— Привет! — произнес юнец. — Вы, случайно, не меня ждете?

Мужчина покачал головой. Не может быть, чтобы этот парень оказался торговцем оружием!

— Нет, не вас.

— А мне почему-то кажется, что именно меня, — усмехнулся парень.

— А тебя зовут Терри?

— Да, Терри, — кивнул тот. — Насколько я понял, вас интересуют вещи, обеспечивающие личную безопасность? Или я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься, — ответил мужчина, все еще не веря, что торговцы оружием бывают такие юные и с приличной внешностью. — Меня это очень интересует.

— Прекрасно! Тогда, если не возражаете, давайте отойдем в сторонку.


Элизабет сидела в ярко освещенной гримерной перед зеркалом и, глядя в него, наблюдала, как Фрэнси делает ей макияж. В соседнем кресле сидела Чарлин — ведущая вечерних новостей, репортер, чьи сюжеты часто шли в эфир в прайм-тайм, и другая гримерша пудрила ей лицо.

— Чарлин, ты даже не представляешь, как я тебе благодарна за то, что ты согласилась взять у меня интервью в прямом эфире, — сказала Элизабет, глядя на отражение журналистки в зеркале. — Ведь никого — ни единого человека — мне не удалось уговорить! Я очень, очень тебе признательна!

Чарлин смущенно улыбнулась.

— Спасибо, Лиз, за добрые слова. Ты знаешь, с каким уважением и симпатией я к тебе отношусь, но, откровенно говоря, я согласилась взять у тебя интервью из-за… Касс. Как представлю, что она, бедняжка, лежит на больничной койке, так у меня мурашки бегут по телу. Господи, хоть бы она поправилась!

— Да, Чарлин, я тоже очень переживаю за Кассандру. И пошла на эту… авантюру тоже ради нее. Бедная моя Касс! Я так надеюсь, что для нее все закончится благополучно!

Раздался стук в дверь.

— До начала эфира осталось десять минут! — объявил женский голос.

— Спасибо, — ответила Элизабет. — Мы готовы.

Она снова внимательно осмотрела себя в большом зеркале и осталась очень довольна. Но не из-за прекрасного макияжа, который ей сделала Фрэнси: гримерша всегда выполняла свою работу замечательно. Элизабет увидела в зеркале молодую, очень привлекательную женщину — самоуверенную, невозмутимую, хладнокровную. Из взгляда женщины исчезли страх, отчаяние и безысходность, большие светло-голубые глаза лучились каким-то особенным, таинственным светом. Элизабет Найт была полна решимости выполнить задуманное. Она была готова к борьбе.

* * *

«Сейчас они тщательно проверяют каждого входящего и выходящего, — усмехаясь, думал убийца. — Молодцы, хорошо подготовились. И муха не пролетит. Охраняют, наблюдают, высматривают».

Муха не пролетит, а вот ему проникнуть в здание удалось! Правда, не сегодня — сегодня это было бы невозможно, — а вчера утром. Он снова всех обвел вокруг пальца, так что полицейские и охранники, зорко стерегущие все входы и выходы, трудятся напрасно.

Но к радости и гордости убийцы за свою изобретательность и ловкость примешивалось и иное чувство — физическое неудобство. Он уже много часов сидел в металлическом шкафу, наполовину заполненном видеокассетами; воздуха не хватало, дышать становилось все труднее, ноги и руки затекли, тело покалывало тонкими острыми иголочками, а пистолет, засунутый за брючный ремень, больно впивался в кожу. Ничего! Физические неудобства — временные. Пустяки по сравнению с тем, что его ожидает. А ожидает его выполнение очень важной миссии, пожалуй, самой главной в жизни и, возможно, последней.

Чтобы отвлечься от неприятных ощущений и скоротать время, убийца снова принялся вспоминать, как ему удалось проникнуть в здание незамеченным, и чувство гордости за свою хитрость охватило его с новой силой. А получилось все просто, на удивление просто.

Понимая, что в день выхода в эфир шоу «Темное зеркало» ему не удастся попасть в здание, убийца стал готовиться к этому заранее, изучая обстановку на месте. Он прятался за высокими кустами, росшими неподалеку, наблюдал за входящими и выходящими людьми, и на основе наблюдений ему в голову пришла гениальная идея. Несколько раз он видел, как рабочие носят с примыкающего к зданию склада мебель, декорации и различное оборудование. Проникнуть на склад не составляло труда, и убийца, улучив удобный момент, вошел туда и спрятался в большом металлическом шкафу, в котором хранились видеокассеты. Почему в шкафу? Да потому что он слышал, как рабочие говорили, что именно этот шкаф надо отнести в здание.

Шкаф вытащили со склада, подняли грузовым лифтом наверх и отнесли куда-то. Пока его несли, несколько кассет упали с полок и больно стукнули убийцу по голове. Но он лишь досадливо поморщился. Ерунда! Сейчас самое главное, чтобы никто из рабочих не открыл дверцы шкафа! Но открывать их никто и не собирался. Шкаф был доставлен в какое-то помещение, и когда голоса и шаги рабочих стихли, убийца осторожно приоткрыл дверцы и высунул голову.

