Глава 5

«Ваш отец желает увидеть вас…»

Эти слова продолжали звучать в ушах Джинни на протяжении всего этого странного вечера.

«Мое дорогое дитя», — так граф Черников продолжал называть Джинни, не обращая внимания на ее бурные протесты. Граф покровительственно улыбался ей, и слова «дитя мое» то и дело слетали с его уст.

Он хотел, чтобы она отправилась с ним в Россию, — только свихнувшись, можно предлагать такое! Он говорил о долге и обязанностях, которые налагает близкое родство с царствующей особой. Хуже того — он и бровью не повел, когда Джинни сказала ему, что замужем и любит своего мужа.

— Но, дитя мое, как же вы можете выйти замуж без благословения отца? Конечно, вашим официальным опекуном считается сенатор Уильям Брендон. Но разве вы не знаете, в какую он пришел ярость, узнав о вашем браке от одного французского полковника? Ваш брак совершенно невозможен! Ваш муж, черт возьми, мексиканец, и сенатор, конечно же, сделал все, чтобы аннулировать этот брак!

— Но… — Джинни почувствовала, что задыхается, и напрягла голос: — Я же писала ему, пыталась все объяснить!

— Ах да, вы и в самом деле написали, что сеньор Альворадо из очень почтенного семейства. Тем не менее сенатор все же аннулировал ваш брак.

— Он не имеет права! Мне уже двадцать один год!

— Но, когда вы заключили этот союз, вам еще не исполнилось двадцати одного года. Да неужели вы не понимаете, что вам предлагают? Прежде всего вы княгиня. Даже если ваш отец не признает открыто ваше прямое родство с ним, существует много возможностей ввести вас в круг, близкий к государю. Он желает обеспечить вас всем, что соответствует вашему положению. Так, он подписал указ, по которому вы теперь будете называться княгиней Ксенией Александровной Романовой. Но это не все. Вы получите роскошное имение неподалеку от летнего дворца императора и, конечно, ежегодный доход, притом весьма щедрый. Подождите! — Он поднял руку, предупреждая возражения Джинни. — Сенатору Брендону совсем не обязательно знать все о вашем происхождении. Ему известно одно: что князь Сарканов намерен жениться на вас.

— Ни за что! — Джинни вскочила, прежде чем граф успел удержать ее. — Граф, я отвечаю за каждое свое слово. Я не позволю вам распоряжаться моей жизнью. Вы опоздали! Я уже взрослая женщина, и мне совершенно безразлично, что думают о моем замужестве оба мои отца. Дело сделано, и я не намерена ничего менять. Сомневаюсь, что здешний суд аннулирует мой брак с той же легкостью, как сделал это американский. Но даже в таком случае я предпочту быть любовницей моего избранника, нежели стать княгиней и выйти замуж за человека, которого уже ненавижу.

— Подумайте все же над моими словами, дорогая. Уверен, что вы вскоре измените решение. И никто, поверьте, не станет принуждать вас к браку с князем, если вы того не желаете. Представьте, однако, что будет, если даже ваш… э… муж решит, что поехать вам все-таки следует. Вдруг нам удастся убедить его отказаться от столь необдуманно заключенного союза?

— Моего мужа нельзя ни к чему принудить!

— Ну что ж, все равно подумайте обо всем этом, княгиня.

Джинни тотчас заявила, что думать ни о чем не намерена, но граф лишь улыбнулся, заметив, что упрямится она лишь из-за того, что слишком поражена услышанным.

— Вы просто в шоке, — добавил он, — однако, надеюсь, это не испортит вам аппетита. Ну а там, как говорится, поживем — увидим.

Граф всячески выказывал снисходительность к Джинни и вел себя с ней, как с непослушным, упрямым ребенком.

— Но я должна сегодня же быть дома, мне незачем проводить здесь всю ночь, — заявила Джинни. Граф посмотрел на нее с мягкой укоризной:

— Дорогая княгиня, неужели вы полагаете, что я способен похитить вас? Уж этого можете не опасаться!

Черников поднялся и предложил Джинни руку:

— Не обижайтесь на старика, которому чужды обычаи Нового Света и непонятна независимость здешних дам. Но как русская княгиня, нравится вам этот титул или нет, обопритесь на руку вашего друга. Мы поговорим за обедом, и я расскажу вам много интересного о русской жизни. Кто знает, вдруг это вас заинтересует и вы захотите туда отправиться?

Ошеломленная Джинни приняла руку графа, и они вместе вошли в дом.

Граф Черников, как и обещал, вел за обедом светскую беседу и рассказывал о русских обычаях. Джинни чувствовала бы себя уютнее, если бы ее не усадили рядом с князем, который то и дело бросал на нее выразительные взгляды. К нему она испытывала лишь гнев и презрение. Что же это за человек? Сначала, приняв ее за «солдадера», он решил познакомиться с ней у храма в Гваделупе. Однако, зная, что Джинни Брендон — внебрачная дочь императора, он приехал в Мексику, чтобы встретиться с ней и просить ее руки у сенатора Брендона, даже не видя ее и не поговорив с ней!

Когда обед закончился, Джинни решила ненадолго присоединиться к мужчинам в патио, чтобы не обидеть гостеприимного полковника Адиего. Впрочем, она тут же об этом пожалела, ибо граф Черников завладел вниманием хозяина, предоставив тем самым возможность князю побеседовать с Джинни. Сарканов иронически улыбнулся и посмотрел ей в глаза:

— Так, значит, он все рассказал вам, и теперь вы сердитесь на меня!

