Она поспешила за ним, остановившись, слегка задыхаясь, на щеках проступил легкий румянец, и он подумал, куда заведет их охота. Сюда? В дом? Он беззаботно предложил ей показать дом, но теперь он рассматривал эту перспективу, как плохую мысль. Как он мог доверять самому себе, когда она выглядит такой… свежей, овеваемой ветрами…и такой искушающей?

Ему нужно уйти. Не только потому, что она до крайности волновала его чувства, но потому, что когда-нибудь опасные личности могут кое-что потребовать от него, вероятно даже его жизнь.

— Вы мне поможете? — спросила она.

— Мисс Сент-Клер, Вы только и знаете, что преследовать. Я…погодите минутку… — Внезапно ему пришло это в голову. Ее упорство, ее любопытство, ее импульсивность. Он мог думать только об одном объяснении. Он поставил ее корзинку с булочками возле низкой стенки, которая огораживала террасу, — Сен-Клер… как та семья, которой принадлежит Бикон? Вы — внучка Корнелия Сент-Клера? Вы — Софи Сент-Клер?

Волна румянца залила ее от шеи до линии волос. Ее губы открылись, сжались, потом снова открылись с дрожью, которая заставила его пожалеть, что он не сдержал свой язык. Но в одно мгновение, когда все это произошло, огорчение на ее лице превратилось в стоическую гордую решительность.

— Да.


Тошнотворное ощущение прошло по Софи, и она почувствовала, словно снова стояла перед графом с открытым плащом и видной под ним ночной рубашке.

Ее услали в самый отдаленный уголок Корнуолла, и все же скандала ей не избежать. Чадвелл Ратерфорд, вероятно, слышал о ней в Лондоне, и кто же не знал?

— Это кое-что объясняет, — заметил он, уголок его рта дернулся в первом намеке на улыбку, впервые за этот день.

Это движение вызвало в ней желание повернуться и спрятаться. Но какую пользу это могло принести? Ее семья послала ее сюда в надежде утихомирить сплетни, но ее испорченная репутация преследовала ее также преданно, как верный пес. Граф мог посчитать ее распутницей и бесстыдницей, мог подумать, что она пришла в Эджкомб для пылкого любовного свидания.

Она раскрыла рот, который был таким же сжатым и жестким, словно накрахмаленная ткань.

— Я Вас уверяю, что большая часть того, что Вы могли услышать о моих похождениях, далеко от истины.

Он сложил руки на груди.

— Тогда, в чем заключается истина?

— Вы не поверите мне, — Никто не поверил, даже те люди, которые говорили, что любят ее больше всех на свете.

— Я знаю кое-что об этих сплетнях, мисс Сент-Клер. Как они растут и распространяются и живут своей жизнью.

Дает ли он ей выгоду в виде сомнения? Неужели, наконец, кто-то поверил ее версии о том, что случилось той прискорбной ночью? Не осмеливаясь посмотреть ему в глаза, так как полагала, что его жалость окажется такой же хрупкой, как доверие ее семьи; она развернулась и отошла на несколько шагов от него. Чувствуя себя заключенной, загнанной в угол, как в ту ночь, она распустила завязки шляпки и сняла нелепое сооружение из шелка и соломы с головы.

— Это случилось в ночь ежегодного благотворительного бала Уинтропов. Дедушка разрешил мне написать о нем отзыв для Бикона. Моя задача заключалась в том, чтобы спокойно сидеть и записывать, кто пришел, что на них надето, размер пожертвований… что-то вроде этого. Я пришла туда с еще одной идеей на уме, — Ветер растрепал ее волосы, придавая холодное облегчение ее горьким воспоминаниям, — У меня была зацепка насчет злоупотреблений в Благотворительном Обществе Уинтропов.

— Какого рода злоупотреблений?

— Воровство фондов, — она мельком глянула через плечо, — Самими Уинтропами. Годами они фактически обкрадывали сирот и вдов, и тех, кто получил раны в войнах против Наполеона.

Она услышала тихие шаги.

— А как понимать Ваше пребывание в спальне сэра Генри Уиинтропа? — шепотом спросил он, почти обвиняя, но не совсем, слегка касаясь ее затылка, и что заставило ее вздрогнуть, — С сэром Генри.

— Мой источник, их служанка, сказала, что доказательства их вероломства в документах, которые находятся в личной гостиной леди Гертруды. Когда гости сели ужинать, я прокралась наверх, чтобы поискать. Но этот дом — настоящий лабиринт, и…

— Понимаю.

— Правда? — Или это просто то, что обычно говорят, когда ничего уже не изменить в отчаянной ситуации?

— А поцелуй?

Она развернулась, чувствуя жар на губах. Значит, все грязные подробности стали известны, не так ли? Обсуждаются в гостиных, магазинах, частных джентльменских клубах. Она, вероятно, была предметом тостов в Уайтсе, не поднимал ли граф Уайклифф бокал в честь ее предполагаемых похождений?

Но пока она разглядывала его лицо, эти сильные, гладкие черты и коньячного цвета глаза, она не увидела ни намека на порицание. Только желание, наконец-то, узнать правду.

Она хотела расцеловать его за это.

