Рэй подал несколько реплик в попытке поддержать разговор, сенатор же не проронил ни слова, лишь хмыкал да пару раз кивнул.

Доел он первым и, уже вставая, сказал, так же сухо:

— Рэй, когда доешь, зайди, пожалуйста, ко мне в кабинет.

Сказать, что у Рэя в этот момент не екнуло сердце, значило бы соврать. Он покосился на Ри. Она подмигнула ему и скорчила рожицу, которая означала «Папочка сегодня не в духе»; челюсти ее тем временем с аппетитным хрустом перемалывали картофельную вафлю.

В детстве, когда сенатор почему-либо был недоволен им, она не раз вступалась за него — без приглашения вкатывалась в кабинет и заявляла: «Папа, не сердись на Рэя, он ни в чем не виноват!» Но чтобы она защищала его еще и тут — это было бы вообще ни в какие ворота.

Поэтому Рэй ответил ей беззаботной улыбкой и, хотя кусок в горло не лез, мужественно положил себе на тарелку еще вафлю, сдобрив ее взбитыми сливками.


Когда он вошел в кабинет, Рамсфорд разговаривал по телефону. Прикрыв ладонью микрофон, бросил: — Запри за собой дверь, — и снова погрузился в разговор. Обычно дверь в кабинет никогда не запиралась, и Рэй почувствовал себя еще более неуютно.

Собственно, догадаться, о чем пойдет речь, было нетрудно, поэтому, едва сенатор повесил трубку, Рэй начал первым:

— Сэр, я понимаю, о чем вы хотите поговорить, и хочу сразу сказать, что, конечно, Мэрион могла бы найти себе мужа и получше. Но так уж вышло, что она любит меня. И я тоже люблю ее.

— Это что, следует понимать как просьбу о формальном благословении? — сквозь мрачную мину Рамсфорда неожиданно прорезалось нечто вроде ухмылки.

— Да, сэр. И я не… я никогда не обижу ее и постараюсь, чтобы она была со мной счастлива.

— Знаю, сынок, — сказал сенатор неожиданно мягко. — Я с самого начала, чуть ли не с детства видел, что это неизбежно. Ей никогда никто был не нужен, кроме тебя. Так что — если, конечно, это вам надо — я благословляю вас.

— Да… Спасибо, сэр, — Рэй еле сумел скрыть вздох облегчения, подумал, что Ри была права: они же взрослые люди и непонятно, с чего он вообще так паниковал!

— Но я о другом с тобой хотел поговорить, — продолжил сенатор, — давно хотел, все откладывал. Речь пойдет о твоей матери.

— Что? — От неожиданности Рэй даже привстал. — Что?!

— Я хочу поговорить с тобой о твоей матери.

— Но… — Все слова разом вылетели из головы. Показалось — этих семнадцати лет не было; на секунду Рэй почувствовал себя тем самым мальчиком, который месяц за месяцем, вопреки всякой надежде, ждал маму и, лежа по ночам без сна, думал: а может, она попала в аварию, потеряла память и не знает, где ее дом, может, ей нужна помощь?! — Как… с ней что-нибудь случилось, сэр?

— Нет, — покачал головой сенатор. — С ней все в порядке. — Достал из стола папку, положил на стол и прикрыл ладонью. — Она живет в Калифорнии — давно уже, с тех самых пор, как уехала. Замужем, сыну четырнадцать лет…

— Но вы же говорили, что ничего о ней не знаете и что у полиции о ней нет никаких сведений!

— В тот момент я действительно ничего не знал. Позже, когда ты уже жил здесь, я нанял частного детектива и он ее разыскал.

— Но зачем? И почему вы мне ничего не сказали?

— Пойми, Рэй — я обязан был знать, где она и что с ней! Я отвечал за тебя и не хотел никаких… неожиданностей.

— А мне вы ничего не сказали, — повторил Рэй, больше для себя, чем для сенатора.

— В то время я утешал себя мыслью, что действую в твоих интересах: раз она тебя бросила, то ты ей не нужен, и у меня в доме тебе будет лучше, чем с ней. Но теперь я могу сказать правду — в первую очередь я беспокоился за Мэрион. Если бы ты тогда уехал, не знаю, как бы она это пережила.

— Почему вы думаете, что я бы уехал?

— Я не хотел рисковать. Так что постарайся понять меня — и прости… если сможешь.

— Она искала меня, сэр? — спросил Рэй после паузы.

— Нет. Если бы она стала тебя искать, я бы, разумеется, сказал тебе. Но она не искала.

— Откуда вы знаете?

— Я попросил Сэма Майерса сообщить мне, если она или кто-то другой будет спрашивать о тебе. — Рамсфорд неловко пожал плечами. — Ладно, Рэй, я сам знаю, что виноват, я должен был рассказать тебе обо всем этом раньше. Но так уж вышло… Вот, возьми, — подтолкнул к нему папку. — Тут отчеты частного детектива.

— Да, сэр, спасибо. — Рэй потянулся и взял папку. — Я пойду, ладно?

Встал и шагнул было к двери; но обернулся, услышав сказанное вслед:

— Только не забудь, пожалуйста — тебе сейчас нельзя выезжать за пределы штата!

— А когда? Сами понимаете, после суда это все может, — криво усмехнулся, — отложиться на о-очень долгое время.

— Она никогда не искала тебя, сынок, — повторил сенатор.

— Да, я слышал. Но я — я сам хочу увидеть ее! — Дальнейших возражений Рэй слушать не стал, просто вышел из кабинета.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сиденья из желтой кожи были мягчайшими, казалось, что садишься не в кресло, а в ванну с водой.

