- Да я в лифте, - кивнул тот, поворачивая замки в двери.

Понимая, как эгоистично это сейчас прозвучит, Кротов выпалил:

- Тебя когда ждать?

Неволин обернулся на пороге. Каждый его уход из Диминой квартиры отдавал каким-то драматизмом.

- Не знаю. Я ему сейчас нужен, – и его красивое лицо исчезло в щели закрывающейся двери.

Стоя в пустой маленькой прихожей в неуютной тишине, Кротов отказывался признаться себе, что уловил искру счастья, проскочившего по лицу Андрея на его последней фразе.

***


Проспав до полудня тяжёлым сном, Дима вылез из кровати и долго пил кофе на кухне, сидя на табуретке в одних трусах. Бантик, возрадовавшись пробуждению хозяина, тут же потребовал к себе внимания: играл во все свои игрушки, окапывался в лотке и громыхал миской. Дима пребывал в каком-то пограничном состоянии между удовлетворённостью и беспокойством. Прошедшая ночь превзошла все ожидания, хоть и отзывалась мышечными болями в ногах и плечах. Казалось, чего ещё желать? Такие любовники встречаются раз в жизни. Но что-то тянуло под рёбрами, скреблось. Какая-то неоконченность, неполноценность, будто Дима не ел, а таскал куски с чужого стола. Неволин был всегда далеко. Непредсказуемый, непонятный. А хотелось держать его при себе, и совсем не хотелось глупых мелодраматических интриг для искусственного разжигания страсти, наподобие походов налево. Тот, кто начинает скучать в отношениях со «слишком верным и преданным» партнёром, явно никогда не любил и не боялся потерять свою пару. Любил? Дима потёр лицо ладонями. Да ну, какая любовь? Просто, блядь, странная одержимость и болезненная зависимость – только и всего! И почему на любовь нет тест-драйва?.. Вообще, если задуматься, любовью называют потребность что-то иметь при себе. Ведь, по сути «любви» без желания «иметь» объект этой самой любви не бывает! Вроде бы какая разница, где этот объект находится? Ты знай себе люби. А нет: это «люблю» значит хочу, чтобы сидел при мне, смотрел в глаза и держал за руку, а иначе буду страдать. Потребление объекта вожделения – вот что это такое. А можно любить так, чтобы отпустить на волю и тебе при этом не было плохо? Дима сжал кулаки: да хуй там отпустить! Мой! Он яростно раздул ноздри, представив, как благословляет Андрея на прыжок в койку с другими мужиками. О-о, ну всё-о, Дима попал – аж пальцы на ногах согнулись, так его скрючило. Нет! Может, там какой-нибудь индийский мудрец и призывал к любви, которая «никого не держит», но Диме до этой мудрости было далеко. А вот до того, чтобы набрать телефон Андрея и выяснить, чем он там нахер занимается со своим «другом» - это очень даже близко. Кротов встал, решив отвлечься от своих ревнивых мыслей и помыть чашку. В универ идти уже смысла нет, но к Сотникову надо как штык.

***


Дима стоял у бортика и обозревал бурную возню в бассейне.

- Что за дела? Откуда столько народу? – спросил у подошедшего Демидова.

- Это вроде группа Неволина. Видать, с нами объединили, – доложил живчик-Демидов, шмыгая носом.

- Нафига объединили-то?

- Да я откуда знаю? – зажестикулировал Демидов, словно итальянец. – Вон, Сотников идёт, его и спроси.

- У него какие-то дела, он взял отгулы. Пару занятий позанимаемся вместе с его ребятами, – отмахнулся Сотников дунул в свисток, требуя внимания на воде.

Вдох-выдох, вдох-выдох. Дима делал мерные гребки руками, вытягивая тело в струну, напрягая все мышцы. На соседних дорожках вторая группа шла по своей программе. Кротов их не видел, не слышал, он весь сосредоточился на своей цели. Пройдя стрелой до бортика, сделал кувырок под водой и, оттолкнувшись ногами, поплыл в обратную сторону. Вода заглушала звуки, и в те моменты, когда он погружал голову в воду между своих вытянутых вперед рук, то будто отключался от остального мира. Покой, тишина. Он остался бы в этом прозрачном убежище на пару часов, если бы у него были жабры. Мысли пришли в порядок, эмоции успокоились. Зачем морочить себе голову и волноваться по пустякам? Надо делать то, что считаешь нужным и важным, и не психовать, как неврастеник.

