Хуже всего, по иронии судьбы, было то, что он не мог видеть Урсулу, как обычно, хотя теперь, когда их связь обнаружилась, это должно было бы стать проще. Но он не мог навещать ее в ткацкой мастерской, а где еще они могли встретиться? Только теперь он понял, как сильно зависел от их редких встреч, как он нуждался в разговоре с ней. Помня о своем долге, он только однажды или дважды попытался робко поговорить с Джеком, но это только усиливало напряжение. Его замкнутость не так-то просто было преодолеть. Он был открыт только с Урсулой, а теперь, по-видимому, он потерял и ее. Осталось лишь найти забвение.


Замок Кентдейл стоял на вершине зеленого холма, господствуя над городом Кендалом и долиной реки Кент. Здесь, в окружении как обычных стен, так и зеленых садов и служб, жить было приятно, и климат был полезный для здоровья – сухой, прохладный, место продувалось ветрами с холмов, на которых время от времени охотились обитатели замка.

Нанетта была довольна своей жизнью. Их собралось четверо девочек: Кэтрин Парр, Нанетта, Елизавета Беллингем (ей минуло шесть лет) и другая кузина – Кэт Невилл, которой, как и Нанетте, исполнилось восемь. Самая младшая, пятилетняя Парр, была умна не по годам и более развита, чем остальные.

Вся четверка жила в одной спальне в детской в юго-восточном углу замка. Кровать была широкая, удобная, с мягкими подушками – такой роскоши Нанетта раньше не знала. В холодные зимние ночи, когда ледяной ветер проникал через окна-бойницы, их укрывали огромным меховым пологом. В такие дни утром приходилось разбивать лед в чаше для умывания, но все четверо были прирожденными северянками, и холод не слишком беспокоил их.

Нанетта быстро подружилась с девочками и вскоре стала верховодить в их играх, возможно, потому, что ей с раннего возраста приходилось управлять кузиной Маргарет. Кэт Невилл была из большой семьи и знала игр больше, чем даже Нанетта, – это была веселая, подвижная девочка, не слишком преуспевавшая в учебе и часто получавшая наказания из-за непослушания, неопрятности или шумливости. Бесс Беллингем, светловолосая и красивая девочка, была тихой и спокойной, как мышка, только и ждущей, чтобы ею поруководили, а умная и сообразительная Кэтрин Парр была сообщницей Нанетты; иногда, впрочем, она чувствовала необходимость приструнить своих товарок, что и делала, благодаря своему авторитету дочки хозяина дома.

Все четверо вставали в шесть к мессе, служившейся каждый день, за исключением воскресений, в замковой капелле, а по большим праздникам вместе со взрослыми они отправлялись в город – этот порядок был знаком Нанетте еще по Морлэнду. Завтрак подавали в семь, обычно он состоял из хлеба с ветчиной и эля и съедался в полной тишине. «Совсем как в монастыре», – прошептала как-то Кэт на ухо Нанетте и была за это строго наказана. Затем до полудня шли уроки – они изучали греческий, латынь, французский, итальянский. Кэтрин и Нанетта успевали хорошо, Елизавета средне, а Кэт слабо.

В полдень подавали обед, обычно от пятнадцати до двадцати блюд, а затем начинались уроки музыки: игра на лютне, арфе, скрипке и пение. Днем они охотились, или просто катались верхом, или же у них были еще уроки – на этот раз женские ремесла: вышивание и шитье, или же сочинения и поэзия. Ужинали зимой в пять, а летом в шесть часов, ужин не отличался таким разнообразием, как обед, и после него можно было танцевать, играть или отдыхать до сна в девять часов.

И над всей их жизнью, уроками, играми, едой и развлечениями, царило бдительное око Мод, леди Парр. Нанетта побаивалась эту хрупкую, стройную женщину, обладавшую неимоверной энергией и сильным характером. В это время ей шел всего двадцать первый год, но Нанетте она казалась образцом, вершиной взрослости. У нее были очень строгие правила и острый, как ледяной зимний ветер, язык. Казалось, она присутствует в каждом уголке замка одновременно, и девочка, решившая, что леди Парр распекает прислугу в большом зале и по этой причине можно расслабиться в классе, очень быстро понимала свою ошибку.

Кэтрин как огня боялась своей матери, и остальные девочки тоже, так как леди Парр не делала различия между своей дочерью и воспитанницами. Сэр Томас Парр был, по мнению Нанетты, не столь опасен, зато и менее интересен – он казался ей совсем старым, почти одной ногой в могиле. Он часто отсутствовал по делам, в основном в Лондоне, и даже когда он был в замке, девочки видели его нечасто – он не входил в сферу их жизненных интересов. Но когда они все-таки с ним сталкивались, он был мил, добр и немного неуклюж. Он иногда щипал их за щечки и интересовался, как они поживают, а иногда привозил им из Лондона подарки – это и было его главной функцией в их жизни.

Кроме того, в замке обитал брат Кэтрин, Уильям, но они его тоже редко видели, так как у него была своя часть замка. Нанетта не слишком много думала о нем. Когда они с ним сталкивались, он держался надменно и презрительно, и, кроме того, делал разные гадкие штуки их котятам, а потом еще и смеялся над своими проделками.

Мирное соперничество Кэтрин и Нанетты сблизило их и заставило подружиться. Кэтрин легко давалась латынь и греческий, а Нанетта опережала ее в музыке и сочинении. Обе ненавидели вышивание, у обеих было живое воображение, они любили рассказывать разные истории и устраивать представления.