— А чего вы, собственно, ожидали? Разве можно вести столь бесчестную игру? Я не верю, что вам нужна была переводчица, вы просто хотели…

— То, что мне нужна переводчица, — чистейшая правда. По-английски здесь почти никто не говорит. К тому же, признаюсь, я влюбился в ваш портрет до того, как познакомился с вами. Я тотчас узнал вас в церкви.

— Я это слишком хорошо помню! А теперь вы привезли меня сюда и заставили выслушать самую странную историю, которую лучше бы мне никогда не слышать! Ну почему, почему меня не хотят оставить в покое? Почему никто не желает поверить, что я счастлива здесь и люблю своего мужа?

— Даже если это и так, малютка, ваше чувство не угаснет от поездки в Россию. Я вовсе не намерен навязывать вам свою особу, но, оказавшись в обществе, куда более вам подобающем, вы можете неожиданно для себя понять…

— Понять что?

Князь одарил ее улыбкой — насмешливой и загадочной:

— Кто знает? Разве в сказках принцессы не встречают принцев? Ведь не только у простолюдинов бывают широкие плечи и сильные мышцы.

Поняв намек, Джинни вспыхнула:

— Ну почему, почему вы так несносны?

— Почему вы считаете меня несносным? Только потому, что я честен и откровенен с вами? Не разочаровывайте меня, ведь я вижу, что вы светская дама. Вы же не станете отрицать, что ваш муж — не единственный мужчина в вашей жизни? Кстати, в Мехико вас называли самой очаровательной куртизанкой — или это ложь? Для этого были причины — увы, были!

Его взгляд, казалось, прожигал ее одежду, и Джинни вспомнила глаза других мужчин, смотревших на нее точно так же: в них горело только одно желание — обладать ею. Наконец-то он сбросил маску, этот русский князь, и, хотя он хочет унизить и оскорбить ее, глаза выдают его с головой. Похоть превращает его в самого обыкновенного мужчину, подобного многим. Но с какой стати она позволяет унижать себя? Джинни знала мужчин, их желания и страсти.

Она холодно посмотрела на князя своими зелеными глазами. Сейчас она напоминала пантеру, готовящуюся к прыжку.

Князь относился к тому типу людей, которым доставляет удовольствие борьба в любом ее проявлении. Заметив вызов во взгляде Джинни, он хищно улыбнулся и глубоко вдохнул; ноздри его раздувались. Да, эта женщина ему, несомненно, нравилась, а в гневе — особенно… Нет, портрет Джинни, который он видел в доме тетушки Селины, явно уступал оригиналу. Джинни следовало изобразить в одежде цыганки, с распущенными по плечам волосами — такой, как он впервые увидел ее в ту ночь, когда она вихрем кружилась в мексиканском танце.

Постепенно гнев Джинни стал проходить. Успокоившись, она потягивала ликер, привезенный графом Черниковым, но не спускала глаз с лица князя.

— Похоже, вы знаете обо мне довольно много. Не понимаю только, зачем вам понадобилось шпионить за мной. К тому же, узнав о той жизни, которую я вела до брака, вы могли предположить, что ваш император не одобрит поведения своей внебрачной дочери, откажется от своих намерений и не захочет ее видеть. Стоит ли тратить столько усилий, чтобы разочаровать своего высокого покровителя?

Князь засмеялся:

— А! Вы решили перенести военные действия на территорию противника, не так ли? Нет, я отнюдь не заблуждался на ваш счет! Вы настоящая женщина и обладаете мужеством, чтобы открыто это признать. Вы нравитесь мне, более того, мне начинает нравиться все, что связано с вами, — и с каждой минутой все больше и больше.

Она ответила ему холодным и насмешливым взглядом:

— Боюсь, ваше признание меня ничуть не тронуло, а уж коль скоро вы рассчитываете на прямоту и честность, скажу вам, князь, что вы мне совсем не нравитесь.

Она могла поклясться, что взгляд князя выразил гнев, хотя он все еще улыбался:

— Возможно, когда-нибудь вы измените свое мнение обо мне. Кстати, ваша открытая неприязнь к моей особе заставляет меня все больше восхищаться вами. Вы как башня из слоновой кости, которую следует завоевать.

— Нет нужды меня завоевывать, князь Сарканов, поскольку это уже сделал мой муж.

— О, опять эти женские разговоры о любви! Обыкновенная физическая страсть, которую маскируют высокими словами. Женщинам следовало бы поучиться у мужчин: те, по крайней мере, откровеннее в своих желаниях. — Вдруг он склонился к ней и, сверкнув глазами, шепнул: — Я хочу вас больше всех женщин на свете. Если это называется словом «любовь», значит, я люблю вас. Но, так или иначе, вы будете моей.

Джинни вскочила и пошла прочь, не ответив ему ни слова, но в сердце ее снова поселился страх.

«Вы будете моей». Но почему? Быть может, князь решил, что она без памяти обрадовалась, узнав о своем высоком происхождении, и надеялся, что она упадет в его объятия из чувства благодарности? Ведь именно князь способствовал ее неожиданному возвышению? Или на него так действует ее сопротивление, поскольку Сарканов не любит легкой добычи? Джинни особенно пугало какое-то тайное зло, которое она ощущала в князе. А может, это только игра ее воображения?