– И все это время, сэр, вы пробыли там с доктором Шедболтом?

– Вот именно. – Старик подался вперед, опираясь на трость.

– А не могу ли я для разнообразия спросить кое-что у вас? Какова цель этого допроса? Неужели для вас имеет значение, как мы с доктором Шедболтом провели время?

– Очень большое значение, сэр, хотя вас это касается только в той мере… Впрочем, давайте говорить прямо. Можете вы поклясться, что доктор Шедболт находился в поле вашего зрения, скажем, с десяти до одиннадцати?

– Если не в поле зрения, то в пределах слышимости. Он принес дрова и, как я уже говорил, сварил кашу. Слушайте, я пытаюсь быть вежливым, но мне выпала тяжелейшая ночь после достаточно трудного дня. Не могли бы вы выражаться яснее?

– Постараюсь. Ночью трое моих людей устроили облаву на ферме, где разгружали контрабандные табак, чай и спиртное. Владелец фермы был убит, а одного из моих ребят прикончил человек, который помогал с разгрузкой. Доктор Коппард, мне нелегко и неприятно это говорить, но я получил информацию из надежного источника, что с Нового года ваш ассистент доктор Шедболт был активным партнером в контрабандном бизнесе. Теперь вы, вероятно, понимаете, почему для меня так важны сведения о его ночном местопребывании. Возможно, сэр, учитывая серьезность обвинения, вы бы хотели изменить ваши показания?

– Я бы хотел изменить вашу манеру разговора, мистер Фулфорд. Что вы подразумеваете под «серьезностью обвинения»? Какого обвинения? И что означает ваше предложение изменить показания? Вы имеете в виду, будто я в течение последних десяти минут лгал вам? – Доктор обнаруживал все признаки разумного человека, в котором незаслуженная обида борется с чувством справедливости. – Согласен, что вы обязаны исполнять ваш долг, но это не дает вам права врываться в мой дом, безнаказанно обвинять доктора Шедболта и называть меня лжецом. Я не привык, чтобы мои слова подвергали сомнению, мистер Фулфорд, и если я говорю, что с восьми вечера мы с Хамфри были у миссис Нейлор, то ожидаю полного доверия.

Однако офицера оказалось не так легко обескуражить.

– Я не сомневаюсь в вашей личной честности сэр. Но я веду трудное и неприятное расследование, и предпочел бы побеседовать с доктором Шедболтом. Вы это запретили, поэтому прошу вас еще немного потерпеть мое присутствие. Полученная мной информация может быть правдивой хотя бы отчасти. Вы утверждаете, будто доктор Шедболт провел вечер и ночь в вашей компании. Но в другое время он мог помогать этому контрабандисту, Планту Дрисколлу?

– Насколько я понимаю, это зловещее ремесло требует личного присутствия. А я могу вас заверить, что за исключением визитов к пациентам или часового пребывания в кафе на другой стороне дороги – оттуда, кстати, его в случае необходимости всегда могли вызвать – парень не покидал вечерами этот дом в течение последних трех лет. Он усердно готовится к экзаменам, да и я, признаюсь, предпочитаю иметь его под боком в вечерние часы. Возможно, это эгоизм, но в моем возрасте мало привлекает необходимость отправляться по вызовам в темноте.

– Но он ведь ходит в кафе?

– Да, но вряд ли того времени, что он там проводит, достаточно, чтобы пускаться в сомнительные предприятия. К сожалению, Хамфри влюбился в одну из тамошних девушек – кажется, племянницу миссис Роуэн. Я говорю «к сожалению», так как он достойный юноша и не имеет других намерений, кроме брака. Так вот, когда речь идет о той девушке, то мы по одну сторону баррикад с миссис Роуэн. Я считаю, что мальчик еще слишком молод, чтобы жениться, а у миссис Роуэн есть другие планы для ее племянницы. Я пытался образумить Хамфри, а миссис Роуэн угрожала ему всем, кроме разве что убийства, если он не оставит девушку в покое, но вы знаете, как трудно бывает с молодежью. Впрочем, это не имеет отношения к делу, – суть в том, что я держу своего ассистента под наблюдением.

– Вы говорите, миссис Роуэн ему угрожала? В каких выражениях?

– Ну, обычная злобная бабья чушь. Мол, он пожалеет, если станет совать нос в ее дела, и так далее. Конечно, миссис Роуэн относится к Хамфри с подозрением – он живет у меня, а ей известно, какого я мнения о ее заведении. Я ведь был одним из тех, кто пытался закрыть ее кафе.

– Разве в таком случае она не воздерживалась бы от оскорблений в адрес вашего помощника из страха перед вами?

– О, только не миссис Роуэн! Она оскорбляла нас обоих и получала от этого удовольствие.

Он стукнул тростью по полу.

– Черт возьми, надеюсь, вы не собираетесь сказать, что вся эта суета – дело рук миссис Роуэн и вы явились сюда с этими недостойными предположениями из-за наветов этой сводни? Скажите, мистер Фулфорд, вы давно объезжаете этот район?

– Четыре месяца. Понимаю причину вашего возмущения, но я на службе восемнадцать лет, сэр, и из каждых трех произведенных мной арестов два сделаны на основании сведений, полученных от людей, скажем, сомнительной репутации. Вчера вечером Дрисколл был бы арестован, если б его не застрелили. А тот, кто ему помогал, убил одного из моих людей и скрылся…

Доктор Коппард медленно встал, опираясь на трость. Они смотрели друг другу в глаза, и каждый сознавал свою силу и свою слабость. Старый доктор понимал, что его слово имеет вес, но показания основаны на лжи. Офицер подозревал, что его обвинение справедливо, но догадывался, как легко его можно свести к полному абсурду.

