сугробе, а приведут назад, домой, где еда, тепло и любовь. Уже сам впереди Андрейки кубарем скатывался с лестницы и бодро оглашал двор предупредительным лаем. У него прорезался басовитый голос с приятной хрипотцой. Шерсть на морде отросла, он уже не походил на пирата с «заплаткой» на глазу, отъелся, округлился — черный, с белой грудкой, белыми носочками на могучих лапах и белым кончиком хвоста. Вера нашла в Интернете породы собак и выяснила, что Шайтан, скорее всего, является зверовой лайкой, возможно, с примесью овчарочьих кровей.

Его жизнь и в доме с любящими людьми не была сплошным раем. Он оказался на волосок от гибели, когда обнаружилось, что кривошея есть не что иное, как следствие травмы позвоночника. Внезапно его сотряс страшный приступ радикулита. Несколько дней и ночей подряд Шайтан орал благим матом при малейшем движении. Вера вызвала на дом ветеринара, и тот «пёса» хмуро и равнодушно приговорил: надо усыплять, такое у собак не лечится…

Тогда Антонина Ильинична привела свою знакомую: милую женщину, детского невропатолога. Осмотрев больного, доктор посоветовала курс из десяти уколов витамина В и лидазы. Полегчало. Приступы потом повторялись не раз и не два, но Вера уже знала, что предпринять: авральные ампулы всегда лежали у нее под рукой.

Зато Андрейка обрел не просто верного друга и телохранителя. У него и раньше было во дворе полно друзей, но с появлением Шайтана его авторитет взмыл в небо ракетой. Окрестные мальчишки, которым мамы не разрешали держать дома животных, приходили, звонили в дверь и, когда им открывали, с надеждой спрашивали:

— А Шайтан выйдет?

Иногда им выдавали «пёса», и они с ним гуляли. Случалось, Шайтан убегал от них и — ведомый охотничьим инстинктом — безошибочно возвращался домой. На первом же году жизни в нем проснулся «сторожевик»: он стал свирепо рычать и скалиться на прохожих, не внушавших доверия. Пришлось купить ему строгий ошейник и намордник. Однажды пес так облаял какого-то пьяницу, что тот опрометью бросился наутек. Антонина Ильинична сказала, что не боится отпускать Андрюшу одного, когда он с Шайтаном.