Не учли преступники лишь одного — что ФБР к тому времени уже знало о похищении и расследование велось полным ходом.

Похитители звонили еще дважды. Рамсфорд, по указанию ФБР, говорил, что такую сумму, да еще мелкими купюрами трудно достать в один день, просил отсрочки. Один раз они дали ему послушать, как плачет Мэрион, но голоса жены сенатор больше так никогда и не услышал. Позже он узнал, что она умерла через несколько часов после того самого, последнего их разговора.

Старший агент ФБР, курировавший расследование, потом объяснил ему, что с самого начала на возвращение Мэй-Линн шансов было мало: что бы ни обещали похитители, на деле они редко оставляют в живых свидетеля, который может запомнить их лица, голоса, еще какие-то детали, которые могут помочь полиции обнаружить преступников. Маленький ребенок — другое дело, от него вразумительных показаний ждать не приходится.

Все правильно, все логично… но Рамсфорд до сих пор иногда просыпался в холодном поту из-за одной и той же, во сне и наяву приходившей мысли: если бы можно было повернуть время вспять и сделать все так, как требовали похитители — ничего не говорить полиции, заплатить выкуп — может быть, тогда Мэй-Линн все-таки вернулась бы домой… живая…


— …На третий день ФБР вышло на след преступников. Еще через сутки один из них назвал адрес заброшенной фермы, в подвале которой была спрятана Мэрион, — закончил сенатор.

Мальчишка не перебил ни разу, смотрел широко распахнутыми глазами. Наверное, для него вся эта история — как очередной детектив вроде тех, что он рассказывает перед сном Мэрион.

Но сказал он то, что Рамсфорд никак не ожидал:

— Я иногда думаю, что, может быть, мою маму тоже похитили… или напал кто-то, или она под машину попала, память потеряла и где-нибудь сейчас в больнице лежит — потому и не вернулась.

— В сводках полиции штата за тот период не зарегистрировано ни одного несчастного случая с женщиной, похожей на нее, — покачал головой сенатор. — Так вот… когда Мэрион нашли, она никого не узнавала, кричала и плакала, даже от меня отбивалась. Потом постепенно начала узнавать домашних, стала вести себя более-менее нормально, но говорить так и не хотела, пока… пока вот не заговорила с тобой. Я рассказываю тебе это все для того, чтобы ты понял: с ней нужно обращаться очень бережно. И ее категорически нельзя пугать.

— Но она любит слушать всякие страшные истории, — растерянно сказал мальчишка, — про инопланетян и…

— Истории — пожалуйста, — отмахнулся сенатор. — Но ее нельзя, скажем, в темноте запирать — она после того, как в этом подвале сидела, очень боится темноты, у нее даже ночью в спальне всегда лампа горит. Или если ты вдруг выскочишь перед ней в какой-нибудь страшной маске — тоже может испугаться. Ну и, понятно, про маму ее лучше не спрашивай, не напоминай.

— Да нет, ну что вы… что я, дурной, по-вашему? Нет, конечно!

— Значит, мы обо всем договорились. Тогда я начинаю оформлять опеку, и через две недели мы уедем в Нью-Гемпшир. А там уже, спокойно, без спешки, можно будет начинать процедуру усыновления.

И тут Рэй в который раз удивил его, спросив встревожено:

— А если вы меня усыновите, я обязательно должен буду поменять фамилию?

— Да. Наверное. А ты что — против?

— Да, сэр. Вы… вы не подумайте, это из-за папы. — Мальчишка смотрел на него жалобно, но упрямо; впервые стало видно, что он еще совсем ребенок. — Понимаете, если я поменяю фамилию, то от него совсем ничего не останется, будто и не жил. А он был героем! Мама рассказывала — он на пожаре погиб, когда людей спасал!

На самом деле никаких людей отец Рэя в тот день не спасал, и смерть его объяснялась скорее трагическим стечением обстоятельств: пожарные подъехали к горевшему складу в промзоне и начали разворачивать шланги, когда внутри склада что-то взорвалось, с крыши слетел железный лист и убил Десмонда Логана наповал…

— Да, он был героем, — кивнул Рамсфорд. — И будь он сейчас жив, он бы гордился тобой. Не бойся, сынок, ты останешься Рэем Логаном.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Если ты уедешь, я с тобой разведусь! Помяни мое слово, разведусь, и ни на секунду не задумаюсь!

Рэй невозмутимо продолжал складывать вещи.

— Ты слышишь, что я тебе говорю?

— Слышу. — Он захлопнул чемодан. — Что там у нас с обедом?

— Ты что, считаешь, я тебе лапшу на уши вешаю насчет развода?! — Луиза стояла в дверях — руки в боки, голова вскинута, глаза горят яростью.

— Я считаю, что весь этот разговор сейчас не имеет смысла.

Прошел к шкафу, решив взять еще ветровку; перетерпел выплюнутое в спину:

— Чертов хромой урод!

Отвечать не стал — зачем? Тем более, что правда, то правда: он действительно слегка прихрамывал, особенно когда приходилось много ходить.

Ветровки в шкафу не оказалось. Наверное, внизу висит.