Он находился в небольшой полутемной комнате со множеством проводов, тянущихся вдоль стен, каких-то кнопок, панелей непонятного назначения. В дальнем конце комнаты располагалось большое широкое окно. Затаив дыхание, убийца выждал несколько минут, напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли снова шаги, но вокруг стояла тишина, и он рискнул. Выбрался из металлического шкафа, бесшумно пересек комнату и подошел к окну. То, что он увидел через стекло, заставило его сначала раскрыть рот от изумления, а потом улыбнуться. Окно комнаты — очевидно, просмотровой — выходило прямо на съемочную площадку «Темного зеркала»!

Ну бывает же такая удача! Словно рука судьбы сама подводит его к Элизабет Найт! Убийца размял затекшие ноги и вернулся в свое убежище — в шкаф. Вот здесь он и провел ночь и весь сегодняшний день.

Теперь, через несколько часов, его узнает вся страна, может быть, даже весь мир. Все увидят его лицо. Он прославится.

«Сегодня вечером я обрету бессмертие, — взволнованно думал убийца, закрыв глаза. — Моя миссия будет завершена, я до конца осознаю свое высокое предназначение. Обо мне заговорят, и мое имя еще долго будет у всех на слуху. Обо мне будут помнить. Я обрету бессмертие».

«Не бессмертие ты обретешь, а погибель, — упорно твердил внутренний голос, становясь все громче и настойчивее. — Откажись от своей безумной затеи, откажись! Для чего тебе посмертная слава? Ведь ты умрешь, не сумев насладиться ею. Одумайся! Опомнись!»

Убийца резко тряхнул головой, стараясь заглушить внутренний голос, призывающий к благоразумию, и плотно сжал губы. Отказаться от выполнения дела, к которому он шел, быть может, всю жизнь, — это не благоразумие, а трусость и малодушие, а он эти человеческие качества всегда считал постыдными и презирал. Проявлять малодушие свойственно обычным, заурядным людям, им это простительно. Им, но только не ему. Человеку, выбравшему особый жизненный путь. И он с этого пути уже не свернет. Он пройдет его до конца, даже если тот завершится бездонной черной пропастью, шагнув в которую он уже никогда не сумеет вернуться назад.


— До прямого эфира осталось десять минут! — наклонившись к миниатюрному микрофону, прикрепленному на лацкане пиджака, объявил Франциск. — Всем приготовиться!

На съемочной площадке находилось несколько человек и были установлены две камеры. Для интервью большего и не требовалось. Но даже если и понадобился бы дополнительный персонал, Броди все равно не выделил бы его. Ему и так пришлось заплатить в несколько раз больше смельчакам, согласившимся работать во время прямого эфира, когда в любую минуту из темноты мог появиться зловещий силуэт убийцы и… Никого не обнадеживали уверения начальства, что здание полностью контролируется полицией и охранниками службы безопасности. Все боялись.

Элизабет села в кресло, позади которого стояло большое овальное зеркало, а Чарлин — напротив нее. На мониторах отражались последние кадры финального эпизода шоу: громко звучали выстрелы, сценаристка падала на пол, а расплывчатый силуэт убийцы бесшумно растворялся в темноте. В последний момент Броди велел вырезать кадры, в которых режиссер взволнованно объявляет, что сценаристка мертва.

«Этого говорить не следует, — сказал Броди. — Пусть телезрители остаются в неведении относительно того, удалось ли преступнику осуществить свой кровавый замысел. Пусть они трясутся от страха и гадают: а вдруг героиня серии осталась жива. По-моему, так интереснее. Больше впечатляет».

Элизабет смотрела последние кадры, и внутри у нее все дрожало от напряжения. А может быть, от страха? Но усилием воли она заставляла себя выглядеть бесстрастной и невозмутимой. Обратной дороги нет… Сейчас начнется интервью, и, хочется верить, ее фантазии так и останутся фантазиями…

«Господи, сделай так, чтобы никто больше не пострадал, — беззвучно твердила Элизабет, опустив голову и глядя прямо перед собой. — Пусть все останутся живы! — Теперь уже она мысленно обращалась к Нику, полицейским и охранникам телекомпании. — Все, и я в том числе…»

— Ты что-то сказала? — наклонившись к Элизабет и с тревогой вглядываясь в ее лицо, спросила Чарлин.

— Шепчу молитвы, — еле слышно призналась она.

— Знаешь, а я твержу их с того рокового дня, как согласилась взять у тебя интервью в прямом эфире, — усмехнулась журналистка и, подмигнув ей, ободряюще добавила: — Ничего. Все будет хорошо.

За спиной Элизабет послышались легкие шаги. Она вздрогнула, резко обернулась, но, увидев подходящего к ней Бада, облегченно вздохнула. Он опустился перед ней на одно колено и тихо спросил:

— Ну как ты? Волнуешься? Не надо, Лиз, не волнуйся. Я уверен, все пройдет нормально.

— Нет… со мной все в порядке… — пробормотала она.

— А почему же ты вздрогнула, когда я подходил? — улыбнулся Бад. Наклонившись к Элизабет, он прошептал ей на ухо: — Помнишь, рабочие жаловались, что наше зеркало стало очень тяжелым?

— Помню.

— А знаешь почему? Потому что я укрепил его немного. — И Бад кивнул в сторону большого овального зеркала, стоящего за спиной Элизабет.