— К вашим услугам видеотека — у нас имеется более трехсот фильмов на любой вкус, — с любезной улыбкой протараторила миниатюрная японка-стюардесса. — Могу предложить также легкий завтрак, кофе, шампанское и фрукты.

— Спасибо. Пока ничего не нужно, — сказал Рэй, и она ушла к себе — в этом небольшом, изнутри похожем на салон комфортабельного лимузина «Лир-Джете»[19] кроме него и Ри, других пассажиров не было…

Вечером того же дня, когда Рамсфорд отдал ему папку с отчетами, он снова позвал Рэя к себе и мрачно спросил:

— Ты все еще намерен ехать в Калифорнию?

— Да.

— Ладно, скажи мне, когда — я все организую.

Рэй, еще не отошедший до конца от утреннего разговора, вякнул было что-то в том смысле, что сам может разобраться в своих делах.

— Тебе что, не терпится снова в тюрьму? — перебил Рамсфорд. — Если обнаружится, что ты пересек границу штата, освобождение под залог могут аннулировать. Полетишь частным самолетом, на внутренних рейсах для них паспортный контроль менее строгий.

— Хорошо. Спасибо, — угрюмо поблагодарил Рэй. — Я бы хотел поехать как можно скорее, буквально завтра-послезавтра.

— Да уж, лучше съезди поскорее. На следующей неделе, в пятницу, предварительное слушание по твоему делу. — Если не словами, то тоном сенатор дал понять, что считает эту поездку затеей совершенно неуместной. — Мэрион полетит с тобой?

— Да. — Для Ри то, что он поедет в Калифорнию, было ясно сразу, как и само собой разумелось, что поедет не один. Едва он успел рассказать ей о разговоре с отцом, она спросила: «Ну, так когда мы едем?»

— Ладно. Я все организую, — повторил Рамсфорд.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил Рэй. Выходя из кабинета, он чувствовал себя на редкость неловко.

В тот же день за ужином сенатор сообщил:

— Вы полетите завтра.

— Спасибо, папа! — заулыбалась Ри.

— Спасибо! — отозвался Рэй.

— Надеюсь, одного дня вам хватит? Машина заказана на твое имя, самолет тоже, — обернулся сенатор к дочери. Хмуро взглянул на Рэя. — А ты постарайся там нигде излишне не светиться.


Вот так и получилось, что они оказались в этих мягких креслах, в этом уютном, обшитом панелями из карельской березы салоне самолета, принадлежавшего кому-то из знакомых Рамсфорда.

Ри начала было рассказывать про то, как вчера целый час лазала по интернет-сайтам университетов — сравнивала и прикидывала, где ей лучше будет учиться — но очень быстро поняла, что Рэй не в настроении разговаривать, и притихла. Положила голову ему на плечо, он обнял ее, и довольно скоро она задремала, уютно посапывая.

Рэй тоже закрыл глаза, но спать не мог. Еще несколько часов, всего несколько часов, и он увидит ЕЕ…

Когда Рамсфорд сказал «отчеты», Рэй подумал, что он оговорился. Но оказывается, вот уже пятнадцать лет детективное агентство «Саммерс и Такада» каждые полгода присылало сенатору отчеты, описывающие жизнь Рэнди Вальдоа — так звали теперь мать Рэя — короткие, буквально в несколько абзацев; к каждому отчету прилагалось по три-четыре фотографии.

Она жила на севере Калифорнии, почти у границы с Орегоном, и работала в магазине при автозаправке. Заправкой этой и соседствующим с ней гаражом владел муж Рэнди, Питер Вальдоа. Несмотря на испанскую фамилию, на мексиканца он ничуть не смахивал — высокий, сероглазый, с вьющимися каштановыми волосами и добродушной улыбкой. Замуж за него Рэнди вышла через два месяца после отъезда из Миссури, еще через три года у них родился сын — Уильям, или, как его называли дома, Уилл.

По фотографиям из отчетов можно было проследить всю историю семьи — вот Рэнди еще беременна, а вот она с малышом на руках. Он постепенно растет, а она почти не меняется, лишь похудела слегка да лицо загорело и обветрилось. Вот Питер сломал ногу — он на костылях, а Уилл, ему уже лет восемь, едет на велосипеде на заднем плане.

Рэю было странно думать, что этот мальчик, которого он никогда, кроме как на фотографиях, не видел — его брат. Но они даже внешне были немного похожи — оба светловолосые и худощавые; и форма лица, и разрез глаз одинаковый. Только у Уилла таза были голубые, как у матери… и у Нетти.


Интересно, был ли отъезд матери заранее обдуманным шагом? — вопрос этот, непонятно почему, не давал Рэю покоя. Знала ли она, что не вернется, или случайно встретила человека, который предложил ей уехать с ним — возможно, даже не зная, что у нее есть дети — и, измученная безденежьем, заботами и мыслями о не сложившейся судьбе, бросилась за ним, как головой в омут, решив начать новую жизнь в Калифорнии.

Скорее, второе, потому что она захватила с собой только сумку, не взяла ни деньги, которые копила на машину — именно они позволили Рэю продержаться первое время — ни одежду, ни белье, ни даже свою любимую щетку для волос. На ней оставалось несколько светлых длинных волосков, Рэй порой брал ее в руки и прикладывал к лицу — казалось, от нее пахнет мамой. Потом, после смерти Нетти, перестал.