— Да. У одной из сотрудниц была обнаружена шаль, волокна которой, как показала экспертиза, совпадают с найденными в письме. Точнее, во время обыска у четырех сотрудников были найдены на первый взгляд подходящие изделия. Мы собирались на следующий день аккуратненько допросить этих людей, но к утру поступило сообщение, что ваша дочь спасена. Тем не менее я отправил образцы волокон всех четырех изделий в нашу лабораторию в Куантико. Ответ пришел только вчера.

— И?..

— Сегодня с утра мы вызвали эту женщину сюда, под предлогом «уточнения некоторых деталей». Поначалу она все отрицала, но когда узнала о найденных в письме волокнах и о том, что мы намерены просить ордер на обыск ее квартиры, то… — Коул запнулся. — Думаю, нам не придется долго доказывать в суде, что автор писем — именно она. Вот, — раскрыл стоявший на столе ноутбук, набрал какие-то цифры и повернул экраном к Рамсфорду, — это отрывок из видеозаписи ее допроса.

Оцепенев, не веря собственным глазам, посол уставился на появившееся на экране лицо женщины.

— Он любит меня, понимаете, любит! Он ни разу мне об этом не сказал, но я же вижу! — с надрывом повторяла Лорна Купер; волосы были нелепо растрепаны, широко распахнутые глаза сияли фанатичным блеском. — Это все из-за его дочери… я готова была стать ей второй матерью, но она с первого взгляда меня возненавидела и дерзила мне при каждом удобном случае. А Джефф… он из-за нее даже боялся на меня лишний раз взглянуть. Но я же вижу, что он меня любит, любит и мучается. А эта… мелкая эгоистка хочет, чтобы он безраздельно принадлежал ей!

В голосе ее послышалось рыдание, она трагически заломила руки перед грудью — и вдруг резким нервным жестом вцепилась скрюченными пальцами в собственные волосы, вздыбив их и еще больше растрепав.

— Миссис Купер, успокойтесь, пожалуйста. Вот, выпейте воды, — сказал незнакомый женский голос. Чья-то рука появилась в кадре и поставила на стол стакан с водой.

— Да, спасибо. — Лорна взяла стакан, сделала пару глотков. — Так о чем я?..

— Вы начали рассказывать о том, с какой целью вы посылали мистеру Рамсфорду письма с требованием выкупа за его дочь, — напомнила невидимая в кадре женщина.

— Да, да, — кивнула миссис Купер. — Если бы не она, мы могли бы быть счастливы — понимаете? А так Джефф разрывался между нами и мучался, не решался поставить эту дерзкую девчонку на место, лишь порой смотрел на меня так, будто умолял: «Ну сделай же что-нибудь!» И я подумала: если ей будет грозить опасность, у него будет повод отправить ее в Штаты, а там она уже не сможет нам помешать! Вы ведь понимаете меня, правда?

— То есть вы хотите сказать, что, отправляя письма с угрозами и требованием выкупа, вы не имели на самом деле намерения похитить мисс Рамсфорд?

— Да нет же, конечно, нет! Никто не собирался ее похищать, у меня даже в мыслях этого не было! Я только хотела, чтобы Джефф отправил ее в Штаты, чтобы она не стояла у нас на пути! Она мешала нам, мешала! Я же видела, что он меня любит! Он так смотрел на меня порой, словно говорил: «Помоги, сделай что-нибудь!» И я послала письмо… потом другое, третье… ну почему он ее не отправил в Штаты, почему?! А она чем дальше, тем хуже мне дерзила и всячески пыталась меня выжить из его дома. Я пыталась с ней поговорить, приструнить — у нее ведь связь с этим ее так называемым братом, вы знаете?! Я пыталась… но Джефф, как всегда, принял ее сторону…

— Я думаю, достаточно, — Коул протянул руку и нажал на кнопку — подвизгивающий истеричными нотками голос смолк на полуслове.

Рамсфорд еще несколько секунд по инерции смотрел на погасший экран, пока слова фэбээровца не заставили его поднять глаза:

— Допрос длился два с лишним часа, и мисс Купер повторяла фактически одно и то же: у нее не было намерения похитить вашу дочь, она хотела лишь дать вам повод отправить ее в Штаты; вы ее безумно любите, но из-за дочери не решаетесь, так сказать, выразить ей свои чувства.

— Да не было никаких чувств! — возмутился Рамсфорд. — Я всего лишь был с ней любезен, не более того!

— Закончилось все это истерикой — криком, безостановочными рыданиями, попыткой расцарапать самой себе ногтями лицо, — продолжал Коул. — Пришлось вколоть ей успокоительное. Сейчас она находится в частной клинике, владелец которой умеет держать язык за зубами. Нам пришлось действовать в обстановке строжайшей секретности, итальянская полиция ничего не знает.

— Желательно, чтобы так оно и оставалось.

— Да, я понимаю, — кивнул Коул; добавил задумчиво: — Думаю, что о предъявлении ей уголовного обвинения речи не идет, тут случай скорее медицинский.


