– А ты разве нет?

– Нет. – Кай снова улыбается. – Прибыл на велике, и если только ты не хочешь прокатиться на руле, рассчитываю, что в битву мы пойдем на твоей машине.

– Ладно, – вздыхаю я, чувствуя, как теплеют от смущения щеки. Поворачиваюсь к двери и бросаю через плечо: – Но только придержи свое мнение при себе.

– Несси, разве я не сказал тебе, что Капитан Вашингтон никогда никого не судит? – Он догоняет меня в коридоре и шутливо толкает локтем в бок. Поглядываю на него искоса и не понимаю, с чего он такой игривый. Откуда он вообще взялся, из какой Фрикляндии? И кстати, он так и не объяснил до сих пор, из-за чего у них с Харрисоном Бойдом такая вражда.

Замирая от смущения, поднимаю руку и указываю пальцем на «Тойоту»:

– Вон тот зеленый внедорожник в углу. – Ну почему у меня нет собственной машины? Делаю мысленную заметку: срочно заняться поисками машины, которая будет вызывать иные чувства, кроме стыда и смущения.

Украдкой бросаю взгляд на Кая, но он молча таращится на внедорожник, словно ждет, что я вот сейчас возьму свои слова обратно и скажу, что пошутила. Не дождавшись объяснений, мой сообщник задумчиво трет подбородок.

– И как ты предполагаешь сидеть в засаде в зеленой «Тойоте», которую сняли с производства еще в прошлом веке, когда в Белом доме хозяйничал Рейган? У меня в гараже стоит запасной велик, так что можешь воспользоваться им.

Вот здорово. На велосипед я не садилась лет, наверно, с двенадцати и представить себя едущей на двух колесах по улицам Уэстервилля не могу при всем желании.

– Хочешь, чтобы мы разъезжали на велосипедах?

– Да. А почему бы и нет? Велосипед не так заметен, как машина; его можно поставить где угодно и удрать на нем легче и быстрее, потому что не надо обращать внимание на светофоры. – Кай идет к стоящему у стены велосипеду, который я не заметила, когда приехала, ведет его одной рукой и выжидающе смотрит на меня. – Ну что? Седлай своего Халка, и трогаем.

– Вообще-то его зовут Зеленый Рыжик, – сообщаю я и тут же ругаю себя за неуместную откровенность. Зачем я сказала ему это? Сама себя же опозорила. Мало того, что езжу на какой-то железной коробке, так еще и кличку ей дала, совершенно неподходящую для машины.

– Залезай. – Я открываю дверцу и сажусь за руль, а Кай засовывает велик на заднее сиденье. Колеса грязные, но мне, по правде говоря, наплевать.

– Думаю, команда у нас получится отличная. – Кай садится на пассажирское сиденье рядом со мной и закрывает дверцу. Пристегивается, устраивается поудобнее.

Я наблюдаю за ним краем глаза.

– И почему ты так думаешь?

– Потому что ты дала кличку своей машине, а мне – если ты не заметила – нравятся клички. Так что я знаю о тебе все, что нужно знать. С тобой не соскучишься. – Кай смотрит на меня, его губы растягиваются в улыбке, и голос льется мягко и сладко, как мед.

А меня вдруг охватывает непривычная робость – обычно, когда парни говорят, что со мной не соскучишься, они имеют в виду, что со мной не соскучишься в спальне, а не потому что я называю папину машину Зеленым Рыжиком. Для Кая это мелочь, но он указал на нее, дав понять, что моя репутация для него не главное. До этого момента мое представление о Кае колебалось – я не могла решить, кто же он в конце концов: занудливый футболист, смутьян или отъявленный чудик. Теперь я думаю, что на самом деле мой партнер не так уж и плох.

– Ладно, выводи этот экспонат на дорогу, – говорит он. – Паркленд. Едем туда.

Я делаю все так, как мне сказано, трогаю с места, выезжаю с библиотечной площадки и сворачиваю на нашу главную улицу. Центр Уэстервилля – это не широкий проспект, заполненный бесконечными магазинами. Да и зачем? Это же пригород. Пара магазинов здесь и там, несколько ресторанчиков по пути. Нам достаточно нескольких минут, чтобы пересечь жилой район в направлении Паркленда. Отсюда не так уж далеко и до моего дома. До меня вдруг доходит, что от квартала, где живет Кай, до моего можно доехать минут за десять. Удивительно, что мы зачастую совершенно не знаем людей, живущих буквально рядом, даже в таком небольшом городке, как наш. Как могло случиться, что я, прожив всю свою жизнь в Уэстервилле, по соседству с Каем, так ни разу с ним не повстречалась? Все дело в обстоятельствах. Обстоятельства сложились так, чтобы мы не встретились до той вечеринки в доме Мэдди; затем обстоятельства свели нас в школьном офисе, и вот теперь мы здесь, крадемся по ночному городу в развалюхе-внедорожнике. Бывать в компании с парнями в такое время мне не впервой, но сегодня все не так, как раньше.

– Надеюсь, на велосипеде ты ездить умеешь. – Кай смотрит на меня с сомнением. Неужели я действительно похожа на человека, который не может удержаться на двух колесах? Но поставить его на место остроумным ответом я не успеваю, потому что он подается вперед и тычет пальцем в ветровое стекло. – Вон тот дом. С почтовым ящиком в виде тыквы.

