Домой из библиотеки по заснеженной морозной улице они пошли вместе. Из носа и рта вырывались, как ангелы, облачка морозного воздуха. Троллейбусы в вечернем воздухе искрили дугами по заиндевевшим проводам, а водители проявляли чудеса вождения, тормозя свои неповоротливые промерзшие чудовища на остановках так, чтобы прохожие могли пробраться к дверям сквозь протоптанные множеством ног щели в огромных сугробах.

Встреть сейчас Алексей Фомин на улице Наташу, наверное, не узнал бы ее. Но ему хорошо запомнилась короткая замшевая юбка, оголявшая Наташины длинные тонкие ноги так, как теперь носят все девочки. Для того времени это было все-таки слишком круто. Еще запомнились ее светлая шубка, вязаная шапочка, снег на ресницах и тонкий серебряный кулон в форме тюльпана, выполненный в ажурной технике финифти. Он преподнес его в подарок к Международному женскому дню. Цветы тогда в их городе было достать труднее колбасы, особенно тюльпаны. А серебро свободно продавалось в ювелирном магазине «Жемчуг». Вот Алексей и вышел из положения, сопроводив свой подарок красивой открыткой. Это он почему-то тоже запомнил.

Никто не назвал бы тогда Наташу Нечаеву красавицей. Родителям его она не понравилась из-за независимости и резкости суждений, но из тех молодых людей, кто был знаком с ней тогда, влюбленных в нее насчитывалось немало. Он и сам был слегка увлечен ее подвижным лицом, тонкой фигуркой, резковатыми жестами. Ему нравилось наблюдать за ходом ее рассуждений, когда он нарочно дразнил ее, задавая немыслимо сложные псевдонаучные вопросы. Например, уже тогда Алексей спрашивал, можно ли хоть теоретически клонировать человека. Его ужасно забавляло, как мило она сердилась, если оказывалось, что, как Наташа выражалась, «проблема была поставлена некорректно».

Его интересовало, была ли она влюблена в него. Он совершенно не помнил теперь, ни какой был у нее рот, ни какого цвета глаза, зато запомнилось, что высокомерная гримаска не портила ее худенькое лицо и даже придавала ему пикантность. И помнил он независимость в суждениях – то, с какой легкостью Наталья ниспровергала научные авторитеты. Только авторитет родителей, особенно отца, пожалуй, был для нее непоколебим. Впрочем, в ее учебные дела родители не вмешивались, это было вовсе ни к чему – Наташа и так являлась круглой отличницей.

Однажды он пригласил ее поехать на Волгу вдвоем. Это было уже в начале лета, перед защитой диплома. Зной тогда стоял страшный, трава уже начинала желтеть. И много дней не было ни малейшего ветерка – серебристые тополя стояли по берегам караулом – не шелохнувшись. Весь город требовал двух вещей – пить и купаться. Он взял с собой надувную лодку и резиновую камеру. Из города они проехали на автобусе километров двадцать, чтобы спускаться вниз по течению своим ходом. От остановки надо было идти по тропинке через огромное душистое поле клевера. Жужжали пчелы. Воздух калило солнце. Было невыносимо жарко. Наконец они вышли к реке. Ивы спускались к воде и охлаждали в ней концы своих веток. Он в первый раз тогда обнял Наташу и вплотную приблизил к ее лицу свое.

– Хочу поплавать! – спокойно сказала она и хотела разжать кольцо его рук.

Он поднял ее и, обняв, понес в воду. Вода уже доставала ему до шеи, только тогда он осторожно опустил Наташу на свои ступни и ощутил, несмотря на жару, прохладу ее узких подошв. Двумя руками в воде он обнял ее за талию и прижал к себе. Испытующе заглянул в глаза. На мгновение она застыла. И вдруг шевельнулась, рыбкой тихонько выскользнула у него из рук, плеснула в воде и уплыла.

