Он привык удовлетворять все свои желания, в чем бы они ни заключались и какими бы странными они ни были. Тем более забавно было, что сейчас он хотел такого, что почти наверняка понравится женщине.

Он погладил нежную кожу внутренней поверхности ее бедра очень близко к пушистому треугольнику. Он знал, что если ущипнуть в этом нежном месте, то ей будет крайне неприятно. Он много еще чего такого знал.

Он поцеловал ее очень-очень нежно, почти невесомо. Почувствовал, как ее ноги чуть вздрогнули. Поцеловал чуть сильнее, лизнул, потом осторожно захватил кожу зубами. Голос женщины прервался на полуслове, она перевела дыхание. Он отстранился, словно желая показать, что продолжит, только если она вернется к книге. Джоанна начала предложение заново. Граф проделал ту же самую последовательность поцелуев на другом ее бедре. В этот раз Джоанна читала не прерываясь, лишь запинаясь иногда. Он протянул дорожку легких укусов по одному бедру, потом по другому, безмолвно забавляясь, какие же странные желания приходят ему в голову. Когда он добрался наконец до своей главной цели и аккуратно сжал зубами чувствительную плоть, Джоанна опять прервалась на полуслове.

— Читай, — строго приказал он, оторвавшись от того, что начал. Джоанна прерывисто выдохнула и вернулась к чтению, повинуясь его приказу. Когда мужчина вновь оказался скрыт от ее взгляда раскрытой книгой, он вернулся к цели. Он ведь так и не сделал то, что хотел изначально. Пальцами не спеша раскрыл ее пошире, потом склонился, медленно и лениво. Подул. Эффект его позабавил. Что-то сегодня его все забавляет. Потом поцеловал.

Джоанна механически читала, с трудом понимая слова. То, что он делал с ней сегодня… Она просто не понимала, что он там делает и для чего. А она-то думала, что узнала уже абсолютно все, что может сделать мужчина с ее самой нежной частью… Но его пальцы касались ее как-то непривычно… а потом его губы… От неожиданности она вздрогнула и уронила книгу прямо ему на голову. Он недовольно и высокомерно посмотрел на нее, подавая книгу обратно. Сердце ее ушло в пятки, когда она заметила этот недовольный взгляд. Она даже вздохнуть не осмелилась.

— Читай, — опять повторил он. Джоанна наконец позволила себе дышать, вновь возвращаясь к книге. Но его действия интересовали ее гораздо больше, чем действия вымышленных героев. Она сотни раз, если не тысячи, сама целовала мужчину в места, столь же интимные, и знала, что это им нравится. Но почему-то никогда не задумывалась, а понравятся ли ей самой точно такие же ласки. Это было… это было… совершенно невообразимо, совершенно нереально. Это было совершенно. Он лениво исследовал ее языком и губами и, возможно, даже не думал о том, что это может ей понравиться. А ей нравилось. Никогда за всю свою жизнь она не испытывала такого волшебного наслаждения. И только необходимость читать удерживала ее в земном мире.

Наконец граф наигрался. Бесцеремонно, даже не дождавшись конца предложения, он забрал из ее ослабевших пальцев книгу и повалил женщину на диван. Одним очень точным и расчетливым движением овладел ею. Джоанна снова задохнулась от удивления: ей было не больно, нисколько не больно. Он скользнул в нее легко и практически незаметно. Усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. В его глазах светилась ирония, словно он насмехался над ней, как над наивным ребенком. Ну и пусть. Она сейчас просто не могла почувствовать себя обиженной. Пусть он доставил ей удовольствие только для того, чтоб посмеяться над ней, но она готова была боготворить его за эту странную прихоть. Сейчас даже обычные ритмичные движения вызывали в ней не скуку и не желание, чтобы все поскорее закончилось, а что-то, очень похожее на те эмоции, которые она испытывала, когда он целовал ее.

Когда муж касался ее в том месте, где сегодня целовал граф, Джоанне всегда казалось, что он ненавидит ее, а больше всего ненавидит вот это самое место, обозначающее женскую сущность. Касался… преувеличенно деликатное описание того, что он на самом деле с ней делал.

Когда граф несколькими резкими движениями закончил естественный процесс, ему показалось, что Джоанна всхлипнула. Он отдышался, поднял голову и внимательно посмотрел на нее. Из глаз у нее действительно катились слезы, а вздохи были судорожными: она молча плакала. И дьявол его раздери, ему это совсем не нравилось. Не это он ожидал увидеть, когда начал осуществлять свое желание.

— Тебе больно? — сухо спросил он.

— Нет, — тихонько всхлипнула Джоанна и даже отрицательно покачала головой.

— Тебе плохо?

— Нет. Мне хорошо, — она выдавила из себя улыбку.

— Не лги, — произнес он с угрозой, напоминая, как однажды выбивал из нее признание во лжи. В ответ на эту угрозу Джоанна рассмеялась и открыла глаза, блестящие от слез. Она действительно смеялась, первый раз за все время, что он знал ее. Она смотрела на него… он даже не мог описать, что было в его взгляде. Никто за всю его жизнь никогда так на него не смотрел. Как на дождь в пустыне. Как на солнце после очень-очень длинной ночи. Как на божество.

