— Кого, например?

— Например, меня, — ухмыльнулся отец. — Как я, по твоему, достаточно представительная кандидатура?

— Да, а…

— Но хочу тебе напомнить, что я предпочитаю не говорить за обедом о делах, мне это портит аппетит, — добавил он, потянувшись к салату.

Да что это такое — у одного не спроси, у другого, видите ли, аппетит портится! Нет, так больше дело не пойдет! На следующем заседании Мэрион решила поприсутствовать лично.

Разумеется, пренебрегать просьбой Доусона она ни в коем случае не собиралась, поэтому в четверг съездила в город и купила парик — длинные белокурые локоны. А также кое-что из одежды, такой, какую в обычной обстановке никогда бы не надела: жакет из искусственного леопарда, черную мини-юбку и колготки в черно-белую клеточку. И шляпку с небольшими, но все же затеняющими лицо полями. Подумала было о темных очках, но потом решила, что в ноябре это будет выглядеть подозрительно, тем более в помещении.

Вернувшись домой, заперлась в ванной и примерила покупки; намазала рот яркой помадой, увеличив его контурным карандашом, и пришла к выводу, что в таком виде ее родной отец не узнает, не то что репортеры.

Она решила никому не говорить, что собирается в суд — если бы папа или Рэй об этом услышали, то непременно стали бы возражать. В пятницу утром, после завтрака, спустилась с Рэем в холл. Он поцеловал ее на прощание, щелкнул по носу.

— Не скучай! Вечером я тебе все расскажу! — и поспешил к выходу.

А Мэрион пошла собираться.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Она рассчитывала, что придет минут через двадцать после начала заседания и почти ничего не пропустит, но опоздала больше чем на час: сначала застряла в пробке, потом искала парковку, да еще чуть ли не десять минут ушло на то, чтобы пройти металлодетектор в вестибюле и выяснить у охранника, в каком именно зале проходит суд. Наконец, добравшись до нужного зала, Мэрион тихонько приоткрыла дверь, вошла, села на первое попавшееся свободное место и лишь потом принялась осматриваться.

Зал суда оказался вовсе не таким, как она себе представляла по фильмам: ни высокого сводчатого потолка, ни арочных окон — обычная большая комната, похожая на школьный класс. И женщина в темной мантии, сидевшая на возвышении в дальнем конце зала — лет пятидесяти, бледная и болезненно-полная — тоже была похожа скорее на школьную учительницу, чем на судью.

Поджав губы, она смотрела на стоявшего спиной к Мэрион худого долговязого мужчину лет тридцати — очевидно, это и был Куган.

— Насколько я понимаю, подсудимый взял принадлежащий вам пистолет, не имея на то вашего разрешения? — громко вопрошал тот. Вопрос был адресован отцу Мэрион, который стоял на свидетельской трибуне справа от судьи.

— Это не совсем так. — Папа благожелательно улыбнулся — Мэрион хорошо знала это выражение лица, предназначенное для того, чтобы обаять аудиторию во время публичных выступлений. — Если я сообщаю члену своей семьи шифр сейфа, то для меня само собой разумеется, что он может пользоваться содержимым этого сейфа.

— Но в ту ночь вы не предполагали, что он возьмет из сейфа пистолет?

— В ту ночь все мои мысли были лишь о дочери, больше я ни о чем не был в состоянии думать. Рэй пытался мне втолковать, что Тони лжет, но меня в тот момент словно заклинило на одной мысли: нужно заплатить выкуп — тогда моя дочь вернется домой.

— То есть, посылая Рэя Логана вместе с Тони Ринальди, вы хотели, чтобы он заплатил похитителям выкуп?

— Да. Но как выяснилось, я был не прав — если бы не Рэй… если бы он не сделал то, что сделал, не знаю, увидел ли бы я живой мою девочку! — Голос его трагически дрогнул.

Внезапно судья, судорожно выхватив откуда-то из-под стола платок, зарылась в него носом и громко чихнула. Еще раз, еще… Опустила платок и хрипло буркнула:

— Прошу прощения!

И именно в этот момент Мэрион внезапно стало по-настоящему страшно. Впервые она до конца осознала, что все это происходит на самом деле, в реальной жизни, что это действительно судят Рэя — ее Рэя! — и еще неизвестно, чем кончится дело.

То есть, разумеется, она это понимала и раньше, но понимала умом, а не сердцем, и где-то в глубине души оставалось ощущение легкой «киношности» происходящего. И лишь теперь, при виде этой простуженной, столь будничной немолодой женщины, оно вдруг бесследно испарилось. Захотелось как можно быстрее уйти отсюда, спрятаться, забиться куда-нибудь, где тепло и уютно — и сидеть там долго-долго, пока не придет Рэй и не скажет, что все уже позади и все кончилось хорошо.

Кстати, а где он сам? По идее, должен сидеть в первом ряду, но из-за голов сидящих перед Мэрион людей его было не видно.

