– А что, если ты не сможешь этого вынести? – Он даже не попытался возразить… не отрицал ничего из того, что я только что сказала.

У меня сжалось сердце. Так вот чего он боится! Что когда он откроется мне, я не смогу принять его таким, какой он есть.

– Нам обоим нужно знать, смогу или нет. Вдруг у нас не сложится, и потом мы оба будем мучиться, что все могло бы быть иначе, если бы я попробовала.

– Ты не сможешь.

– Ладно, – хрипло прошептала я. Мне казалось, что я умираю. – Значит, я угадала… все так и есть.

– И что это значит?

– Это значит, ты уже понял, что я не та, которая тебе нужна. Я и сама это знаю. Ну что ж… Тогда не стоит тянуть. Я прямо сейчас пойду соберу вещи…

– Нет. Ты не пойдешь собирать никакие вещи. Даже не думай. Тем более после того случая на складе.

Рука моя метнулась к горлу. Что он хотел этим сказать? Что порвал бы со мной, если бы не то, что произошло на складе?

– Может, мне действительно нужно какое-то время где-то пожить, но это уже не твоя забота. Ты не обязан меня защищать, Крис. Я не нуждаюсь в твоих подачках.

– Я не это имел в виду. Проклятие, Сара! Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Я сжалась, как от удара. Боль всегда была неизменной спутницей Криса… теперь она стала и моей.

– Я хочу, мне нужно. Правильно, неправильно. У меня от всего этого каша в голове, вся моя жизнь – одна большая путаница, и я безумно от этого устала. Если так пойдет и дальше, мне конец.

– Нет, это мне конец – если ты уйдешь от меня. Слышишь, Сара?

Меня снова захлестнула боль – только на этот раз это была его боль, не моя. Каждое слово Криса сочилось болью, проникало мне в душу, чтобы поселиться в ней – точно так же, как поселился в ней Крис.

– Я не хочу уходить, – прошептала я.

– Тогда не уходи. – Это была уже не просьба, а мольба. Один из редких моментов, когда я чувствовала, что он так же уязвим, как и я. – Я сегодня же вернусь домой, и мы обо всем поговорим.

– Нет, – поспешно перебила я. – Не делай этого. Мне довольно и того, что ты не хочешь, чтобы я ушла. Я буду ждать тебя, обещаю. Я тебя дождусь.

– Я могу прилететь сегодня, а завтра утром вернуться.

– Нет, прошу тебя. Не нужно. То, что ты делаешь, очень важно, а я в любом случае буду работать допоздна.

– Я возвращаюсь. – Кто-то окликнул его. – Нужно идти, – заторопился Крис. – Возможно, я уже не позвоню, но вечером мы увидимся.

– Значит, я тебя не отговорю?

– Даже не мечтай.

Его снова окликнули – мы торопливо распрощались. Услышав в трубке долгие гудки, я прижалась лбом к холодной стене. Перед глазами у меня все плыло – я была так счастлива услышать, что Крис готов послать все к черту, лишь бы увидеть меня, что меня не держали ноги. «Что происходит? – думала я. – Что мы делаем друг с другом? И почему мы не в состоянии остановиться?»


Немного придя в себя, я вышла из туалета… и меня вдруг охватило недоброе предчувствие. Я обежала взглядом кофейню, пытаясь понять, откуда оно. И вздрогнула, заметив Марка – стоя боком ко мне, он о чем-то разговаривал с Авой. Я видела его только в профиль, но Ава сидела с несчастным видом, а когда Марк придвинулся вплотную, словно собираясь шепнуть ей что-то на ухо, у нее сделалось такое лицо, будто она вот-вот расплачется. Видимо, они были знакомы куда ближе, чем я считала, и я вдруг спросила себя, насколько я хорошо знаю всех этих людей, которых вижу чуть ли не каждый день.

Ава подняла голову – наши взгляды встретились, и у меня появилось такое чувство, словно я мышь, за которой только что захлопнулась дверца мышеловки. Я торопливо отвела глаза в сторону и направилась к столику, чувствуя на себе тяжелый взгляд Марка. Оставалось только гадать, догадывается ли кто-то, кроме меня, что ощущение власти, исходившее от этого человека, от которого, казалось, потрескивал воздух в помещении, являлось неотъемлемой его частью, или же они решили, что это под моей ногой потрескивал пол, когда я шла к своему столику.

Я торопливо сгребла со стола вещи, на ходу придумывая, как объяснить, почему я тут, а не в галерее. Наверное, мне следовало удивиться, что Марк не сделал попытки подойти – но почему-то я совсем не удивилась. Вероятно, он намеренно нагнетал напряженность, чтобы иметь удовольствие понаблюдать, как я стану корчиться от смущения. Мне уже был знаком этот его психологический прием. Марк частенько пользовался им и весьма успешно. В отношении меня он всегда срабатывал безотказно – но больше этого не будет. Мне потребовалось немало времени, чтобы разглядеть – и понять – то хорошее, что есть в Марке. Однако понимать – не значит любить, а то, что делал Марк сейчас, не слишком мне нравилось.

Я уже взялась за ручку двери, собираясь выйти на улицу, когда он вдруг неожиданно возник у меня за спиной. Перегнувшись через мое плечо, Марк галантно распахнул передо мной дверь, в его темных глазах я снова увидела вызов.

– Вот вы где, мисс Макмиллан. А я уж было испугался, что вы последовали примеру Ребекки и тоже сбежали.

Я моргнула от неожиданности, но, похоже, за последние пару недель мое умение контролировать себя несколько поистощилось.