Он не стал ее догонять. «Сама подольстится», – надеялся Алексей. Ничуть не бывало. Она хорошо плавала и приплыла, только когда он уже надул резиновую лодку. Спокойно в нее забралась, улеглась на дно и довольно быстро и бесшабашно стала удаляться вниз по течению. Он еле успел поймать конец троса, который соединял лодку с его камерой. Весь путь она продремала, закрыв лицо от солнца листом кувшинки, а он то плыл за ней на своей камере, то тащился по грудь в воде, следя, чтобы ее лодку не снесло течением на середину. Вдобавок она еще попросила, чтобы он достал ей из камышей белую лилию, и, не сумев отказать, Алексей должен был лезть за этим дурацким цветком в самую тину.

В заключение она его даже не поблагодарила. У нее сильно обгорели плечи и грудь, от автобусной остановки она отчалила домой без лишних слов и не подходила к телефону три дня.

Он и думать про любовь не хотел, но Наташи ему недоставало. И близости с ней тоже хотелось, но только по его собственному желанию, без обязательств. Наташа его авторитета над собой не признавала. Могла одним жестом, еле заметным движением бровей поставить его на место, Алексей привык, что в его институте все девочки смотрели на него снизу вверх.

Он был не просто отличник. Он был лучшим студентом своего института. Он участвовал в разработке научных программ со второго курса. Многие преподаватели уважительно здоровались с ним за руку. Иногда ему казалось, что для Наташи он просто приятель. И вместе с тем он мог бы поклясться, что, предложи он ей выйти за него замуж сейчас, она согласилась бы, не раздумывая.

Но Фомин не хотел даже думать об этом. Он парень был видный. Перед ним открывался Питер, аспирантура, большая наука, новая жизнь. Семейные тяготы его не вдохновляли. И потом, для себя он решил, что не влюблен. Наташа была слишком умна, недоступна. В его окружении мелькало много девушек, более приспособленных и для любви, и для семейной жизни. Они были ближе ему – округлостями фигуры, земными потребностями, умением готовить и желанием стирать его рубашки. И таких девушек немало – было из кого выбирать. Короче, после выпуска, перед отъездом в Ленинград, с дипломом в кармане, он мимоходом зашел попрощаться. Расстались они с обещанием друг другу писать.

Какие там письма! После отъезда мгновенно все изменилось. Алексей сразу ощутил, что в Питере он – никто. Как-то внезапно занятия наукой утратили для него интерес. Он начал с того, что приобрел фирменный костюм, завел себе новых друзей и изменил прическу.

Жизнь на Неве существенно отличалась от жизни на Волге. Диссертацией он продолжал заниматься лишь для того, чтобы оправдать свое пребывание вне Вооруженных сил. Если бы он бросил аспирантуру, сразу бы очутился в армии. В армию Фомин совсем не хотел. И без нее будущее представлялось достаточно неопределенным. Четыре года пролетели как один миг, как сладкий сон, как сиреневый туман. Он с радостью бы остался в Питере навсегда, но зацепки не попадалось.

Пришлось окончить аспирантуру. Правда, он так и не защитился. Покрутившись в Питере еще пару месяцев и получив повестку из военкомата, Алексей понял, что придется ехать назад, в родной институт.

Там на кафедре его с нетерпением ждали. Но он уже не хотел научных открытий. Душа рвалась с Волги назад, в Северную Пальмиру.

Ему исполнилось двадцать семь. Как-то на улице родного города Алексей встретил Наташу. Она уже успела побывать замужем, родить дочь и быстренько развестись. Наташа по-прежнему занималась иммунологией, работала на кафедре и внешне изменилась мало, но по сравнению с питерскими знакомыми показалась Алексею невообразимо провинциальной. Он как-то даже не мог найти, о чем с ней поговорить.

