Евгения Перова - Темные воды

– Что случилось! А то ты не знаешь! – Верочка привычным жестом поправила волосы и хмыкнула. – Я видела его с Викторией.

Вера всегда называла дочь полным именем.

– Кого? – Николай похолодел.

– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю!

Николай молча смотрел на жену. Вера никак не могла знать о том, что Сергей давно вернулся и уже второй год преподает в университете. Не могла, но в последнее время все чаще о нем заговаривала, она и раньше нет-нет, да и вспоминала Сергея, но если раньше он мог Вере только мерещиться, то сейчас… Николай был уверен, что ни сам Сергей, ни его сестра никогда не станут искать возможности повидаться с Верой. Но Витоша! Почему-то он не подумал, что Витоша может познакомиться с Сергеем – латынь она уже сдала, античностью заниматься не собиралась. Ну, увиделись пару раз в коридоре или библиотеке – что такого? Витоша так молода, вряд ли она обратит внимание на Седого. Да нет, ерунда.

– Где же ты их видела, Верочка? – осторожно спросил он жену и обреченно вздохнул, услышав ответ:

– Как где? Тут, у нас.

Да, все так и есть, как ему показалось.

– Ты обозналась, Верочка! Это был вовсе не Сергей. Это был мой коллега с кафедры. И правда, он слегка напоминает Сергея.

Конечно, никакого коллеги и не бывало, но лучше слегка приврать, чем пытаться переубедить жену. Верочка нахмурилась, недоверчиво хмыкнула и вышла из комнаты, а Николай еще долго сидел, обхватив голову руками и стараясь не поддаваться неумолимо разгорающейся головной боли. В этот момент Николай мучительно ненавидел Сергея: ему казалось, что тот виноват и в болезненной подозрительности Веры, и в его жестоких мигренях – во всем!

А сам объект его ненависти тоже страдал, изнемогая от бесплодных размышлений и не зная, на что решиться. Пытаясь отвлечься, он взял с полки первую попавшуюся книгу, которая оказалась томиком из собрания сочинений Пушкина. Он рассеянно открыл книгу посередине и не поверил своим глазам, увидев строки из письма Онегина Татьяне:

«Век уж мой измерен…» – Сергей усмехнулся и отложил книгу. Век измерен… Он снова вспомнил странное и тревожное ощущение краткости отпущенного ему времени – и вдруг понял, что давно уже не просыпался в четыре утра от давящего ужаса. Пожалуй, с тех пор, когда… Когда в его жизнь вошла Вита! Это открытие его поразило. Он вдруг сел к столу и достал из ящика письменного стола все ту же общую тетрадь в черной коленкоровой обложке, на первом листе которой по-прежнему красовалось лишь зачеркнутое заглавие да имя героя. Сергей чувствовал, что сейчас какая-то неведомая сила давит на него, толкает к тетради – и вот рука, словно сама собой, взяла ручку и вывела на бумаге фразу: «Поезд наконец остановился. Илья Николаевич Лисовский, сорока лет от роду, бывший заключенный, а ныне подчистую реабилитированный, последним вышел из вагона…» Может, сам Пушкин его благословил? Не зря же попался в руки этот том!

Теперь каждую свободную минуту Сергей писал роман – переделывал, правил, переписывал. Сначала он пытался каждую главу сразу доводить до совершенства, но потом понял, что следует записать то, что уже есть в голове, а потом отделывать. Но процесс этот был бесконечным: все время рождались новые образы и повороты сюжета, вспоминались подробности и разные красочные детали, и скоро он слегка увяз во все множившихся записях. Тогда Сергей догадался завести картотеку на героев и события, сразу стало легче. Он писал ночами, а утром легко поднимался и бежал в университет, чтобы там, завидев Виту, в полном соответствии с Пушкиным «томиться жаждою любви, пылать – и разумом всечасно смирять волнение в крови»…

Вита все время пребывала в недоумении: ее женская интуиция говорила… да просто кричала о том, что она нравится Сергею Валентиновичу! Но тогда почему он убегает?! Что она делает не так? В мужчинах Вита разбиралась не очень хорошо – раздельное школьное обучение мало способствовало приобретению хоть какого-то опыта по этой части, а начавшийся было романчик с Веней давно увял на корню. Вита уже несколько раз намекала Вене, что не склонна и дальше принимать его робкие ухаживания, но молодой человек не хотел понимать. И в один из дней, как раз перед последней лекцией Сергея Валентиновича, у них произошло решительное объяснение. Веня обвинил Виту в том, что она теряет достоинство, бегая за мужчиной, годящимся ей в отцы:

– Он же играет с тобой! Ты что, не понимаешь? Это продуманная тактика. Он тебя заманивает.

Вита вспылила, и в этот патетический момент в аудиторию вошел Сергей Валентинович, без сомнения слышавший их громкие раздраженные голоса. Веня вспыхнул как маков цвет, с ненавистью взглянул на Сергея и выскочил в коридор, а Вита осталась. Все занятие Вита упорно смотрела в тетрадь, быстро взглядывая на Сергея Валентиновича, лишь когда тот не видел. «Неужели Веня прав? – думала она. – Нет, не может быть…» На следующий день она поймала Сергея в аудитории, где он только что закончил мучить латынью первокурсников. Решительно вошла и стала у двери, отрезав путь к отступлению.