— Мистер Рамсфорд, вы утверждаете, — продолжал тем временем Куган, — что Рэй Логан, — пошуршал каким-то бумажками, — да, вот… что он один из самых толерантных и миролюбивых людей, каких вы только встречали. Как можно соотнести с этим то, что он взял закон в свои руки? Что он угрожал людям оружием, что он стрелял, — голос заместителя прокурора патетически взвился ввысь, — в раненого, беспомощного человека? И как вы, лично вы относитесь к его поступкам?

— Моя дочь жива. Здорова и невредима. Рэй спас ее, и я по гроб жизни буду благодарен ему за это.

— То есть, будь вы на его месте, вы поступили бы так же? Тоже стали бы стрелять в безоружного человека?

После секундного промедления отец покачал головой.

— Нет, думаю, что стрелять бы я ее стал.

— Вот… — начал было Куган.

— Стрелять бы я не стал, — повторил папа — и вдруг яростно грохнул на весь зал: — Я просто бил бы его до тех пор, пока он не сказал бы мне, где моя дочь. — Добавил, уже нормальным тоном: — Стрелять-то я умею не очень, не то что Рэй, зато, — с показным смущением пожал плечами, — в свое время был чемпионом флота по боксу. Кстати, хочу добавить, что себя я при этом тоже считаю человеком миролюбивым и толерантным.

В зале послышались сдержанные смешки.

Лица Кугана Мэрион по-прежнему не видела, но было понятно, что такого ответа тот не ожидал, нервно быстро произнес:

— Благодарю вас, мистер Рамсфорд. У меня все.

Отец кивнул, сошел с места для свидетелей и сел где-то впереди — наверное, рядом с Рэем, которого Мэрион до сих пор не могла разглядеть.


Следующим свидетелем оказался человек, которого она никогда раньше не видела, но много о нем слышала — лет в шестнадцать его имя не сходило у Рэя с языка: мистер Хорнер, тренер юношеской стрелковой команды.

По рассказам Рэя Мэрион представляла себе представительного мужчину, похожего на Клинта Иствуда, на деле же это оказался крепко сбитый пожилой человек с грубо слепленным лицом и носом картошкой. Он рассказал, что Рэй Логан всегда был на редкость дисциплинированным и неконфликтным парнем. Пожалуй, даже слишком неконфликтным: определенная толика здоровой «спортивной злости» спортсмену не повредит, и, возможно, именно ее отсутствие помешало Рэю добиться чемпионского титула — способности к стрельбе у него несомненно были.

Доусон задал ему всего один дополнительный вопрос:

— Вы часто видели в руках у Рэя Логана оружие. Он хоть раз угрожал кому-нибудь пистолетом?

— Рэй? Нет! Конечно, бывает, что ребята друг на друга пистолеты направляют — мальчишки все-таки! Я это дело категорически пресекаю, даже если пистолет вроде не заряжен, все равно есть шанс, что в стволе патрон забыли или перепутали что-то. Но с Рэем я в этом отношении как раз был спокоен — он… как бы это сказать — очень правильный был всегда.

Куган тоже ограничился лишь одним вопросом:

— Насколько я понимаю, вы не видели Рэя Логана больше десяти лет и ваше мнение относится к семнадцатилетнему мальчику. Вы не думаете, что с тех пор он мог измениться?

— Нет. Семнадцать лет — это практически взрослый человек, и что в нем есть, то все уже и видно. Не знаю, я вот так считаю.


Затем выступил врач-хирург, автор книги по реабилитации после травм — отвечая на вопросы Доусона, он сообщил, что раны, которые получил полгода назад Тони Ринальди, полностью зажили и не будут иметь для его здоровья никаких последствий.

— Таким образом, — продытожил Доусон, — в данном случае нельзя говорить о тяжких телесных повреждениях?

— Нет, ни в коем случае, — ответил врач.

Куган задавать ему вопросы не стал.

Вместо того, чтобы пригласить очередного свидетеля защиты, Доусон подошел к столу судьи и о чем-то с ней тихо заговорил. Потом они подозвали Кугана и дальше шушукались уже втроем.

— А чего это они? — спросила Мэрион у соседки — девушки чуть старше нее самой, в голубом кашемировом свитере и джинсах. Та подняла голову от блокнота, в котором, пока выступали свидетели, записывала что-то стенографическими значками, и присмотрелась; взглянула на часы.

— По-моему, сейчас объявят перерыв. В любом случае минут через пятнадцать он должен был начаться.

И точно, оба адвоката отошли от стола, и судья сообщила, что заседание возобновится в три часа.

Публика потянулась к выходу. Перед Мэрион встала проблема, о которой она раньше не задумывалась: что теперь делать — вернуться домой? Или пару часов побродить по магазинам, посидеть в каком-нибудь кафе и к трем вернуться сюда?

С одной стороны, все было за второй вариант, но с другой… если Рэй на время перерыва вернется домой, не будет ли он удивлен и обижен, что она не ждет его, а уехала незнамо куда?

А вот и он сам, наконец — идет по проходу! По обе стороны от него, как охранники, папа и Доусон. Мэрион решила переждать, пока они пройдут, чтобы не столкнуться с ними в толпе, опустила голову, словно искала что-то в сумке — и не выдержала, подняла. И тут же встретилась глазами с Рэем.