Похоже, не шутит. Дом со скелетами во дворе. Привидения, свисающие с водосточных труб. Сидящий на крыльце клоун. Подъезжать ближе не очень-то хочется, но я все-таки подкатываю к этому причудливому дому и глушу мотор, во все глаза разглядывая странные украшения.

– Разве Хэллоуин не прошел две недели назад?

– Давай не будем об этом, – грубовато отвечает Кай и выходит из машины. Пока он вытаскивает с заднего сиденья велосипед, я обхожу машину сзади и присоединяюсь к нему.

– Это ради моего младшего брата, – неожиданно объясняет Кай. – Он обожает Хэллоуин. Поэтому родители оставляют украшения до Дня благодарения, когда почтовый ящик-тыква меняется на ящик-индейку.

– Они странные, правда?

– Да. – Кай хмурится и качает головой. – Я им сто раз говорил, чтобы, по крайней мере, нашли клоуна, похожего на Пеннивайза. И поставили его на лужайке возле канавки.

– Я имела в виду твоих младших.

– Ааа. Да, они тоже странные. – Он ведет велосипед по дорожке к дому. Я иду следом. – А у тебя братья-сестры есть?

– Сестра. Кеннеди. Я ей фактически вместо родителей. – Смеюсь, но самой не по себе – признавать такое больно. Я не хочу быть родителем. Мне семнадцать. Я еще подросток.

– Джексону всего лишь семь, – говорит Кай. – У нас большая разница в возрасте, и я чувствую, что должен защищать его. Но ты права, из-за этих хэллоуинских штучек над нами весь квартал потешается. С другой стороны, Джексон, когда выходит из школьного автобуса, всегда улыбается.

Мы проходим через калитку в задний двор, и Кай бросает велосипед на траву. Никакого освещения здесь нет, а в гараже, куда ныряет мой партнер, еще темнее, чем снаружи. Помещение забито какими-то железками и прочим хламом. Спустя минуту он появляется со вторым велосипедом и катит его по траве ко мне.

– Это папин, так что ты можешь взять мой, а я возьму его. Но слушай. Погнешь колесо. Обдерешь краску. Испачкаешь помадой руль. Считай, ты уже покойница. – Он широко улыбается, и выражение его лица смягчает жесткость слов. Задняя дверь распахивается, и двор заливает свет.

– Кай, это ты? – В дверном проеме возникает фигура женщины. Стройная, высокая, волосы стянуты назад и собраны в пучок, она кутается в халат и всматривается в холодную темноту. – Что ты там делаешь?

Я опускаю голову, стараюсь держаться незаметно. Вообще-то меня здесь быть не должно. Я – чужая, какая-то девчонка, встретившая Кая буквально только лишь сегодня, и не хочу, чтобы его мама подумала о чем-то таком, чего на самом деле нет.

– Беру велосипеды, – кричит через двор Кай, и я замечаю, что он старается прикрыть меня собой. – Уеду, но ненадолго. Вы меня не ждите.

– Не позже полуночи, – твердо предупреждает мать и вздыхает – я вижу слетевшее с ее губ белое облачко пара. – И пожалуйста, надень шлем.

Кай наклоняет голову и треплет себя по волосам.

– Не хочу портить прическу.

– Спокойной ночи, – не обращая внимания на реплику сына, говорит мать и переводит взгляд на меня. Я уже ожидаю грозного взгляда – кто эта девчонка, что шастает по заднему двору с моим сыном? – но она лишь дружелюбно улыбается. – Почему бы вам не зайти сначала в дом? Я хочу познакомиться с твоей подружкой. – Она исчезает в доме, не дав Каю возможности возразить и оставив дверь открытой.

– Ей действительно наплевать, как я буду выглядеть, – усмехается Кай. – Надень шлем!

Я смеюсь вместе с ним и думаю, как бы, наверно, обрадовалась, если бы папа сказал мне надеть шлем.

Кай кладет отцовский велосипед на траву, рядом со своим, вздыхает и неохотно тащится к дому. Я на секунду задерживаюсь в нерешительности, но все же следую за ним. Знакомиться с его родителями мне не нужно – я могла бы прямо сейчас пожать плечами, сказать Каю, что выхожу, повернуться и уйти. Но что-то увлекает меня за ним, и я пересекаю двор и вхожу через заднюю дверь в дом.

Его мать открывает холодильник, достает две банки содовой и с преувеличенной любезностью вручает нам. Мне такое знакомство в новинку, и я чувствую себя не в своей тарелке.

– Ну же, Кай? – обращается она к сыну и, выпрямившись, складывает руки на груди. Улыбается, посматривает на меня и терпеливо ждет, когда же ее сын объяснит, кто я такая. – Представь нас.

– Это Ванесса, – бормочет Кай, ногой закрывая заднюю дверь. Ситуация до невозможности неловкая, потому что мы с Каем не знаем друг о друге ничего, кроме имен друг друга. Он, наверно, не знает даже моей фамилии. – Ванесса, это моя мама. Понятно же, да?

Женщина смотрит на меня и улыбается еще шире.

– Да, я – мама. Синди. Ты, наверно, ходишь в Уэстервилль-Норт?

Я киваю и рассеянно верчу в руках банку с содовой. Смотреть в глаза матери Кая не получается, и взгляд скользит по комнате. Кухня теплая, уютная и чистая, но заставлена всякими симпатичными вещичками.

– Да. «Вперед, Воины», – довольно жалко шучу я. Кай играет за соперничающую команду «Боевые Соколы», или, точнее, играл до своего перевода по неведомым причинам в нашу школу.