— Когда я поняла, что вошла не в ту комнату, я решила все равно немного обыскать ее. Но сэр Генри разлил соус на свой шейный платок и поднялся наверх, чтобы сменить его. О, он пришел в ярость, когда обнаружил, что я роюсь в его вещах. Схватил меня за плечи и выгнал из комнаты, обещая сообщить властям немедленно. В этот момент появилось несколько гостей на лестничной площадке, и прежде, чем я поняла…


Ее горло пересохло при мысли об унижении, которое принесло ей это происшествие.

— Он сгреб меня в объятия и притворился, что целует меня. Это было отвратительно. Позади себя я услышала вздохи зрителей. — Это было ужасно. Потом он отпустил меня и сказал: «Извини, у нас нет сейчас времени, любовь моя. Вероятно, на следующей неделе», и сделал вид, что шокирован и смущен тем, что нас видели.

— Будь проклят этот гнусный сын шлюхи, — голос графа был полон сдержанных чувств, напряженные бледные складки появились по обеим сторонам его носа, — Ясно, что он догадался, что Вы могли искать. Скомпрометировав вас, он эффективно дискредитировал все обвинения, которые Вы могли бы выдвинуть против него. Все бы решили, что Вы просто брошенная любовница. Что касается его брака, то всем известно, что леди Уинтроп смотрит сквозь пальцы на флирт своего супруга. Она слишком занята своими собственными интрижками. — Его кулаки сжимались и разжимались по бокам.

— Вы поверили мне, — это был не вопрос, даже не утверждение, а явный прилив облегчения. Она закрыла глаза, чтобы насладиться этим ощущением.

Она открыла их, почувствовав теплое прикосновение пальцев под подбородком. Граф смотрел ей в лицо с настойчивостью, которая отозвалась в ее нервных окончаниях, что заставило ее задуматься, как и прошлой ночью, наклонит ли он голову и поцелует ее.

Его большой палец гладил ее нижнюю губу, заставив ее гореть и задрожать. Мириады ощущений появились в оттенках его глаз, и это заставило ее застыть, пока она не почувствовала растущее желание… того, что она никогда ранее не желала. Ожидание…того, чего она никогда раньше не испытывала. Гром послышался в небе, звук отдался в ней, и она почувствовала растущую тревожную боль.

Потом он отдернул пальцы и выпрямился в полный рост, возвышаясь над ней, пока не стал казаться недоступным, отстраненным и отдаленным.

— Во что я верю, мисс Сент-Клер, это то, что Вы в Корнуолле оказались из-за дурной ситуации, и то, что Вы обязаны немедленно связаться с Вашей семьей и попросить их отвезти вас домой.

— Они этого не позволят. Пока нет.

— Вы говорили кому-то о своих подозрениях, которые касаются Пенхоллоу?

Она вздохнула.

— Моя семья мне не поверит. Они подумают, что это просто хитрость с моей стороны, чтобы вернуться в Лондон. Если только, конечно, я не найду доказательств.

Она не могла избавиться от надежды в своем голосе или от тоски во взгляде, обращенном на него. Но его красивые черты лица снова закрылись для нее, как когда-то были закрыты ставни на окнах его дома.

Раздавшийся гром привлек его взгляд к морю.

— Я полагаю, пора проводить Вас домой, если Вы подождете минутку, пока я надену приличную рубашку и найду свое пальто.

— В этом нет необходимости. Я сделала ошибку, придя сюда. После прошлой ночи, я полагала, что Вы такой человек, который охотно потратит свое время во имя благополучия других. Но я вижу, что мое первое впечатление о Вас было верным. — В тот день, когда она впервые пришла сюда, он не побеспокоился, чтобы поприветствовать ее, когда он ушел в дом, и сделал вид, что не глядел на нее через окно.

Он был незнакомцем, все-таки. У нее не было права, в действительности, чувствовать такое глубокое разочарование в нем, но это ощущение лежало на ее плечах тяжелым грузом.

— Доброго Вам дня, лорд Уайклифф. Я больше не побеспокою Вас.

ГЛАВА 5

Чувствуя себя негодяем, Чад смотрел, как мисс Софи Сент-Клер спустилась по лестнице и пошла к задним воротам. Он даже шагнул, намереваясь извиниться за свое отвратительное поведение и спросить, что она имела в виду, когда сказала про свое первое впечатление. Он вскоре решил, что лучше ее отпустить.

Безопаснее. Для нее. Для него.

Если он позволит ей войти в свою жизнь и что-то с ней случится…

Тот же самый вопрос бился в его мозгу: Сколько же невинных жертв пострадали напрямую от его сотрудничества с контрабандистами? Ради Христа, Софи Сент-Клер не будет одной из них, даже если ему придется ей угрожать, чтобы заставить ее держаться от него подальше. Он только надеялся, что до этого не дойдет. Ее корзинка осталась у стены, молчаливый, непритязательный признак, который пронзил его. Аккуратно сложенное полотно…веточка вереска…

Если бы Генри Уинтроп стоял тут сейчас, Чад испытал бы мучительное искушение сжать руки вокруг шеи этого человека и выдавить из него жизнь.