Ничего. Та же тишина позади неё.

    Она собиралась вынудить себя посмотреть на него.

    Осторожно поднявшись на четвереньки, она разгладила юбку, приняла сидячее положение, а потом с трудом поднялась на дрожащих ногах. Всё ещё слишком смущённая, чтобы посмотреть мужчине в лицо, она сосредоточила взгляд на пустых бокалах и тарелке возле кровати, решившись убедить его в том, что она была из Службы Горничных, указала на неё, чирикая, «Грязная тарел-ки. Vous aimez я мою, oui?»

    Икнула.

    Тяжёлая, ужасная тишина. Шуршащий звук. Что он там делал?

    Сделав глубокие вдохи, она медленно повернулась. И вся кровь отлила от её лица. Она отметила сразу две вещи, первая была совершенно неуместной, другая - ужасающе существенной: он был самым умопомрачительно великолепным мужчиной, которого она видела когда-либо в жизни, и он держал её сумочку в одной руке, вытряхивая батарею из её мобильного телефона другой.

    Он уронил батарею на пол и раздавил её своим ботинком.

    «С-с-служба Горничных?», пискнула она, затем снова впала во французский, слишком взволнованная, чтобы пролепетать что-нибудь более значительное, чем элементарный, вперемежку с приступами икоты, разговор о погоде, который она выучила на первом курсе на парах французского языка, но он не узнает об этом.

    «Вообще-то, не идёт дождь, девушка», сухо он сказал по-английски с резко выраженным шотландским акцентом. «Хотя надо сказать, это один из редких моментов, что случался в прошлую неделю».

    Сердце Хло провалилось в пятки. Ох, пропади всё пропадом - ей следовало бы попытаться на греческом!

    «Хло Зандерс», сказал он, бросая ей лицензию. Она была слишком ошеломлена, чтобы поймать её; и та, отскочив от неё, шлёпнулась на пол.

    Дерьмо. Merde. Ад и преисподняя.

    «Из Галерей. Я встретил твоего работодателя четверть часа назад. Он сказал, что ты ожидаешь меня здесь. Я никогда бы не подумал, что он имел в виду, что в моей кровати». Опасные глаза. Гипнотизирующие глаза. Они сцепились с её глазами, и она не могла отвести взгляд.

    «Под кроватью», пробормотала она, оставив свой напыщенный французский акцент. «Я была под кроватью, а не в ней».

    Его чувственный рот изогнулся в намёке на улыбку. Но снисходительное веселье не затронуло его глаз.

    О, Боже, думала она, глядя на него широко раскрытыми глазами. Её жизнь была вполне вероятно в опасности, а всё, что она в состоянии была делать, это пялиться на него. Мужчина был красив. До невозможной степени. До ужасающей степени. Она никогда раньше не видела мужчину, похожего на него. Он был её самой порочной фантазией, превратившейся в реальность. Шотландская кровь откладывалась на всех его высеченных чертах.

    Одетый в чёрные брюки, чёрные ботинки, кремовый рыбацкий свитер и пальто из мягчайшей кожи, с шелковистыми полночно-чёрными волосами, стянутыми на затылке с дико мужественного лица. Твёрдые, чувственные губы, нижняя губа чуть полнее верхней, гордый, аристократичный нос, тёмные брови вразлёт, строение кости, за которое манекенщик просто умер бы. Великолепно вылепленный, припыленный щетиной, безупречный подбородок.

    Шесть футов четыре дюйма, как минимум, предположила она. Мощно сложённый. С грацией зверя.

    Экзотические, золотистые глаза тигра.

    Она внезапно почувствовала себя не меньше как свежим куском мяса.

    «Кажется, у нас маленькая проблема, девушка», сказал он с вкрадчивой угрозой, подступая к ней.

    Её икота тотчас исчезла. Полнейший ужас мог сделать такое. Лучше, чем ложка сахара или бумажный пакет.

    «Не имею понятия, о чём вы говорите», лгала она сквозь зубы. «Я просто пришла доставить текст и сожалею, что отвлеклась всеми вашими прекрасными сокровищами, и я искренне извиняюсь за то, что вторглась в ваш дом, но Том надеется на моё возвращение, и в настоящее время Билл ожидает меня внизу, и я не вижу никакой проблемы». Она уставилась на него широко раскрытыми глазами и сконцентрировалась на том, чтобы выглядеть глупой и женственной. «Какая проблема?», спросила она, скромно хлопая ресницами. «Нет никакой проблемы».

    Он ничего не сказал, просто опустил взгляд на украденные тексты, разбросанные вокруг её ног посреди трусиков и упаковок от презервативов.

    Она тоже посмотрела вниз. «Ну, да, вы несомненно ведёте активную половую жизнь», праздно проворчала она. «Я не буду вас в этом винить». Бабник!

    От взгляда, которым он её наградил, волоски на задней части её шеи встали дыбом. Его взгляд многозначительно переместился снова на тома.

    «О! Вы имеете в виду книги. Ну, вам нравятся книги», небрежно сказала она. «Что тут такого». Она пожала плечами.

