От фонаря, опрокинутого в драке, загорелось сено, и при свете пламени Хамфри увидел лежащего на земле Планта и его противника, склонившегося над ним с дымящимся пистолетом в руке. На заднем плане этой фантасмагорической сцены виднелась высокая ограда, окружающая двор. Помутненное сознание Хамфри послало два до комичности противоположных импульса: бежать вперед и посмотреть, чем он может помочь Планту, и броситься к ограде и перелезть через нее. Возиться с засовами ворот не имело смысла, он понимал это, но, если ему удастся перебраться незаметно, у него появится шанс спастись.

В этот момент из кухни донесся крик. Посмотрев к том направлении, Хамфри увидел выбежавшего из дома спутника возницы. В освещенном дверном проеме можно было разглядеть самого Джереми, привязанного к стулу красным шарфом. Теперь ему придется иметь дело с двумя противниками. Стало ясно: его непременно убьют или повесят.

Тем не менее, Хамфри действовал так, словно ему еще было на что рассчитывать. Рванувшись вперед, он бросился на человека, стрелявшего в Планта, повалил его на землю лицом вниз и со всей силы ударил кулаком по голове. Потом ринулся к ограде и вскочил на нее с кошачьим проворством. В эту секунду человек, выбежавший из кухни, выстрелил в него. Хамфри ударило в плечо, но он не почувствовал боли и спрыгнул на дорогу, надеясь, что пуля прошла мимо. Однако, сделав несколько шагов, ощутил, как по спине течет кровь. Он ранен.

Хамфри знал, что преследования не избежать. Конечно, человек, выскочивший из кухни, мог задержаться возле задушенного товарища, но, так или иначе, через несколько минут оба врага выбегут на дорогу и помчатся в разных направлениях в погоне за беглецом, которого только что били по голове и ранили в спину. Оставалось одно – спрятаться. Хамфри пересек дорогу, взобрался на насыпь и, соскользнув в глубокую сырую канаву на другой стороне, пополз на четвереньках в сторону города.

Через несколько ярдов Хамфри снова замутило, и он лег лицом вниз. Рана начала болеть. А вдруг он умрет от потери крови? «Умереть в канаве» – эту зловещую фразу часто произносил Джозайя Шедболт, характеризуя ею логический результат праздности, безбожия, тщеславия и легкомыслия. Умереть в канаве означало не иметь ни друзей, ни дома, ни средств к существованию. Несколько минут Хамфри лежал без движения, внезапно ощутив позорное клеймо своего внебрачного происхождения и чувствуя себя ублюдком, который, несмотря на некоторые преимущества воспитания, оправдал предубеждения, испытываемые обществом к этой категории людей. Он пустил на ветер все свои возможности, стал бесчестным и лживым, распутным и морально нечистоплотным, вел преступную жизнь и теперь должен умереть в канаве.

Вспоминая свою никчемную и преступную жизнь, Хамфри не мог не подумать о Летти, образ которой сразу же возник перед его глазами, как некогда ночью в Кембридже. Казалось, она молит его не умирать и не покидать ее. И внезапно Хамфри ощутил прилив сил. Он не умрет здесь, непременно доберется туда, где ему окажут помощь, а завтра отправится в Депден. Необходимо спасти Летти от губительного влияния миссис Роуэн и подчинить ее своей воле. Он заберет ее, и они начнут новую жизнь.

Хамфри приподнялся и вновь пополз по канаве.

Казалось, прошло много времени, прежде чем он услышал шаги и голоса преследователей и вновь прижался к земле. Оба врага шли по дороге, время, от времени поднимаясь с фонарями на насыпь. Они прошли мимо Хамфри на сотню ярдов вперед, а потом вернулись.

– Ну, с Дрисколлом мы разделались, а это самое главное, – сказал один из них.

– Да, но я хотел бы добраться и до того, кто прикончил Пита, – отозвался другой.

– По-моему, я всадил ему пулю между лопаток.

– Ладно, не будем терять время. Вернемся и доложим офицеру.

Голоса удалялись в направлении фермы Планта. Хамфри полз на четвереньках еще пять минут, потом осторожно вылез из канавы и двинулся к городу с максимальной скоростью, на которую был способен, шатаясь, словно пьяный, из стороны в сторону. В голове у него стучало, дышать приходилось быстро и поверхностно, так как глубокие вдохи усиливали боль в спине. Но он знал, куда идет, и был уверен, что достигнет цели.

Добравшись до городской окраины, Хамфри повел себя осторожнее, готовый при малейшей опасности скрыться в саду или в дверях дома. Но он никого не встретил. Жители городка зимой рано ложились спать, и, хотя в окнах кое-где еще горел свет, на улицах никого не было.

Глава 21

Доктор Коппард тоже давно отправился бы в постель, но в девять вечера его вызвали к больному, а вернувшись через полтора часа и обнаружив горящий камин, он решил насладиться перед сном последней трубкой. Старик, как он и говорил Хамфри несколько недель назад, начинал ощущать тяготы возраста и большинство своих больных препоручил заботам молодого ассистента. Последние несколько дней напряженной работы утомили его, и он заснул, прежде чем успел как следует раскурить трубку. Звонок Хамфри не смог его разбудить, но звук открываемой двери комнаты миссис Гэмбл заставил его подняться. Он зашаркал в холл, крикнув экономке:

– Не беспокойтесь, миссис Гэмбл. Я открою.

