Дарья Лаврова - Текила-любовь

…Настя шла пешком в сторону метро.

Холодный ветер обжигал щёки и руки. Мокрый снег облепил волосы и лицо. Потом он таял на коже, смешиваясь со слезами. К метро брела, не глядя, по льду и снегу, который комьями налипал ей на унты и начинал таять. Пальцы так замёрзли, что даже дыхание не могло их отогреть. Пройдя одну остановку, Настя обернулась назад и посмотрела на окно Максима. Два желтеющих пятна на десятом этаже.

Её тело охватывала слабость, идти было трудно и больно, ноги не слушались, а голова начинала болеть и кружилась вместе со снегом. Вместо мыслей осталась только пустота, непроходимая, холодная и давящая, от которой хотелось кричать, кричать и кричать. Настя посмотрела на часы в мобильнике – проболталась на Тушинской три часа и даже не заметила.

В одиннадцать, отряхнув унты от снега, Настя спустилась в метро. Внизу никого, палатки уже закрыты.

– Девочка, подай на хлебушек. – Голос откуда-то сбоку.

Настя обернулась – у стены стояла старушка с протянутой рукой. Настя молча подошла и отдала ей десятку, что у неё осталась.

– Спасибо тебе, девочка, – сказала старушка. – Твоё счастье рядом. Ты его знаешь, но не видишь.

Настя спустилась вниз, в поезде села на крайнее место, положив голову на железную ручку. Напротив сидела маленькая девочка лет четырёх. Светлые, пепельные волосы торчали в разные стороны из-под шапки, кожа была такая же бледная и по цвету почти совпадала с цветом волос; глаза, прозрачно серые, не останавливались ни на чём. Девочка постоянно кривлялась, ёрзала на месте, вытирала кулаком сопли, говорила и, забравшись вдруг с ногами на сиденье, попыталась что-то спеть…

Девочку хотелось придушить или кинуть в неё чем-нибудь. Хотя при чём здесь этот ребёнок? Просто внутри так пусто и больно, что хотелось орать или пойти в туалет и два пальца под язык, как сегодня утром. Вдруг легче станет?

…Настя выключила ноутбук и заплакала, уткнувшись головой в подушку. Два года подряд они с Максом встречали Новый год вместе, но этот год он будет встречать с Яной. Билеты куплены, место оговорено, продукты и шампанское уже закупаются. Всё решено, окончательно и бесповоротно, и уже ничего нельзя изменить.

Да, ей не показалось тогда, две недели назад. Та ночь была их прощанием, а не продолжением. Только теперь Настя это поняла, осознала и прочувствовала всем своим сознанием. Всё кончено. Всё в прошлом.

Утром, собираясь в универ, Машка зачем-то сказала Насте, что ей надо не забыть купить Саше крем для бритья. От этих слов ей стало ещё больнее и тоскливее, как будто на неё положили что-то тяжёлое, а сверху потоптались и сели. Ей хотелось придушить Машку, лишь бы она замолчала. А ещё нужно было купить подарок к Новому году, ему же, Сашеньке. А что купить?

Насте хотелось закричать. Во всё горло, изо всех сил, громко и истерично, как в детстве. Прожить ещё хотя бы день на месте Машки, и чтоб на месте Саши был Максим! Пусть ей и казалось это непроходимо глупым, но так хотелось зайти когда-нибудь в магазин и просто купить ему пену для бритья или, что сложнее, связать ему шарф. В подарок на Новый год – чтобы он не замёрз…

«…по щекам мне бьёт, бьёт. Болею очень, температура, стою и жду тебя, как дура. Снежинки ртом ловила…» Сквозь сон до Насти доносились слова песни Глюкозы и голос Машки. Чьи-то большие и горячие руки бережно прикасались к её лбу и щекам. На минуту запахло снегом и прохладой. К вечеру температура поднялась ещё выше. Настя проснулась. Рядом сидел Димка и нежно смотрел на неё тёмными глазами.

– Привет, – еле слышно прошептала она хриплым голосом, пытаясь улыбнуться.

– Как ты? – спросил Димка.

– Ужасно, – честно ответила Настя. – Я заснула. Ты давно здесь?

– Полчаса, – ответил Димка и протянул ей градусник. – Измерь температуру.

– Не хочу, – сказала Настя и отвернулась к стенке. – Какая разница? Градусом больше, градусом меньше…

– Надо, Настя, надо, – улыбнулся Димка. – Ты нужна нам здоровой.

– Я никому не нужна… Хоть здоровая, хоть больная.

– Перестань, – серьёзно сказал он и, наклонившись к её уху, тихо прошептал: – Ты мне нужна, Насик… Кто мне будет помогать статьи переводить?

– Ладно, давай сюда градусник! Проще согласиться, чем объяснять, почему не хочешь этого делать, – вздохнула Настя и засунула градусник себе под мышку.

Рядом с подушкой лежал сборник стихотворений Борхеса, который принесла Машка, и мобильный телефон, изрядно побитый и поцарапанный за прошедшие три месяца. Странно, что он всё ещё работал. Два новых сообщения: одно от Юльки, а второе от Аньки. Обе интересовались здоровьем и обещали зайти вечером. От Макса ничего.

– У меня для тебя подарок, – сказал Димка и взял с соседней кровати странную мягкую игрушку, очень похожую на огромную красную сосиску длиной около метра, в мелкий оранжевый горох, с мордой бегемота и четырьмя тоненькими ножками. – Это тебе. Чтобы ты скорее выздоравливала.

