– К сожалению, больная погибла во время операции. Мы ничего не смогли сделать, кровопотеря была слишком велика.

Серов опустил свой пакет на пол.

– А что же вы кровь-то ей не переливали? – Он все стоял и смотрел на того врача, что был к нему ближе. Тот, поморщившись, отошел подальше.

– Все было сделано как полагается.

Серов еще не мог осознать.

– Но как же так? – спросил он.

– Ну, вот так, – сказал врач. И повторил: – Мы сделать ничего не могли. Сердце не справилось.

Серов поднял свой пакет с пола и сказал уже куда-то в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А я ей зубную щетку принес…

Он постоял еще немного, потом повернулся и вышел.

– Жалобу на нас будет писать, – сказал второй хирург, тот, что сидел спиной.

– Не будет, – махнул рукой доктор в очках. – Ну, даже если и будет? У нее крови натекло литра два с половиной. Сам видел, что делалось в грудной полости. Да по дороге сколько потеряла…

– Все равно противно, – отозвался коллега. – Женщина молодая, жалко.

– Жалко, конечно.

Они оба помолчали, а потом зачем-то смешали фигуры и начали новую партию.


Славик оставил пакет с Наташиной рубашкой в ближайшем кресле в коридоре. Действуя как автомат, он спустился назад в приемное и разыскал там фельдшера.

– Следователь из милиции у вас был?

Она не сразу узнала его, видимо, так изменилось его лицо.

– Был, сынок, следователь у нас, но уехал.

– А документы у него?

– Вот этого, сынок, видит бог, не знаю. Ну да ты так тогда скажи, без документов, я тебе поверю, как больную-то твою зовут. Адрес скажи! А документы потом старшей сестре привезешь, как выписываться будете…

Серов посмотрел на нее и вышел. Фельдшер автоматически сказала в сторону коридора:

– Ну, значит, документы на вскрытие принесешь. – Она помолчала еще и добавила уже себе под нос: – У нас в больнице хорошо, не так, как в других, покойника везти никуда не надо, здесь же и патанатомия, и судебный морг, здесь же и студенты занимаются…

Каким образом Серов доехал на машине до гостиницы, он не помнил. Он помнил только, что, взяв у еще не сменившейся утром дежурной ключи от номера, прошел мимо закрытого ресторана в буфет и там громко стучал по стойке, пока откуда-то не явилась заспанная буфетчица. Поскольку ни водка, ни коньяк в буфете не продавались, он купил литровую бутыль мартини и как подкошенный упал, не раздеваясь, на кровать в Наташином номере. Плоская подушка еще хранила запах ее волос.

Одним движением Слава отвинтил пробку, и лежа стал лить мартини в горло. Когда бутылка опустошилась почти наполовину, он поставил ее рядом с кроватью и сказал себе:

– Нет, это ерунда! Этого никак не может быть! – После этих слов повернулся на бок, подложил руку под щеку и крепко заснул.

Когда Вячеслав Сергеевич открыл глаза, перед ним стоял молодой человек. Увидев, что Серов проснулся, он показал ему свою красную книжечку с фотографией и фамилией.

– Пришлось открывать дверь запасным ключом, – извинился он, объясняя свое появление в номере. – А то я стучал, стучал, вы не отзывались! Мало ли что бывает!

Серов, обалдело поводя глазами по сторонам, увидел в проеме двери молоденькое и любопытное лицо горничной. И тут он все вспомнил.

Опять на него навалилась страшная тоска. Такая тоска, что стало невозможно дышать.

– Сколько сейчас времени? – спросил он.

– Шесть часов вечера, – отозвался следователь, посмотрев на часы. И хоть Серову было совершенно не до этого, он почему-то понял, что этот молодой парнишка провел на дежурстве бессонную ночь, мотался по городу туда-сюда и до сих пор не идет домой спать.

– Пойдем в ресторан, выпьем кофе! – пригласил он, и следователь, секунду подумав, согласился.

Полоса хорошей погоды, видимо, кончилась, и в приоткрытое окно ресторана Серов разглядел вечернее белесо-серое небо. Окно выходило во двор, и как раз было видно крыльцо. Собирался дождь. На ступеньку вспрыгнула ворона и скосила на Серова хитрый глаз, твердо веря своей удаче. Потом к крыльцу подошла молоденькая девушка и, явно кого-то ожидая, оперлась спиной о перила. «У нее впереди еще целая жизнь», – подумал Серов. Ворона вдруг что-то вытащила клювом возле крыльца и, не желая искушать судьбу, улетела.

Официант принес кофе, и следователь решил прервать наблюдения за природой.

– Расскажите, что вам известно о взаимоотношениях вашей жены с Алексеем Фоминым, – сказал он Серову.

– Я не знаю, кто это такой, – пожал плечами Славик в ответ.

– Это муж той женщины, которая стреляла в вашу жену.

– Которая убила мою жену, – уточнил Серов, и сама эта фраза показалась ему неправдоподобной и нелепой.

– Если быть точными, Алена Фомина нанесла вашей жене телесные повреждения, повлекшие за собой смерть.

Следователь был недавним выпускником университета и гордился своими знаниями.

– Я не знаю ни эту женщину, ни ее мужа, – сказал Серов, – и такое ощущение, что произошла какая-то чудовищная ошибка.