Он растерялся и, нервно улыбнувшись, выпалил:

– Мне кажется или вы действительно меня преследуете?

– А мне кажется или вы действительно меня избегаете? – Вита очень точно повторила его интонацию.

– Не кажется.

– И почему вы меня избегаете?

– Потому что это неправильно.

– Что именно?

– Наши с вами отношения.

– Отношения?! – Вита подняла брови. – У нас с вами нет никаких «отношений». Чего вы так боитесь?

Сергей опустил голову. Его страшно поразило, что Вита разговаривает с ним совершенно бестрепетно – на равных. Словно имеет на это полное право.

– Вы что, женаты? – вдруг спросила она. – И у вас трое детей? Двое в Пензе и один на Камчатке?

– Нет, я не женат. – Сергей невольно усмехнулся, вспомнив бойкую героиню фильма «Укротительница тигров», которую цитировала Вита. – И детей у меня нет.

– Тогда что? Я слишком молода для вас?

– Это я слишком стар, Вита.

– Сколько вам? Сорок? Сорок два?

– Почти сорок пять. Но порой кажется, что все семьдесят.

– Ну да, как же я не подумала!

Вита шагнула к нему и погладила по щеке.

– Не надо, – тихо попросил он, но Вита не слушала.

– Конечно, вы же воевали! И в лагере были… Милый мой, бедный. И теперь вы боитесь поверить, что можете быть счастливы? Вы этого боитесь, да?

– Да. И этого тоже.

– А что еще? Разница в возрасте меня совсем не волнует. Что такое непреодолимое стоит между нами?

– Между мной и вами – ничего.

– Между вами и моим отцом, да?

– Вы правы. Но я… Я не готов об этом говорить. Пока.

– Что же это может быть?..

– Вита! Я прошу вас!

– Хорошо-хорошо, я не стану допытываться. Вы сами мне расскажете, да? Когда будете готовы. Я подожду. Но я умоляю: не отказывайтесь от меня! Пожалуйста! Что бы оно ни было – я на вашей стороне. Потому что… я люблю вас… больше жизни…

Вита заплакала и обняла Сергея изо всех сил.

– Вы сами не понимаете, что говорите… – У него на глазах тоже невольно выступили слезы. – Господи, Вита! Не плачьте, моя хорошая, не надо! Не стою я этого.

– Нет, стоите! – упрямо сказала Вита, всхлипывая.

Сергей поцеловал ее пепельную макушку и прошептал:

– Я скучал. Очень сильно.

Страшное напряжение, в котором они оба пребывали последнее время, совсем ушло, и снова возникло то хрупкое ощущение неимоверной близости, возникшее было осенью – над лужей, полной облаков. Вита подняла голову – ее глаза с еще сверкающими в них слезами сияли от счастья:

– Я тоже! А вы думали обо мне?

– Каждую минуту! Я… Я люблю вас! – в полном самозабвении воскликнул Сергей и поцеловал несколько раз ее сияющее личико: висок, на котором обнаружилась крошечная родинка, несказанно его умилившая, потом ее горячие щеки и, наконец, губы, сначала очень легко и нежно, а потом, не сдержавшись, со всей страстью, с силой прижав Виту к себе. Она была теплая, живая, податливая и словно таяла в его руках – струилась, обволакивала, проникала вглубь…

Сергей отстранился, Вита медленно подняла ресницы и взглянула на него затуманенным взором.

– Напугал? – нежно спросил он.

Вита не отвечала, растерянно глядя на него широко открытыми глазами, потом медленно моргнула. «А-а, черт побери все на свете!» – подумал Сергей и поцеловал ее еще раз. А потом просто держал в объятиях, постепенно выводя и себя, и Виту из этого опьянения любви, а сам пытался вспомнить: когда он последний раз так обнимал и целовал женщину? Давно… Очень давно. А может, и никогда.

– Хотите… Хотите, я прямо сейчас уйду с вами? Куда угодно! – тихо спросила Вита, и Сергей окончательно опомнился.

– Нет, душа моя! Мы не можем так поступить с вашим отцом.

Он, чуть нахмурясь, смотрел на Виту и размышлял: «Надо решаться. Мало ли что может случиться? Вита проговорится отцу, он ей расскажет свою версию… Нет, нельзя этого допускать. Надо нам поговорить сейчас… Но не здесь же?» Потом сказал:

– Пойдемте, прогуляемся.

Они вышли из аудитории и направились к выходу. Вита все еще пребывала в полуобморочном состоянии: когда она целовалась с Веней, то ничего подобного не испытывала. При одном только взгляде на губы Сергея у нее темнело в глазах и подкашивались ноги. «Так вот оно что! – думала Вита. – Значит, так оно бывает у взрослых!» Вита считала себя вполне современной девушкой: она, не смущаясь и не краснея, разглядывала в Пушкинском музее обнаженного Давида Микеланджело, а соответствующие главы Медицинской энциклопедии, стоявшей в книжном шкафу родителей подружки, она изучила еще в девятом классе. Но, несмотря на теоретическую подкованность, Вита была совершенно не готова к реакции собственного тела на объятия и поцелуи Сергея Валентиновича. И сейчас она все время прислушивалась к себе, лелея эти сладостные ощущения…