Через два месяца после начала работы в своем институте, на ноябрьские праздники, он уехал в Питер повидаться с друзьями и молниеносно женился там на Алене, девушке очаровательной и только что выскочившей из десятого класса. Алена не была отягощена избытком образования и утонченными манерами, зато оказалась посвящена в разные модные штучки, сияла молодостью, обладала отличной фигурой и хорошеньким личиком. Алексея мгновенно покорило ее веселое, безудержное кокетство в сочетании с непревзойденным чувством собственного достоинства. Никакого самоедства, никакой науки! И, кроме того, у нее была доставшаяся от бабушки отдельная двухкомнатная квартира в хорошем районе. Совокупность этих достоинств все и решила.

Алене же, в свою очередь, ужасно льстила мысль выйти замуж самой первой среди школьных подруг, да еще и не просто за мальчишку-сверстника, а за мужчину десятью годами старше. Алена знала, что в классе ее считали не очень умной. Но и она в глубине души презирала куриц-одноклассниц, мечтавших об университете как о великом счастье. Тем более замечательно было бы утереть им носы! И поэтому на четвертый день знакомства она с гордостью отдала Алексею свой новенький паспорт для подачи заявления в загс. Свадьба состоялась ровно через месяц. На ней гулял весь Аленин класс. Бьющая в глаза юность жены и радовала Алексея, и умиляла.

Естественно, в голодном тогда Поволжье молодая супруга жить категорически отказалась, и подающий большие надежды молодой ученый Алексей Фомин переехал на постоянное место жительства в город Петра. Через год у молодой пары родился сын. Попытавшись содержать семью на зарплату научного сотрудника, Алексей наплевал на большую науку и занялся полуподпольным бизнесом по продаже машин.

3

Во время конференции аудиторию университета заполняли разные люди. Подальше сидела, как всегда, молодежь – аспиранты, соискатели, студенты старших курсов. При этом некоторые молодые люди теснились у первых рядов и держались вблизи докторов постарше. Это те, чьи диссертации были на выходе. Ведь именно на научных конференциях мэтры знакомили молодых людей с нужными коллегами, договаривались о написании отзывов, разговаривали с оппонентами. По сравнению с пока еще легкомысленными задними рядами эти молодые люди уже несли на своих лицах подобающую случаю серьезность. Наталья Васильевна таких субъектов никогда не любила. Уж кому, как не ей, было знать, что настоящая наука делалась не этими в лучшем случае хорошими менеджерами научных организаций. Открытия совершались кабинетно-лабораторными крысами – фанатичными и одухотворенными, но непричесанными и чаще всего прыщавыми молодыми людьми и девочками, как правило, пережившими в юности несчастливую любовь. Встречались, конечно, среди настоящих ученых и денди, реже – очаровательные мордашки, еще реже – красавцы, но красавицы – никогда. Как Наталья Васильевна наблюдала, чем масштабнее была по замыслу работа ученого, тем менее презентабельной оказывалась его внешность. Денди чаще всего являлись педантами, отличались точностью исполнения, но редко когда были действительно оригинальны в постановке проблемы и трактовке полученных результатов. Естественно, в своих наблюдениях она не претендовала на какие-то обобщения, не делала также и далекоидущих выводов, но сотрудников к себе в лабораторию подбирала, все-таки придерживаясь своих взглядов. Если необходимо было влить в исследовательскую струю свежую кровь, предпочитала взять на работу мальчика, пришедшего к ней в кабинет в заношенном свитере с вытянутым воротом, но высказывавшего интересную идею, чем респектабельного молодого человека или аккуратную девочку, которые обещали заниматься всем, чем она скажет. Впрочем, и второй тип сотрудников тоже был полезен. Во всяком случае, за те пять лет, что Наталья Васильевна руководила лабораторией, молодежь так и кишела по коридорам, будто мальки в аквариуме. И только один человек был недоволен деятельностью заведующей, считая Наташу авантюристкой и провинциальной выскочкой. Это был старший научный сотрудник ее лаборатории, пятидесятилетний Лев Андреевич Мытель. Со Львом Андреевичем Наташа держалась всегда почтительно-любезно, но лабораторией руководила, сообразуясь со своими представлениями о целях и задачах намеченных работ.