— Спасибо вам, милорд. Мне никогда в жизни не было так хорошо, как сегодня, — прошептала она, улыбнувшись. Он поверил. Тяжело вздохнул, усмехнулся собственной недоверчивости и поцеловал ее в кончик носа.

* * *

Не то чтобы граф часто мучился по поводу того, что сделал или не сделал накануне. Но следующее утро ознаменовалось для него именно этим: в голову постоянно лезли мысли, а стоило ли уступать тем своим желаниям, от которых женщине может быть приятно, за которые она будет его благодарить? Не внушит ли то ей ложных надежд?

Когда он вошел в столовую, Джоанна встретила его улыбкой. Не слишком уверенной, но слишком довольной улыбкой. И ему это не понравилось. В глазах ее появилось нечто такое, чему он не знал названия. Граф сдержал рвущуюся с языка грубость, но, кажется, Джоанна поняла его настроение без слов, и ее несмелая улыбка угасла, и пропали искорки в глазах. Она вообще отвела от него взгляд.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Доброе утро, милорд, — ответила она, подняв взор до уровня его груди с прежней почтительностью. С прежней, да не совсем. Она спрятала улыбку, не смотрела ему в глаза, но голос продолжал выдавать ее. Граф пришел к выводу, что не стоило, ох, не стоило ему вчера поддаваться своему нелепому желанию. Вероятность того, что в ближайшие десять лет в нем опять возникнет такое желание, была практически нулевая, если оглянуться на все прожитые им годы. А потому Джоанна очень скоро ощутит разочарование, и опять станет несчастной. Раньше она не знала, что теряет, и потому была довольна тем, что имеет. А он невольно лишит ее этих радостей.

С этой точки зрения его вчерашнее обращение с ней показалось графу сейчас излишне жестоким.

Сохраняя молчание, он закончил завтрак и ушел, не поцеловав ее, к чему, честно говоря, Джоанна уже успела привыкнуть. Любая перемена в привычном поведении мужчины настораживала, будь то муж или любовник. Джоанна закусила губу, ощущая, как возвращается страх, нежданно-негаданно исчезнувший прошлой ночью.

Вернулся граф только к ужину.

За ужином Джоанна то и дело ловила на себе пристальный взгляд графа, и этот взгляд очень ей не нравился. Она понимала, что за вчерашнее удовольствие обязательно придется расплачиваться, но ей не хотелось думать, когда и как. Оказалось, уже сегодня. Стоило ли оно того? Вероятно, граф нашел единственную пытку, которую ей не довелось испытать от покойного мужа: подарить удовольствие, а потом заставить ее жалеть об этом. Но она не жалела. Вчера она прикоснулась к чуду. Чем бы ни пришлось расплачиваться за это…

Джоанна заставила себя прервать излишне оптимистичные рассуждения. Вечер еще даже не начался. Возможно, к концу ночи она будет думать совсем по-другому.

Весь день в голове графа крутились яркие картинки того, что он хотел бы сегодня вечером сделать с Джоанной. И все это непременно заставило бы ее плакать и умолять о пощаде, отозвалось бы страхом и болью в ее глазах — именно это он хотел видеть, а не тот мягкий свет и робкую улыбку, которыми она встретила его утром. Впрочем… Джоанна никогда не умоляла его о пощаде, хотя пару раз он видел ее плачущей. Один из них — прошлой ночью.

Вставая из-за стола, он ничего не сказал ей, только посмотрел, но она поняла. Вытерла губы, аккуратно положила салфетку на стол и последовала за ним в спальню. Он сел в кресло, Джоанна осталась стоять в паре метров от него, почтительно склонив голову. Сейчас в ней не осталось ни капли утреннего сияния. Ему казалось, что он ощущает ее страх каждой клеткой кожи. И этот страх раздражал точно так же, как и счастливая улыбка. Из его головы моментально улетучились все мысли об изощренных издевательствах и утонченных пытках. Но и отпускать ее он не хотел.

Он думал… то есть, он просто смотрел на нее, пытаясь понять, чего же хочет, а Джоанна неподвижно стояла и пустым, покорным взором смотрела на его ноги.

— Ну, давай, — в конце концов нарушил он молчание и откинулся в кресле. Тон его был таким, будто Джоанна должна была знать, чего он от нее хочет. В панике она стала вспоминать весь день: не передавал ли ей кто из слуг каких-либо поручений или записок от графа. Сам граф тоже ничего не говорил. От него никогда не было никаких указаний, чего он ждет от нее, если не отдает конкретных приказов. Встать на колени? Раздеться? Просить прощения? Благодарить? Что же?

— Чего вы желаете, милорд? — рискуя вызвать вспышку гнева, все-таки спросила Джоанна — вежливо и услужливо.

— Сделай что-нибудь. Тебе выбирать.

А если она неправильно выберет? Если ему не понравится? О Боже… Ей-то казалось, что с графом давно кончился этап пытки неизвестностью. Ей стало казаться, что теперь она всегда будет уверена, чего ждать от него.

Она расстегнула платье, спустила его и сорочку с плеч, обнажаясь до пояса, благодаря небеса, что не стала надевать сегодня корсет. В таком виде подошла к графу и встала на колени. Чуть надавила ладонью на его колено, давая понять, что хочет встать между его ног. Когда граф раздвинул ноги, позволяя ей расположиться между ними, Джоанна испытала немыслимое облегчение: угадала.