— Жесть стала лучше, жесть стала веселей, — автоматически скинул фразу Николай. — Нет.

— Чего «нет»?

— Не буду я снимать порево. Не моя тема.

— Ты че, баклан, не въехал? — Ходатай по депутатским делам гнусавил все сильнее и сильнее. — Такие бабки…

— Нет, это ты не въехал, — потерял терпение Николай. — Читай по губам: мне в реале по фигу. Точка.

— Хрена с два! Считай, ты уже погорел, теперь не отмажешься.

— Это в каком смысле? — Николай сделал вид, что удивился, хотя прекрасно понял, что имеет в виду его визави.

— А в прямом. Ты уже знаешь мою фамилию…

— А у тебя есть фамилия? Кстати, — продолжал Николай, не давая ему ответить, — я хотел бы знать, кто меня слил на такую прикольную работенку.

— Да так, одна чува.

Догадка молнией пронзила мозг Николая.

— Лора.

— Ну да, а тебе-то что?

— Ну как же! Должен же я знать, кому обязан таким счастьем. Только она тебя обманула. Наколола, — Николай перешел на доступный помощнику депутата язык. — На понт взяла. Никакого порева я снимать не могу, не хочу, не умею и не буду. Так и передай.

Помощник депутата оскалил в ухмылке ненатурально белые, вурдалачьи зубы. «Металлокерамика», — машинально отметил про себя Николай.

— Не можешь — научим, не хочешь — заставим, — он как бы невзначай отвел в сторону полу арманистого пиджака, чтобы Николай увидел оружие в плечевой кобуре.

Николай увидел. И это взбесило его окончательно. Помощник депутата чертовски неудачно выбрал момент, чтобы пристать к нему со своим прикольным предложением. Николай все равно не стал бы делать порнуху, но как раз в этот день он случайно услышал утром по радио, что два его бывших однокурсника по МАИ купили в США разорившуюся авиастроительную фирму и собираются производить сверхлегкую модель реактивного самолета. Настроение было жуткое. Не ощущая ни малейшего страха, Николай всем корпусом решительно попер на братка с «корочками».

— Катись-ка ты отсюда, пока цел. Думаешь, я пукалки твоей испугался? Или твоих «корочек»? Да я такие «корочки» в любом переходе куплю.

Поскольку Николай буквально теснил качка к двери, тот потянулся к кобуре.

— Прямо здесь палить будешь? — глумился Николай. — Так ведь услышат. В «Останкино» всегда народу полно, и днем, и ночью. «Пушка» зарегистрирована, это как пить дать. И что ты потом скажешь? Что я тебе угрожал? Чем? Монтажным пультом?

Не дотрагиваясь руками, он плечом вытолкнул посетителя из монтажной. Тот сделал было попытку вернуться, но вдруг в кармане у него запел сотовый. Достав и прижав к уху трубку, он молча выслушал, что ему сказали, захлопнул «раскладушку» и поплелся прочь, бормоча на ходу какие-то невнятные угрозы. А навстречу ему по коридору уже неслась на всех парусах огромная, распаренная, багроволицая Кла. Она тоже что-то бормотала на ходу.

— Черт, черт, черт! — взорвалась она, влетев в монтажную. — Совсем охренели, мать их так, так и так!

— Остынь, — посоветовал Николай, отброшенный к стене взрывной волной. — Что случилось?

— Охраннички, едрена вошь! — продолжала Кла. — Иду через проходную, показываю пропуск, а этот сучонок меня заворачивает. Якобы пропуск у меня просрочен. Ну просрочен, и что? — Она рухнула на жалобно крякнувший под ней офисный стул на колесиках. — Нет у меня времени за пропусками бегать. Да я тут, блин, проявителем дышала, когда этот сопляк еще рыгал в слюнявчик! Я ему так и говорю. Так нет, заставил, блин, звонить начальству. «Ты что, — говорю, — охренел на ночь глядя? Там пусто, нет никого!» А он мне: «Ничего не знаю, без пропуска не пущу». «Звони, — говорю, — в бюро пропусков. Кто у вас там на дежурстве?» Позвонил. Приходит чин. Тоже, конечно, не сразу, вразвалочку эдак. И, прикинь, я его знаю. Давай по пять капель? — предложила Кла, прервав свой монолог.

Она взяла сигарету, но от возбуждения слишком сильно щелкала зажигалкой, колесико проворачивалось, не высекая искры. Николай дал ей прикурить от своей и затянулся сам.

— А как домой поедем? Я на машине.

— Нам тут еще пахать и пахать, — отмахнулась Кла. — Там минусовка note 6 в самом начале задирается, и чего-то я ее никак не подцеплю. Пока закончим, выветрится. Мы ж по пять капель. Да и не впервой.

— У меня только виски, — предупредил Николай.

Кла выругалась:

— Тьфу, на дух не переношу эту сивуху! Вот сколько раз меня угощали, подносили, из самой Шотландии муть какую-то привозили… односолодовую или как там ее. Двенадцатилетней выдержки. Попробовала — ну, сивуха, она сивуха и есть. У нас в деревне такую гнали, когда я еще маленькая была, один в один. Ладно, хлопче, нэ журыся, у нас с собой было.

И Кла выудила из своей необъятной сумки поллитровку. В шкафу нашлись только пластмассовые стаканчики, и она опять ругнулась.

— Эта дрянь весь вкус поганит. Как будто пластмассой закусываешь. Может, из ствола?

Но Николай отказался пить из горлышка.