Коппард ожидал увидеть бледного задыхающегося посыльного, который без промедления примется перечислять грозные симптомы, требующие немедленного присутствия доктора, и приготовился подчиниться неизбежному. Но за дверью стоял Хамфри, который должен был находиться в Кембридже, причем молодой человек являл собой самое ужасное зрелище, какое когда-либо представало старику на пороге его дома. Однако многолетняя привычка к сдержанности дала себя знать, доктор Коппард протянул руку, которая принесла облегчение стольким людям, и вовремя подхватил своего готового упасть помощника.

– Что привело тебя назад, Хамфри? – спросил он. – Что с тобой случилось?

– Меня подстрелили. В спину. У меня сильное кровотечение… Пожалуйста, помогите… сделайте что-нибудь…

– Конечно, сделаю, – спокойно сказал старик. Он позволил Хамфри прислониться к нему, одновременно закрыв дверь и повернув ключ в замке.

– Все будет в порядке. Обопрись на меня, и пойдем. Ну вот, теперь можешь лечь.

Хамфри понял по запаху, что находится на жесткой кожаной кушетке в маленькой приемной. Стоя возле этой кушетки, он впервые вскрыл нарыв много лет назад. Страх преследования исчез – Хамфри был дома, в безопасности, в хороших руках. Им безгранично овладело чувство покоя. Черная кушетка стала расти вширь, пока не поглотила весь мир…

– Я сохранил это, чтобы показать тебе, – сказал доктор Коппард, бросая пулю в маленькое фарфоровое блюдце.

– Самая большая удача, с какой я когда-либо сталкивался. Пройди она на одну восьмую дюйма глубже, и тебе бы раздробило позвоночник, мой мальчик. Ты кровоточил, как недорезанная свинья. Полежи немного спокойно. Когда отдохнешь, расскажешь мне, кто и почему в тебя стрелял, что произошло с твоей головой и обо всем остальном.

– Я должен идти. Меня могут преследовать, – с трудом произнес Хамфри, едва шевеля побелевшими губами.

– Дверь заперта, – успокоил его доктор Коппард.

Хотя он говорил почти весело, словно уверяя испуганного ребенка, что воображаемый враг не проникнет в его убежище, тон этот был всего лишь следствием сорокалетней привычки изгонять страхи других. Сейчас он сам был напуган. Румянец исчез с его пухлых щек, взгляд беспокойно блуждал. Хамфри охватило раскаяние. Он стиснул руками голову и застонал.

– Почему тебя должны преследовать, Хамфри?

– Я предпочел бы не рассказывать вам, сэр. Лучше, если б вы ничего об этом не знали. Я сделал самое ужасное… Мне не следовало возвращаться сюда, и я бы не вернулся, не будь ранен. Я знал, что с пулей в спине мне далеко не уйти. А теперь вас опозорил…

– Что ты сделал?

– Я убил человека.

Слова, казалось, надолго повисли в воздухе.

– В кафе?

– Нет, акцизного чиновника. С Рождества я работал на одного парня, который занимался контрабандой. Этим вечером полицейские нас выследили, один из них напал на меня, и я его убил.

Он вытянул руки вперед и оглядел их, словно ожидая увидеть кровь.

– Мне нет прощения, сэр. Я сознательно убил его.

– И другие преследуют тебя? Хамфри кивнул.

– Тогда мы не должны сидеть здесь и попусту болтать об этом. Что бы ты ни сделал, Хамфри, они не повесят тебя, если я смогу этому помешать.

Доктор Коппард задумался, поддерживая подбородок дрожащей рукой, и Хамфри вновь ощутил угрызения совести. Он встал, но от резкого движения у него закружилась голова, и пришлось ухватиться за спинку стула.

– Вы и так очень помогли мне, сэр. Я бы не хотел ничем больше вас обременять – разве что дадите знать моей матери. Она и так скоро обо всем услышит, но если бы вы могли сообщить ей, как я сожалею о случившемся. Писать же бессмысленно – она не умеет читать.

– Конечно, я обо всем позабочусь. А тебе, мой мальчик, понадобятся деньги. Старик быстро подошел к столу, отпер ящик и вернулся, протягивая Хамфри кошелек.

– Здесь около сорока фунтов – все сбережения, что есть у меня дома. Возьми ради Бога! Я собирался дать тебе пятьдесят фунтов, когда ты выдержишь экзамены. Мне и в голову не приходило, что… Почему ты не попросил у меня денег, Хамфри? Полагаю, все это произошло из-за них…

– Он оборвал фразу.

– Ты дрожишь. Тебе нужно выпить немного бренди. Кофе было бы лучше, но у нас нет времени. Выпей это, пока я запрягу лошадь в двуколку. Я отвезу тебя в Кентфорд, а там ты сможешь сесть в дилижанс. Мы отправимся сразу же. Они не додумаются искать тебя в Кентфорде…

– Я не хочу, чтобы вас обвинили в укрывательстве преступника, сэр. Я этого не стою.

– Это уж мне решать. Да и почему ты решил, будто кто-то узнает? И что еще мы можем сделать? Ты не в состоянии ехать верхом, а пешком тебе далеко не добраться. Сиди спокойно и пей, пока я приготовлю двуколку.