– Ну, – промолвил доктор Коппард, – ваше дело узнать кто был этот человек, но, уверяю, не доктор Шедболт Я понимаю, что вы руководствуетесь чувством долга, иначе был бы очень недоволен, что вы явились сюда среди ночи и не даете мне спать из-за какой-то чепухи. Но должен вас предупредить: если еще раз услышу хоть слово об этом, то приму меры. Поэтому намекните вашей информаторше, чтобы угомонилась, иначе я настрою против нее весь город, а вы при таком обороте событий рискуете стать посмешищем всего Суффолка. Доктор Шедболт весьма смышленый молодой человек, но даже он не в состоянии находиться одновременно в двух местах.

Офицер стоял, медленно переваривая услышанное. Старик намерен драться до конца, это ясно, и уже изложил ему план своей кампании. Миссис Роуэн затаила злобу против него и его помощника – это объясняло причину ее доноса, полученные молодым человеком от полоумной пациентки удары каблуком по голове и скальпелем в спину оправдывали повреждения, которые вполне могли нанести акцизные чиновники.

Как ни странно, входя в этот дом с ощущением абсурдности своего обвинения, теперь, собираясь уходить, Фулфорд был убежден в его справедливости. Но почему? Внезапная вспышка вдохновения помогла ему найти ответ. Когда два противоположных мнения подкреплены одинаковыми по весомости доказательствами, каждый верит в то, во что хочет верить. Сделай он эту историю общественным достоянием, кому предпочтут поверить люди – доктору Коппарду или миссис Роуэн?

– Нет, – задумчиво произнес Фулфорд, – никто не может находиться одновременно в двух местах. И по-моему, в Библии говорится насчет того, что человек не может служить двум хозяевам. Вашему ученику с хозяином очень повезло, сэр.

Старик не проявил признаков понимания.

– Не вижу причины для ваших слов, мистер Фулфорд. Хамфри преданно служил мне почти четыре года. Я обучил его своей профессии, но и сам извлек из этого пользу. Теперь я смогу с легкостью уйти на покой, когда он займет мое место.

Фраза содержала еще один искусный намек на то, что старик в состоянии сделать крупную ставку. Офицер застегнул пальто и протянул руку за шляпой. Доктор Коппард, тяжело опираясь на трость, двинулся в холл, вежливо провожая визитера к двери и держась при этом между ним и лестницей. На полдороге Фулфорд остановился в нерешительности.

– И все-таки я был бы более удовлетворен, если б лично побеседовал с доктором Шедболтом.

– Приходите сюда, скажем, в шесть вечера, и сможете это сделать. Я бы очень хотел, чтобы вы были полностью удовлетворены, но не могу рисковать здоровьем Хамфри – а вдруг у него сотрясение? К шести я буду точно это знать. Не понимаю, что вы рассчитываете от него услышать, но, безусловно, должны исполнять ваши обязанности…

Настаивать бесполезно. Их истории, очевидно, были подготовлены заранее, а все детали – тщательно согласованы. Офицер направился к двери, которую предупредительно распахнул перед ним доктор Коппард. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть мужскую фигуру, ожидающую в нескольких ярдах от крыльца, и еще одну возле угла дома.

– Ранние пташки, – весело заметил старик.

– Впрочем, светает теперь уже раньше. Я всегда считал февраль поворотным месяцем. Доброй ночи, мистер Фулфорд, вернее, доброе утро.

«Должно быть, ему отлично известно, кто эти люди и зачем они здесь», – с невольным уважением подумал офицер. Конечно, можно попытаться что-нибудь вытянуть из этой миссис Нейлор и поискать улики против Шедболта. Но в любом случае вновь придется столкнуться лицом к лицу с непоколебимым спокойствием старика и его упрямым заявлением, будто никто не может одновременно находиться в двух местах. Он успокоил себя мыслью, что со смертью Дрисколла еще один центр распространения контрабанды прекратил свое существование, следовательно, главная цель облавы достигнута.

Глава 24

Хамфри повалился на кровать полностью одетый и натянул на себя одеяло, желая как можно скорее умереть. Несколько минут он лежал неподвижно, отделенный от блаженного бессознательного состояния только видением лица Летти и настойчивыми звуками ее голоса, произносящего жестокие и беспощадные слова. Хамфри казалось, что только смерть может положить конец мучительным воспоминаниям, но в то же время, как он догадывался, только они помогают ему оставаться живым. Если бы Хамфри, мог забыть Летти и все, что совершил ради нее, то с радостью погрузился бы в небытие и растворился в нем.

Прошло десять минут, и хотя Хамфри этого не сознавал, но целительный эффект отдыха на жесткой кровати под одеялом, согревающим его продрогшее тело, стал давать о себе знать. Слепой инстинкт плоти, цепляющейся за жизнь, начал действовать. Видение лица Летти все чаще перемежалось лицами двух мужчин, беседующих в приемной внизу. Сначала Хамфри думал об их разговоре, стремясь отвлечься от своего горя, но постепенно в нем начал пробуждаться интерес. Конечно, старик станет лгать напропалую, но у того парня, очевидно, имеются какие-то доказательства – наверняка донос миссис Роуэн, – иначе он не пришел бы сюда, и, как только доктор Коппард поймет, что лгать становится опасно, он сдастся, а полицейские поднимутся сюда, заберут его и повесят.