— Так что у нас с обедом? — обернувшись, повторил Рэй.

— Ну понятно, о чем со мной еще можно говорить! — огрызнулась Луиза, но тем не менее повернулась и пошла вниз.

Когда он спустился на кухню, она уже сердито гремела кастрюлями и тарелками; мельком глянула через плечо и, убедившись, что он сел за стол, принялась выплескивать из себя новые реплики:

— Ты что, не понимаешь, что на кону стоит твоя карьера?! Если ты упустишь свой шанс, то потом всю жизнь проходишь в вечных заместителях!

По мнению Рэя, в двадцать восемь лет работать заместителем начальника службы безопасности такого крупного предприятия, как «Т&Т», было совсем не плохо.

— И именно сейчас, в этот самый момент, он сдергивает тебя с места! — со злым надрывом подытожила Луиза.

Руки ее действовали независимо от языка, и на столе к этому времени уже стояла миска с салатом, кукурузная запеканка, жареные помидоры и пирог с почками. Надо отдать ей должное — готовила она отменно и вообще хозяйкой была хорошей.

— Ах-ах, сенатор Рамсфорд! — скривила она надменную гримасу, выставляя на стол кувшин с лимонадом. — Подумаешь, нашел доброго папочку! Он ведь ни разу даже пальцем о палец не ударил, чтобы устроить тебя на приличную работу!

— Я его об этом не просил, — отрезал Рэй. — И не считаю, что у меня такая уж плохая работа.

«Черт! — подумал он. — Ведь собирался же не связываться и не спорить!»

Луиза села за стол напротив него, сложила руки и склонила голову в молитве. Благостного выражения лица хватило на полминуты, после чего она продолжила ссору с того места, на котором остановилась:

— Ты прежде всего должен думать о семье!

— Это тоже моя семья. Ты же знаешь, я слишком многим обязан Рамсфорду, чтобы отмахнуться от его просьбы. Тем более — от такой просьбы.

Оба они понимали, что слова ничего не изменят и он все равно уедет, так что все ее высказывания были лишь попыткой выплеснуть эмоции. Еще года два назад Рэй бы, наверное, не удержался и завалил ее напоследок, прямо здесь, на угловом диванчике — именно такая, возбужденная и раскрасневшаяся, с горящими глазами, она была особенно хороша.

Но времена меняются, и сейчас ему хотелось только побыстрее доесть и убраться из дома, чтобы закончить наконец этот бесплодный разговор. Лучше уж лишние полчаса в аэропорту посидеть…

— Спасибо, — сказал он, вставая. — Я пойду, вызову такси.

— Значит, ты все-таки едешь? — спросила Луиза — не зло, а как-то обреченно и неожиданно печально.

— Да.

— Ты понял, что я не шутила, когда говорила про развод?

— Луиза, ну ты же понимаешь, что я не могу не поехать, — сказал Рэй — в который раз уже за последние два дня…


Письмо прибыло к нему на работу с курьером. Хотя обратного адреса на конверте не было, Рэй сразу понял, от кого оно — по вензелю в правом верхнем углу: сплетенные буквы JSR — Джефферсон Сэмюэл Рамсфорд.

Письмо гласило:

«Сынок!

Я бы хотел, чтобы ты приехал в Рим, и как можно быстрее.

Ты очень нужен мне здесь. Точнее, не мне, а Мэрион, поскольку речь идет об ее безопасности. Мне бы хотелось, чтобы рядом с ней сейчас был человек, которому я могу доверять целиком и полностью.

Ориентируйся на два-три месяца, может, и меньше.

Если ты согласен, то с Фарнхемом я сумею договориться — пусть эта сторона вопроса тебя не тревожит. В любом случае — позвони мне.

Твой…» — хорошо знакомая Рэю подпись по вычурности не уступала вензелю.

Кроме письма, в конверте была карточка с написанным от руки номером сотового телефона.

Последние пять лет, с тех пор как Рамсфорд был назначен послом США в Италии, общение Рэя с ним ограничивалось поздравительными открытками на праздники да редкими звонками. Точнее, звонил он Ри, но иногда наталкивался на сенатора[1] — тот был неизменно любезен, спрашивал, как дела, и приглашал во время отпуска приехать в Италию.

Последний раз он разговаривал с Ри всего неделю назад — ни о какой грозящей ей опасности она не упоминала, болтала в основном о своих университетских делах. Что же могло случиться?!..

Сверяясь с карточкой, Рэй набрал номер. Рамсфорд ответил после первого же звонка, сказал: «Это ты? Подожди, я сейчас…» и через минуту заговорил уже свободнее.

Разговор был коротким: Рэй сказал, что приедет, скорее всего, послезавтра — Рамсфорд еще раз подтвердил, что об отпуске и о билетах он может не беспокоиться. Рэй попытался спросить, что случилось, но сенатор ответил коротко: «Все при встрече» и повесил трубку.

Он был человеком дела: уже через час Рэя вызвал к себе Фарнхем — исполнительный директор «Т&Т». Был чрезвычайно любезен. И — удивлен, настолько, что даже не пытался скрыть искры любопытства во взгляде.