— Давай лучше из кофейных чашек.

— Ой, ой, ой, какие мы нежные! — презрительно хмыкнула Кла. — Ладно, тащи сюда свою пластмассу. Хватай седло. — И она ногой пнула к нему второй стул на колесиках. — А то уже душа горит.

Водку разлили по стаканам. Выпили.

— Ну и что дальше-то было? — спросил Николай.

— А ничего. Пришел хрен с бугра, старый мент, я его сто лет знаю. При совке еще на вахте стоял. Ну, мы с ним чуток побазарили, и он велел своему вертухаю меня пропустить.

Николай слушал ее с жадным напряжением. Картина у него в уме складывалась скверная.

— Старый мент звонил по мобиле?

— Никуда он не звонил, — нахмурилась Кла. — А в чем дело?

— А молодой вертухай? — продолжал расспросы Николай.

— Не помню. Хотя нет, помню. Да, он как раз при мне трубу вытащил, когда я за турникет проходила. Да не томи душу, говори уже, что стряслось?

— Видела качка в коридоре?

— А? — рассеянно откликнулась Кла. — Какого качка?

— Мужик шел по коридору тебе навстречу. Вы с ним чуть не столкнулись.

— И чего?

— Ничего, — вздохнул Николай. — Забудь. Давай работать.

— Нет, паря, уж начал, так телись, — нахмурилась Кла, закуривая новую сигарету.

Николай рассказал о визите помощника депутата и о сделанном им интересном предложении.

— Уй-ю! — присвистнула Кла. — Что ж ты раньше-то молчал? Да я б его пришибла об угол и сказала бы, что так и было.

Кла могла бы пришибить кого угодно, в том числе и ублюдка с «корочками» и накачанными мышцами, подумал Николай. Ей очень шла фамилия Коноваленко. Казалось, она и впрямь способна валить коней ударом кулака. Но ее громадные ручищи умели с хирургической точностью монтировать мельтешащие кадры клипов. Между тем Кла тщательно, как это привыкли делать люди, еще работавшие с возгораемой пленкой, затушила сигарету.

— Кла, ты свет в моем окне, — растроганно признался Николай. — Не представляю, что бы я без тебя делал. Но всех не перевешаешь. Там, откуда он пришел, таких много. Думаешь, это случайно так совпало, что тебя именно сегодня тормознули на проходной?

— А ты думаешь, из-за него?

Николай пожал плечами:

— Понятия не имею. Но у него сотовый зазвонил перед уходом. Думаю, это юный вертухай просигналил, что ты на подходе. Да, и «пушка»! Как он «пушку» сюда пронес через металлоискатель?

— Н-да… — протянула Кла. — Чому ж ты, сокил, в Голливуд не уехал, пока звали?

— И не говори. Такого дурака свалял, — вздохнул Николай. — Ладно, забудь.

И они принялись ваять очередную «песню года».

— Может, давай ко мне? — предложила Кла, когда шесть часов спустя с воспаленными от усталости глазами они вышли из монтажной.

Этот вариант Николай отверг. У Кла были дети и внуки.

— Хочешь, чтоб они на тебя наехали? Нет, я сам справлюсь, — отказался он.

Они вместе вышли на стоянку. Кла обещала проследить, как он сядет в машину, а потом проводить его хотя бы часть пути. Вдруг к нему кто-нибудь пристанет по дороге домой? Она ехала за Николаем в своей старенькой «Ниве» до самого дома. Никто к нему не пристал. Кла велела позвонить ей по сотовому, когда он поднимется в квартиру. Он позвонил и доложил, что в квартире пусто.

— Ты осмотрись там, — велела Кла.

— Что, шкафы проверить? Под кровать заглянуть?

— А и заглянешь, не переломишься, — ответствовала Кла. — Давай, я подожду. И не вздумай мне голову дурить, а то ведь я сама поднимусь проверю.

— Думаешь, шлепнут меня, как Влада Листьева? — невесело пошутил Николай.

— Типун тебе на язык, болван, — отозвалась Кла. — На Влада Листьева тебе еще учиться и учиться. Вот и не ленись, осмотрись там как следует, без балды. И не молчи, говори. Давай раскадровку.

— Так, — заговорил Николай, — докладываю: в кухне нет. В ванной нет. Открываю шкаф…

— А почему дверь не скрипит? — придирчиво спросила Кла.

— У меня скользящие двери, ты что, забыла? Так, в шкафу нет.

— Лезь под кровать.

— Да ладно тебе!

— Лезь, говорю, а то я сама слажу!

— Ладно, лезу.

— Врешь небось. Что-то я не слышу, чтоб ты кряхтел.

— А я вообще не… — Николай не мог сообразить, как это сказать. «Кряхщу»? «Кряхтю»? «Кряхчу»? — Молод я еще — кряхтеть, — вывернулся он. — Сообщаю: под кроватью нет.

— Ну ладно, хлопче, тебе жить, — уступила Кла. — Соврал — тебе же хуже.

Николай клятвенно заверил ее, что под кровать лазил без балды и что все в порядке. Только после этого она уехала.


А Николай на следующий день позвонил Звягинцеву и сказал, что согласен инсценировать русскую классику. Он не сломался бы так скоро, он, может, и вовсе не сломался бы, но вовремя вспомнил о родителях. Если этот урод в итальянском костюме, скроенном так, чтобы кобура не торчала, запросто разгуливает по останкинским коридорам со своей «пушкой», приказывает охране и охрана его приказы исполняет, значит, он знает о Николае все.