– Кто это? – спросила Настя, еле сдерживая смех. Забавное животное не могло оставить её равнодушной. А ещё было почему-то приятно, что это не зайчик, и не мишка, и не овечка какая-нибудь.

Настя протянула руки и, обняв красного бегемота, улыбнулась. Чико запрыгнул к ней на кровать и, громко мурлыча, улёгся сбоку у стенки.

– Похож на бегемота, – ответил Димка. – Можешь дать ему имя.

– Спасибо, Димка… – обнимая игрушку, прошептала Настя. – Не знаю. А как обычно бегемотов называют?

– И я не знаю, – пожал он плечами. – Пускай он будет просто… Будьздоровчик, например?

– Отлично, – тихо отозвалась она. – Я бы рассмеялась, но у меня сил нет.

Насте было жарко и душно, хотелось сбросить с себя одеяло, но ей не позволили это сделать. Она лежала, закрыв глаза, и, казалось, спала.

Сон, правда, как и у любого человека с температурой под тридцать девять, был беспокойным и некрепким. Просыпалась она каждые полчаса, смотрела пару секунд в потолок, а потом снова проваливалась в забытьё. Сном это было назвать трудно. Какая-то болезненная дрёма, из которой трудно выйти, а смутные видения, что время от времени посещали её, были скорее бредовыми, нежели страшными.

Всю неделю после занятий Димка приезжал к Насте и сидел с ней до прихода Машки. Сначала она воевала с ним, но потом сдалась и стала слушаться, пить молоко, измерять температуру и есть хотя бы раз в день.

– Борхеса читаешь? – спросил Димка, заметив рядом с подушкой небольшой сборник стихов.

Настя аккуратно взяла из его рук чашку чая с лимоном.

– Хотела почитать, но не смогла, – ответила она. – Глаза очень болят и слезятся… Наверное, из-за температуры.

– Почитать тебе? – предложил Димка, садясь рядом с ней на кровать.

– Если хочешь… – грустно вздохнула Настя. – Я бы послушала… Можешь лечь рядом. Так, наверное, удобнее будет. Накройся одеялом…

– Не, думаю, не стоит, – усмехнулся Димка, ложась рядом на подушку. – Если начну приставать, не отмажешься потом… Ну, значит, начнём.

И Димка стал читать. Было непривычно видеть его таким серьёзным и спокойным, вслух читающим книгу, но Настя не вдумывалась в смысл прочитанного, она слышала теперь только его низкий голос и впервые за три месяца заметила, насколько он приятен. Она следила за движениями губ и за тем, как большие руки держат книжку. Когда он перевернул очередную страницу и нежно посмотрел на неё, то осознала ещё одну важную вещь, от которой стало мучительно грустно и приятно. Ни один мужчина никогда не делал для неё столько, сколько сделал Димка за последние три дня, никто никогда так о ней не заботился и, наверное, не будет заботиться. Это был только он, Димка, и на его месте никак не получалось представить Макса, пусть даже на пару секунд.

Дима читал два с половиной часа, после чего глаза начали закрываться. Бороться с этим внезапно навалившимся сном было бесполезно, и через пять минут он сладко задремал, положив книжку на грудь. Глядя на спящего Димку, Настя вдруг поймала себя на мысли, что улыбается – впервые за время своей болезни.

Она вылезла из-под одеяла и взяла книжку из рук Димки. Сквозь сон он подвинулся на середину кровати. Настя накрыла его пледом и села рядом. Оказалось, у него есть веснушки – едва заметные, на носу. Она отодвинула длинную чёлку с его лба и нежно поцеловала. Димка открыл сонные глаза и посмотрел на неё.

– Как давно я не видел твою улыбку, – прошептал Димка.

– Это только благодаря тебе, Димка, – ответила Настя. – Спасибо, что нянчишься со мной.

– На то и нужны друзья, Настюля, – откровенно посмотрев в вырез рубашки, сквозь зубы проговорил Димка. – Я, конечно, друг, но всё-таки мужчина, и ничто человеческое мне не чуждо. Застегнись…

– Извини… – смутившись, прошептала Настя и почувствовала, что краснеет. – Я не заметила…

– Я, кажется, заснул. – Димка сладко потянулся.

Настя легла рядом и накрылась пледом, оставив наружи только голову:

– Как хорошо, когда у тебя есть друг, с которым можно валяться под одеялом! Не боишься заразиться от меня?

– Нет, – ответил он спокойно. – Насть, что с тобой?

– Ты о чём? – не поняла Настя.

– В тебе как будто что-то сломалось. Уже недели две ты не живёшь, а существуешь. Физически ты, конечно, здесь, а твои мысли где-то далеко, в другом измерении витают. Может, я смогу помочь тебе?

– Вряд ли мне кто-то сможет помочь…

– Вначале у тебя горели глаза и ты казалась очень счастливой, но с каждым днём они блестели всё меньше и меньше, а потом и совсем погасли, как сейчас. Но это ничего не меняет, потому что и тогда, и сейчас – ты не здесь. Даже сейчас ты где-то далеко, не в этой комнате, не со мной. Хочешь, попробую угадать?

Настя кивнула, но уже не улыбалась.

– Ты была с ним, и, скорее всего, вы переспали, но после… он не позвонил тебе ни через день, ни через неделю, ни сейчас.

– Тебе Машка рассказала? Или Анька? – серьёзно спросила Настя. – Откуда ты знаешь?