Но приятнее всего было сочинять письма домой, а еще приятнее получать ответы от своего дорогого папочки. Когда эти драгоценные конверты приходили в замок, Нанетта уединялась и читала их одна. Ее любимым укрытием была башня на юго-восточном углу стены, откуда она могла смотреть в далекую синеву и воображать, что видит свой дом. Здесь-то Кэтрин и нашла ее майским днем 1517 года, когда исполнился почти год с ее приезда в Кентдейл.

– Нанетта, вот ты где, а я-то тебя ищу. Что случилось? – спросила Кэтрин, заметив в глазах Нанетты слезы. Она увидела письмо в руках подруги и пристроилась рядом на коленях. – Что-то случилось у тебя дома, Нан? Неужели что-то стряслось, не дай Бог!

– Нет, нет, все хорошо, – ответила Нанетта, потом вдруг засмеялась и обняла Кэтрин, хотя ее щеки были мокры от слез, – ничего страшного. Я сама не знаю, почему плачу – я так счастлива, Кэтрин, я еду домой!

– Домой? – расстроилась Кэтрин, но, как воспитанная девочка, она постаралась скрыть свое огорчение. – Мне казалось, что ты собиралась остаться у нас дольше, но я рада за тебя, хотя буду скучать, когда ты уедешь...

– Да нет, – ответила Нанетта, – не насовсем домой, просто в гости! Я рада, что ты так меня любишь, что тебе недоставало бы меня, и мне тоже недоставало бы тебя, если бы я уехала насовсем. Но я еду всего на пару месяцев – моя тетя выходит замуж, и вся семья собирается по этому поводу дома.

– Твоя тетя? Та, что фрейлина у королевы?

– Она, тетя Мэри. Она ужасно старая, старше твоей мамы, – я вообще удивляюсь, как это она выходит замуж. Папа пишет, что она помолвлена с одним придворным, богатым вдовцом. Он еще старше, чем тетя, то есть он совсем древний.

– Не хотела бы я выйти замуж за старика, – заявила Кэтрин, слегка поморщившись, – это все равно, что выйти замуж, например, за папу.

– А я была бы не прочь выйти за папу, – подумав, сказала Нанетта, – но он совсем не такой, как остальные старики. Во всяком случае, выходить замуж за мастера Николаса Кэрю я бы не хотела.

– Так зовут жениха твоей тети?

– Да. Они встретились при дворе, разумеется, когда он состоял при короле. Он влюбился в нее с первого взгляда, как пишет папа, хотя я не очень представляю, что эти старики могут понимать в любви? Король и королева дали согласие на их брак, и в июле тетушка Мэри приедет в Морлэнд, чтобы там совершилась брачная церемония. И я, – она вскочила на ноги и пропела последние слова, словно птичка, – поеду домой, домой! Ох, Кэтрин, как я соскучилась по дому, как бы я хотела, чтобы ты поехала со мной, познакомилась с папой, мамой, моими братиками и сестрами – крошками Джеки и Диконом, и малюткой Кэтрин, и Джейн, такими прелестными, как розовые бутончики! Ты бы их всех полюбила, и они тебя тоже.

– Да, мне хотелось бы поехать, – с завистью сказала Кэтрин, – может быть, когда я вырасту...

Нанетта посерьезнела, и тут ей в голову пришла простая мысль:

– Но когда мы вырастем, то будем обе замужем, и если наши мужья не будут друзьями, то мы никогда друг друга не увидим.

Кэтрин задумалась:

– Но ведь это ужасно. Лучше бы они были друзьями – ведь наши отцы друзья. Может быть... – и тут ее посетила прекрасная идея, – может быть, нам выйти замуж за братьев и жить вместе, под одной крышей?

– Или, может, вообще не выходить замуж, – предложила Нанетта, – мы могли бы стать монахинями.

– Не думаю, чтобы мне захотелось стать монахиней, – протянула Кэтрин задумчиво, – все-таки я бы вышла замуж – моя мама смогла бы это устроить. – И, вспомнив о леди Парр, девочки поняли, что Кэтрин не избежать брака. – Но если я выйду замуж, а ты – нет, Нан, ты будешь жить у меня, как подруга?

– Конечно, буду! Но думаю, что мне тоже придется выйти замуж – у моего отца слишком много друзей, и он непременно выдаст меня за одного из них.

– Ну, в любом случае, – сказала Кэтрин, беря Нанетту под руку и направляясь с ней к винтовой лестнице, – мы сможем переписываться о том, что с нами происходит. Это уже кое-что. Расскажи мне поподробней о твоем доме, о твоих братьях и сестрах.

И так, болтая, подружки начали спускаться по ступеням.


Ровно через месяц, в жаркий летний день, когда Пол следил за стрижкой овец, ему принесли весть. Полу вовсе не было нужды заниматься наблюдением за стрижкой и вообще за работами на ферме, но он любил это, любил раздеться до пояса и трудиться со своими арендаторами и слугами, потому что здесь он верил в их преданность, в существование связи между ним и ими. И кроме того, в простой физической работе было что-то успокаивающее – он находил в ней забытье.

Весть принес один из мальчишек, разносивших работникам воду или молоко для утоления жажды и стряхивавших шерсть с мешков и кустов. Этот мальчик был совсем мал, но уже вполне пригоден к роли гонца, только он слишком боялся говорить с Полом-французом, господином всего поместья Морлэнд.