- Неделя до соревнований, – доложил Демидов в душевой, быстро намыливаясь. – Боишься?

Дима медленно покачал головой, глядя на утекающую в слив воду.

Он ехал в метро, глядя сквозь толстые стёкла окон вагона. Бетонные стены тоннеля, увитые жирными чёрными проводами, сливались в единую серую гладь. Вода бассейна измотала, Дима чувствовал знакомую усталость во всём теле. Сонно побродив по магазину, закупив продуктов, поплёлся домой в бледных весенних сумерках. Нежный ветерок обдувал лицо, запах свежих почек на деревьях и влажной земли вытеснял из головы все тяжёлые мысли. Кротов поулыбался, глядя на стариков, загоняющих домой неугомонных внуков и группу шумных подростков, сидящих на лавочке. Андрей по прежнему не проявлялся, но он знал, что к тому приходит, кто умеет ждать.

***


«Самое поразительное в жизни то, что она продолжается, несмотря ни на что, пока не заканчивается… но тогда уже совсем», - выдал однажды подвыпивший Демидов. Сейчас Дима пропустил эту мысль через себя и полностью с ней согласился. Несмотря на его эмоциональную кривую и периодические «залипания» в течение дня, жизнь продолжалась. Минутная стрелка на настенных часах прыгала на каждый шестидесятый счёт, и планета Земля дисциплинированно крутилась вокруг своей оси, не меняя скорость вращения из-за Диминых переживаний. Это заставляло чувствовать себя жалкой пылинкой в Галактике, но при всей обидности такого сравнения, немного заземляло и не давало войти в драматический штопор. Сказать, что следующие четыре дня без единой ёбанной СМС от Андрея было сильно плохо… – таки нет. Но оставаться в светло-романтическом настроении было всё сложнее и сложнее. И если, как утверждают лирики, влюблённая душа поёт, то Димина душа всё настойчивее исполняла простенький мотивчик пошлого шансона. Мстительные и эгоистичные мыслишки всё чаще отравляли сознание, заставляя сжиматься челюсти. Дима в самых жутких снах не мог представить себя в роли позабытой-позаброшенной школьницы после ночи со старшеклассником-ловеласом. Пренебрежение ему было страшнее, чем прямая агрессия. У Андрея нет страха его обидеть или потерять, и Кротов ох как понимал это. И держался. Держался, чтобы не исчезло то тепло и то нереальное чувство близости, которое он испытывал рядом с Неволиным. Он хватался за это чувство, раз за разом пытаясь реанимировать его, потому, что когда оно уйдёт, уступив место горькой обиде и желанию отыграться, будет тошно. Будет больно. Пекло этого ада поджарит Димину душу, сделав корку потолще, а сознание поциничнее. Он всё это знал, он видел, как другие люди спускались по этой тропинке, а затем, умудрённые, сука, опытом, изрекали жалкое: «да все бабы бляди…», или: «любовь – это сказка для дурачков», и радовались, когда очередной романтик оказывался низвергнут на грешную землю и раздавлен «правдой жизни».

Неизвестно чем занятый Андрей не появлялся и в бассейне: группы были снова объединены и это немного успокаивало – значит, не личный игнор. Может, вообще уехал из города. Да, наверняка даже. Дима скатался к родителям, но и там не нашёл успокоения. Ни мамины блины, ни бабушкины истории про далёкие годы своего детства, которые всегда имели стопроцентный умиротворяющий эффект, не сработали в этот раз. Промаявшись до вечера и успокоив чуткую мать, уловившую, что с Димой что-то происходит, он буквально сбежал домой и прямо в одежде уснул с Бантиком в обнимку.

Субботние занятия были последними перед соревнованиями, и Сотников сказал, что ребята могут плавать хоть целый день, расписание расчистили спецом для них. Дима не спеша разогревался, медленно нарезая круги, как сытая акула. Разделители сняли и он расслабленно плыл на спине, разглядывая солнечные зайчики на потолке. Он пытался вспомнить, как относился к Андрею до их грёбанного романа. Наверное, самое точное: считал его клёвым. Вот такое идиотское слово нашлось – клёвый. Невозмутимый, ненавязчивый, неконфликтный. Всё с приставкой «не». Будто он отталкивал людей от себя, не желая, не разрешая приближаться. Сейчас все эти качества Диму раздражали.