– Но я же предупредила Аманду, что иду сюда. И потом… знаете, от меня не так-то просто избавиться, – брякнула я. Выскочив на улицу, я подставила лицо ледяному ветру. Марк последовал за мной. Не успел он захлопнуть за собой дверь, как я осознала, насколько двусмысленно прозвучала моя последняя фраза. Если это Марк убил Ребекку, он мог истолковать ее в том смысле, что со мной у него этот номер не пройдет… но, сказать по правде, мне не верилось, что Марк на такое способен. Скорее всего он просто трахнул ее. Во всех смыслах этого слова. А я только что по собственной глупости разрушила то, чего мне удалось добиться, дав ему повод думать, что он может попробовать то же самое со мной, и чуть ли не пообещав, что даже не попытаюсь сбежать.

Споткнувшись, я повернулась к нему.

– Я не в том смысле…

Темные глаза Марка сузились.

– Знаю, мисс Макмиллан. Просто помните, что женщина всегда имеет право передумать. На то она и женщина.

– Что-то слабо верится, что вы оставляете нам право самостоятельно решать за себя.

– Вот как? Что ж, думаю, вы удивитесь, узнав, как много я позволяю… если, конечно, речь идет о подходящей женщине.

Мои щеки полыхнули огнем.

– Я не собиралась…

Марк рассмеялся – низким, рокочущим смехом, и я окончательно растерялась. До этого я ни разу не слышала, чтобы он смеялся.

– Готов поклясться, вы не собирались – как не собираетесь делать много из того, чего бы мне от вас хотелось.

Я уже открыла было рот, чтобы возмутиться, но Марк перебил меня:

– Нет, нет, я не собираюсь на вас давить. – Взяв меня за плечи, он подтолкнул меня в направлении галереи. – Давайте вернемся. Кстати, в кабинете вас ждет небольшой подарок.

Слава Богу, он не видел моего лица – и не мог догадаться, как меня потрясли его слова. Дело в том, что ему удалось то, что до него удавалось только Крису. Фраза насчет подарка вызвала у меня такой всплеск адреналина, что я едва удержалась, чтобы не броситься бежать, так мне хотелось поскорее узнать, что же это такое. Я понятия не имела, что это может быть. Редкое произведение искусства? Официальное повышение? Вариантов могло быть множество.

Я думала, что Марк последует за мной в кабинет – но ему в очередной раз удалось меня удивить. Что ж, оно и к лучшему, решила я, чем меньше он будет знать о том, как его присутствие действует на меня, тем лучше. Я вихрем влетела в кабинет… и ноги мои приросли к полу, едва я увидела, что лежит у меня на столе. Это была тетрадь… как две капли воды похожая на те, что я накануне положила в сейф Криса.

Глава 11

Положив на колени тетрадь, которую оставил на моем столе Марк, я ехала в викторианский особняк Альвареса, построенный им в одном из самых фешенебельных районов Сан-Франциско под названием Ноб-Хилл, который острословы окрестили Сноб-Хилл. Десять минут езды – и вы оказывались там, где кишмя кишели богатые, влиятельные и знаменитые; да что особняки, даже магазины и театры тут были особые, специально для элиты. Как-то волей-неволей в голову лезли всякие опасные мысли… тут все буквально кричало о деньгах, от которых я в свое время отказалась, чтобы не захлебнуться в них.

Я свернула на подъездную дорожку, отличительной чертой которой была ее полная заурядность, но если вспомнить, что рядом раскинулся город, занимающий территорию чуть менее 47 квадратных миль, чего-то другого трудно было ожидать. Но ничем не выдающийся снаружи, особняк поражал гламурной пышностью, стоило только оказаться внутри. Мои поиски в Гугле, когда я пыталась узнать, как сюда доехать, вызвали лавину ссылок, в каждой из которых фигурировало имя какого-нибудь известного архитектора, так что я не сомневалась, что особняк Альвареса не исключение.

Заглушив двигатель «порше-911» и покусывая губы, я разглядывала выкрашенную в красный цвет дверь. Ничего особенного, напомнила я себе. Я по-прежнему сама себе хозяйка. Я больше не прячусь. Я не отказываюсь признать реальность. Я приехала на встречу, которую назначил мне знаменитый, прославленный Рикко Альварес. Так какого черта я сижу здесь… почему не бегу к нему сломя голову, ведь до назначенной встречи всего пять минут, а пунктуальность всегда считалась признаком хорошего тона?

Мои пальцы вцепились в дневник – прочитав его, я испытала одновременно радость и разочарование. Увы, он тоже не помог рассеять мрак, окружавший жизнь Ребекки, как и все, что я уже читала. В эту тетрадь Ребекка скрупулезно заносила сведения о каждой вещи, которую она оценивала для аукционного дома «Риптайд». Наиболее интересным оказалось то, что она писала о служащих галереи, клиентах и художниках, с которыми имела дело, особенностях их характера, интересах и прочем.

Все записи, где упоминалось имя Криса, были тщательно зачеркнуты – сколько я ни старалась, ничего не смогла разобрать, хотя внушительный список предметов искусства, которые он продал через «Риптайд», меня не особо удивил – я уже знала, что все вырученные деньги пошли на детскую больницу. Но сейчас мне почему-то не хотелось об этом думать. У меня была назначена встреча, от которой многое зависело – я понимала, что должна добиться успеха… но меня мучили страх и неуверенность, для которых, казалось бы, не было никаких причин. А ведь Ребекка хорошо отзывалась об Альваресе. Его мало кто понимал, и хотя им часто двигали жажда славы и деньги, в великодушии и благородстве ему трудно было отказать. Так чего же я паникую?