— Вот и все, — закончил Рамсфорд свой рассказ. — Через несколько дней ее отправили в Штаты; сейчас она в Нью-Джерси, в санатории для нервнобольных. Обвинение ей предъявлять не будут — госдеп предпочел всю эту историю замолчать и замять, тем более что выяснилось, что в административном бюро кто-то допустил промашку: недостаточно хорошо ее проверил. Оказывается, в свое время она уже лечилась в психиатрической клинике, но умолчала об этом. Теперь ее адвокат намерен подать иск против госдепартамента — требует компенсацию, утверждает, будто я ее спровоцировал, держал в постоянном нервном напряжении и этим вызвал рецидив болезни. — Вздохнул: — Ну а я… я в тот же день, не дожидаясь, пока меня об этом попросят, написал заявление об отставке.

— Но вы-то тут при чем? — удивленно переспросил Рэй. — Ведь ясно, что на самом деле это все — ее больное воображение!

— Официально меня, конечно, ни в чем нельзя обвинить, но, Рэй, между нами-то — я мог не приглашать ее к обеду, мог поддерживать с ней чисто деловые отношения и, когда она предложила называть ее по имени, дать ей понять, что это неуместно. И тогда, возможно, всей этой истории бы и не было!

— И я по-прежнему жил бы в Вирджинии, — в тон ему подхватил Рэй, — и был бы женат на Луизе, и мы с Ри созванивались бы по выходным… — Усмехнулся и покачал головой. — Нет уж, спасибо. Я предпочитаю то, что получилось, пусть даже это грозит мне тюрьмой.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом сенатор вдруг ухмыльнулся:

— Сынок, учти — завтра тебя ждет тяжелое испытание. Я краем уха слышал, что Мэрион пригласила на утро портного — снимать с тебя мерки для свадебного костюма.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В день свадьбы стояла необычная для ноября в Новой Англии теплая погода. С безоблачного неба светило яркое солнце, в котором платье Ри сияло и переливалось, будто диковинный цветок. У нее было чудесное платье — длинное, до пят, бледно-бледно-сиреневое, с чуть заметным белым выпуклым узором, похожим на изморозь на заледенелом стекле. Она сама его придумала, сама выбрала ткань и объяснила портным, что именно она хочет.

С сияющими глазами, с диадемой в волосах, она выглядела похожей на сказочную принцессу, и это усиливало ощущение какой-то «ненастоящести» происходившего. Рэй смотрел на нее и сам себе до конца не верил, что эта девушка вот-вот станет его женой. Именно она… его Ри, та самая, которую он лишь недавно отвык мысленно называть сестренкой.

Но вот она стоит рядом с ним перед алтарем, священник спрашивает, согласна ли она стать женой этого мужчины (его, Рэя Логана, женой!), любить его в горе и в радости, в богатстве и в бедности, до тех пор, пока смерть не разлучит их. Ри отвечает «Да!» — и это одно слово стоит десятка длинных речей, столько в нем счастья, и гордости, и радости…


Мэрион не собиралась устраивать чересчур пышную свадебную вечеринку — только для родственников и самых близких друзей, но все равно набиралось человек шестьдесят. Да еще папа постарался, за пять недель до свадьбы вручил ей отпечатанный на принтере список из десятка имен людей, которых тоже следовало пригласить.

Ужас! Десять имен — это значит, считай, двадцать человек, ведь все они придут с женами или подругами. А значит, нужно больше угощения, и больше бутоньерок, которые будут вручаться гостям, и поставить еще один стол… Но возражать она не стала — понятно, что папе эти люди зачем-то нужны, иначе бы не стал приглашать. Раз уж так, включила в список еще и дядю Фреда — хороший повод им с папой помириться.


Рэй никогда до сих пор не подозревал, что подготовка к свадьбе — столь хлопотное дело. Не знал он и того, что по неписаным правилам к свадьбе положено начинать готовиться не меньше чем за полгода, а еще лучше — за год.

У Ри же было всего два месяца, поэтому она крутилась как белка в колесе. Примерки, флорист, платья для подружек невесты, музыканты, фирма по организации свадеб, приглашения — непременно на шелковой сиреневатой бумаге — снова примерки… Хорошо хоть Мики полностью взял на себя заботу о поставщиках продуктов, свадебный торт же пообещал сделать сам.

Рэй помогал как мог: безропотно терпел нескончаемые примерки (шить смокинг на заказ — дело непростое!), несколько раз звонил куда-то по ее поручениям, венчальные кольца они тоже выбирали вместе, но когда дело дошло до цветов — тут уж увольте! Это он сказал сразу, как только Ри подсунула ему под нос каталог и спросила, какую он предпочитает бутоньерку.

Он ткнул пальцем в ту, что показалась поменьше: ни к чему, чтобы на груди целый букет торчал!

— Вот эту!

— Нет, ну что ты! Она совсем не подходит! — запротестовала Ри. — Нужно вот эту, — показала на другую, с махровым цветком посередке.

— Тогда зачем ты спрашиваешь? — поинтересовался Рэй. — Сама ведь знаешь, что я в цветах не разбираюсь.

Но и трех дней не прошло, как она снова поймала его на пристани, на сей раз сопровождаемая худосочной особой лет тридцати пяти — флористкой:

— Рэйки, мы тут насчет цветочной арки спорим. Как ты считаешь, что основным мотивом пустить?