– Ну не скажите! – покачал головой следователь. – А вот Алена Фомина утверждает…

– Алена Фомина – кто это? – перебил Серов.

– Ну, это та самая женщина. – Следователь стал ощущать раздражение от непонятливости Серова. – Так вот, Алена Фомина утверждает, что ваша жена на протяжении ряда лет преследовала ее мужа.

– Бред какой-то! – сказал Славик, но следователь продолжал:

– По всей вероятности, преступление было совершено на почве ревности. Мной установлено, что ваша жена почти с детских лет с Фоминым была хорошо знакома. Они уроженцы одного города, в одно время учились. Родители вашей жены, кстати, им пришлось сообщить о происшедшем, до сих пор помнят знакомого их дочери Алешу Фомина. Алена Фомина утверждает, что ваша жена преследовала ее мужа, звонила домой по телефону, встречалась и имела с ним интимные отношения. Да и сам Фомин дал показания, что у него с Нечаевой была многолетняя любовная связь, укрепившаяся в последние два года. Он заявил, что регулярно, раз в две недели, приезжал в Москву, где подолгу виделся с Нечаевой, приводит эпизоды, как они ходили в театры, например в Театр Ленинского комсомола, в рестораны, имели в Москве интимные отношения. У меня нет повода не верить ему. Хотя… – Следователь перестал говорить и посмотрел на Серова. – Вы должны понимать, что, для того чтобы выгородить жену, Фомин может сказать все, что угодно, вплоть до того, что у них с Нечаевой были общие дети. Вот, кстати, он и машину ей ремонтировал по ее просьбе…

Следователь говорил неторопливо, дежурным тоном, но Серов чувствовал, что безразличия в его голосе нет. Видно, следователь еще не разучился испытывать сострадание, жалость, желание докопаться до истины. Этот парень был не противен ему.

Серов остановил его жестом – Я хотел бы уяснить для себя, – тут голос Серова стал каким-то тусклым, – совершенно ли исключено, что Фомина могла ошибиться? Моя жена никогда не скрывала своих знакомств. Откуда же вдруг выплыл этот неизвестный Фомин? Да и когда он мог встречаться с моей женой, если мы были с ней практически неразлучны?

– А вы, между прочим, своей жене никогда не изменяли? – вдруг спросил у него следователь.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Ну, вот видите. – Следователь пожал плечами. – Ваша жена и решила вам отомстить!

– Отомстить? – Серов невесело засмеялся. – Вот уж это Наташе никак не подходило!

– Мало вы знаете женщин! – Следователь посмотрел на него свысока, с высоты своих двадцати пяти лет.

– Не будем спорить, – устало сказал Серов. Он почувствовал, что опять смертельно хочет спать.

– Вскрытие уже, наверное, сделали, – сказал следователь и вернул под расписку Наташины документы, сумку, бумажник, ключи от машины. – Вам надо будет или организовывать похороны здесь, или договариваться и везти тело в Москву. Хлопоты непростые, желаю удачи! – Он встал, отодвинул от края пустую чашку. – Если вспомните что-нибудь еще, вот мой телефон.

Они попрощались и разошлись. Серов поднялся к себе на этаж, а куда пошел следователь, было неясно. Он в глубине души действительно сочувствовал Серову.

В бутылке мартини оставалась еще почти половина. Серов механически делал глоток за глотком, пока не осушил ее.

Похороны Наташи… Многолетняя связь… Прочная, любовная, с юности…

Замечательно. Великолепно. Это его, Серова, очень устраивало. Это давало ему ощущение свободы. Ощущение невиновности. Еще бы, этого он подсознательно очень хотел. Если Наташа много лет имела любовника, значит, он был совсем и не виноват. Значит, он чист, непричастен. Значит, она сама виновата. Сама.

Вячеслав бы многое дал, чтобы так было на самом деле, а не считалось правдой. Только все это ложь. Он это точно знал. Никакой любовной связи у Наташи с Фоминым не было, да и быть не могло. Она на самом деле никого, кроме папочки, не любила. А с Фоминым, наверное, была просто знакома. А жена у Фомина – ревнивая дура. И в руках у нее оказался пистолет. Вот так все и произошло. И значит, некому снять вину с него. И мало того, что Серов не был до конца счастлив ни в одном своем браке, так теперь он еще должен вечно проклинать себя за то, что косвенно способствовал смерти жены. Потому что никак не мог добиться, чтобы она любила его одного, со всеми его потрохами, такого, как есть.

Как глупо получилось, усмехался он кому-то, перед кем оправдывался. Предметы вокруг него плыли в сероватой дымке. Он должен организовать Наташины похороны. Родителям эти похороны будут смерти подобны. В лаборатории пойдут разговоры. Да он и представить себе не мог, что толпа любопытных соберется поглазеть на тело его жены.

«Лучше все сделать здесь, – решил он. – Вдвоем с Нирыбойнимясом». Наташа не осудит его за это. Пусть возле нее будут два человека, но те, кто искренне любит.

Кровать теперь показалась ему очень жесткой. Бутылка мартини, пустая, как женщина после аборта, валялась на коврике возле окна. Воспоминания разбередили душу. Слава сел и не знал, что ему предпринять. В окно барабанил начавшийся дождь, и капли уныло стекали со стекла на подоконник.