"…вчерашняя группа Андрея Игоревича", - ухватил он окончание фразы и встал на дно, оглядываясь.

Уборщица недовольно ворчала, направляясь в коридор, держа в руках два спасательных жилета.

- Что? – Дима повернулся к Демидову.

- Да Неволин вчера жилеты не унёс на склад, Нина ругается, – ответил тот и нырнул рыбкой, обдав остолбеневшего Кротова брызгами.

Вчера? Он в два гребка нагнал Демидова, дёрнул его из под воды за руку.

- А что, он уже вышел?

Вертлявый Демидов, приподнял очки, отплёвываясь, выдрал руку из захвата.

- Кротов, харе граблями махать, у меня синяки останутся! Вчера был, я его видел, когда за справкой для деканата заходил. Псих! – и натянув очки, погрёб подальше.

Гнев вскипятил кровь. Дима почувствовал, как мгновенно покраснели щёки и шея. Продинамили! Бросили! Оттолкнувшись от дна, на автомате доплыл до бортика и забрался на тумбу. Забыли! Проигнорировали! Согнул ноги в коленях, сложил руки конусом и разжавшейся пружиной вошёл в воду. Попользовали! Наплевали! Мерными, мощными гребками разогнал тело, устремляясь к противоположенному бортику. Хватит! Пусть это кончится! Рука дотронулась до мозаичной стенки бассейна, тело расслабилось. Не нужен...

Функция мозга - думать каждую секунду. В жопу такую функцию. Хочется, как в книгах – безболезненно и плавно перескочить на абзац «спустя полгода…». Но в жизни придётся проживать каждую грёбанную секунду, прокручивая в голове факты и домыслы, жалящие в самое нежное и уязвимое. А легче, наверное, становится, но так медленно, что и не замечаешь. Как рост волос. И вполне себе можно было понять наркоманов или алкоголиков: забытье – божий дар.

Оживлённые люди в метро – ясен пень, не на работу едут. Улицы без пробок, но зато с праздно шатающимися горожанами. Все признаки субботы в комплекте с хорошей погодой. На этом фоне, вроде, не очень мерзко на душе. И домой так не хочется – там будет хуже, здесь хоть есть на что отвлечься. Дима посидел на скамейке рядом с подъездом, не зная, чем себя занять, чтобы не выглядеть дебилом. Достал телефон, попялился в него, но когда из подъезда вышла лавочная завсегдатая бабулька, пришлось плестись в квартиру. Попробовал поиграть в компьютер, не смог сосредоточиться – его убили 8 раз. По телевизору какая-то беспробудная ересь, как всегда. Кто вообще его смотрит? Начал готовить ужин – всё из рук сыпется. Налил себе чаю, сел на табурет, откинулся спиной на холодильник. Небо с одной стороны уже совсем тёмное, а на востоке ещё ничего, светлое, а вроде должно быть наоборот. Пока на небо смотришь, в голове потише, почище. Обрыдла уже эта беспомощность - будто он ни на что не может влиять, а только отыгрывает подачи. Ведь не так всё начиналось! Дима закрыл глаза, слушая мерное тиканье настенных часов. Неужели он стал объектом пошло-гугловской схемы мужского интереса: интрига-желание-покорение-забвение? Ну что за бред! Дима выпрямился на табуретке, открыл глаза. Какая, к хуям, схема? Он же не навязчивая девица с брачными планами! Вот, положа руку на сердце, даже жалко, что не уебал тогда Андрея, когда тот просил. Вот, сейчас бы с удовольствием приложил бы его пару раз. За то, что заставляет обмусоливать эти мысли, унизительные и раздражающие. За то, что вместо гулянок с парнями и обжиманий с девушками, сидит Дима на кухне и занимается каким-то грёбанным психоанализом. Сука! Ну что ж, пора Андрею тоже понервничать. Пусть он теперь волнуется и думает, что ему делать с Димой.