    Снова он ничего не сказал, просто удерживал её этим настойчивым золотистым взглядом. Боже, мужчина был сногсшибательным! Заставлял её чувствовать как… как эту Рене Руссо в «Афёре Томаса Крауна» - готовой бросить всё ради вора. Сбежать в экзотические страны. Прогуливаться с обнажённой грудью по террасе с видом на море. Жить вне закона. Ласкать его артефакты, когда не ласкала его.

    «Ох, девочка», сказал он, качая головой. «Я не дурак, так не оскорбляй меня ложью. Легко понять, что ты определённо знаешь, что это за книги. И откуда они пришли», добавил он нежно.

    Нежность с его стороны была опасной. Она знала это интуитивно. Нежность со стороны этого мужчины значила, что он собирался сделать что-то, что ей действительно, действительно не понравится.

    И он сделал.

    Тесня её своим сильным телом, он вынудил её отступить обратно к кровати и легонько толкнул, заставив её растянуться на ней.

    С грацией тигра он последовал за ней, пригвоздив её своим телом к матрасу.

    «Я клянусь», залепетала поспешно она. «Я не скажу ни душе. Мне без разницы, что они у вас. У меня нет абсолютно никакого желания идти в полицию или что-то в этом роде. Мне как раз не нравится полиция. Полиция и я, мы никогда не ладили. Они оштрафовали меня однажды за то, что я ехала со скоростью сорок восемь в зоне, не превышающей сорок пять; как они мне могут нравиться после этого? Для меня ни капельки не имеет значения, если вы украдёте половину средневековой коллекции «Метрополитена», я имею в виду, правда, что там шесть тысяч единиц, кто заметит несколько пропаж? Я отменный хранитель секретов», она почти визжала. «Я определённо, с полной уверенностью, да провалиться мне на этом месте… э-э, не прошепчу ни малюсенького слова. Молчок. Даю вам слово. И вы можете принимать это за…»

    Его губы забрали остаток слов на пару с её дыханием.

    О, да. Рене Руссо уже здесь.

    Эти чувственные губы накрыли её, легко касаясь, пробуя. Но не беря.

    И в совершенно безумный момент, она захотела, чтобы он взял. Хотела, чтобы он раздавил её губы жестоким, голодным, сминающим поцелуем и помог ей достичь раскалённости того бутона любви, который ни разу не становился хотя бы тёпленьким. Мужчина наполнял женскую голову фантазиями, которых, она могла поклясться, у неё даже не было. Её губы предательски раскрылись под его губами. Страх, сказала она себе, это был просто тот страх, который быстро мог превратиться в возбуждение. Она слышала о людях, столкнувшихся неожиданно с верной смертью и получавших сексуальный заряд, который впоследствии не покидал их.

    Так странно возбуждённая до крайней степени, она даже не заметила, что он завязывал шарф вокруг её запястья, пока он его не затянул, и было уже слишком поздно, и она была привязана к его кровати. К его греховной, декадентской кровати. Двигаясь с нечеловеческой грацией и внезапностью, он проворно связал другое её запястье к дальнему столбику.

    Она открыла рот, чтобы закричать, но он перехватил его своей сильной ладонью. Лёжа на ней, глядя прямо в её глаза, он тихо сказал, тщательно проговаривая каждое слово, «Если ты закричишь, я буду вынужден заткнуть тебе рот. Я предпочитаю не делать этого, девушка. Принимая во внимание то, что в любом случае тебя никто не услышит здесь. Это тебе выбирать. Ну, так как?» Он приподнял руку совсем чуть-чуть, достаточно лишь для того, чтобы он смог услышать её ответ.

    «Н-не делай мне больно», прошептала она.

    «Я не намереваюсь причинять тебе боль, девушка».

    «Но ты собираешься», почти сказала она, когда, покраснев, осознала, что та твёрдая штука, что толкалась ей в бедро, была не пистолетом, но магнумом совершенно иного сорта.

    Должно быть, он что-то увидел в её глазах, потому как немного приподнялся над ней.

    Что означало, заключила она с огромным облегчением, что он не собирался насиловать её. Насильник переместился бы на несколько дюймов вправо, а не приподнимал бы бёдра.

    «Боюсь, мне придётся подержать тебя у себя какое-то время, девушка. Но ты не претерпишь никакого вреда от моих рук. Но не забывай, один крик, один громкий звук, и я затыкаю тебе рот».

 И не было жалости в его взгляде. Она знала, что он имел в виду то, что говорил. Она могла быть или просто связанной, или связанной и с кляпом во рту.

    Она покачала головой, затем кивнула, сбитая с толку тем, то ли ей полагалось сказать да, то ли нет. «Не буду кричать», чопорно пообещала она. В любом случае тебя никто не услышит здесь. Боже, вероятно, это было правдой. На уровне пентхауса стены были толстые, никого не было наверху, и элиту обходили стороной, пока они не требовали чего-нибудь. Она могла безостановочно кричать, а никто так и не пришёл бы.

    «Вот и хорошая девочка», сказал он, приподняв её голову ладонью и подтолкнув упругую подушку под неё.

    Затем, одним стремительным, изящным движением он оттолкнулся от кровати и вышел из спальни, прикрыв за собой дверь и оставив её одну, привязанную шелковыми шарфами к греховной кровати Галльского Приведения.