— Ген. — Он никак не отреагировал, и я толкнула сильнее. — Гена! Кто-то в дверь звонит.

Завьялов тут же открыл глаза.

— Что?

— Пришёл кто-то. — Я с постели встала и внутренне напряглась, когда звонок повторился. Халат на себя накинула. — Иди к отцу в комнату, — сказала я, и джинсы ему кинула.

Я опасалась, что явилась домработница, и после пары проверочных звонков, решит дверь своим ключом открыть, но звонок повторился в третий раз, и я, остановившись на несколько секунд перед зеркалом, направилась к двери. Расстроилась, когда мать увидела. На продолжение увлекательного разговора двухдневной давности, я настроена не была. Между прочим, щека до сих пор побаливала. А мама в квартиру ворвалась, явно разозлённая, и даже оглядывать интерьер по привычке не стала. Сразу на меня уставилась.

— И как это понимать?

— Что именно? — Я руки на груди сложила, в основном для того, чтобы халат на груди не распахивался.

— Я домой вернулась, а ни тебя, ни вещей нет. Вот я и спрашиваю…

— Я же сказала, что перееду к папе.

— А я тебе сказала, чтобы ты не выдумывала!

— Я разговаривала с отцом! — невольно повысила я голос. — И он сказал, чтобы я переезжала к нему и не трепала себе нервы… с твоими мужьями. Живи со своим Вадиком, и радуйся. Зачем тебе я? — Усмехнулась. — Папа сказал, что все твои творческие начинания поддержит, так что не переживай.

Мама заправила белокурые волосы за ухо очень элегантным жестом.

— Ты ему всё рассказала, да?

— Да, — не стала я скрывать.

— Ты просто сумасшедшая, Вася. Я же тебе объясняла, и не раз…

— Мама, он мой отец. И он единственный, кто меня любит.

— То есть, я тебя не люблю? — Она выглядела оскорблённой.

Я нервно дёрнула плечом и глаза отвела.

— Наверное, любишь. Но свою личную жизнь ты любишь больше.

— А Филин, значит, святой!

— Мама, давай не будем снова начинать. Я останусь здесь, это решено. Домой не вернусь.

— Глупость делаешь!

Я не собиралась отвечать, рукой неопределённо махнула, если честно, было не по себе, на маму смотрела, и мне вдруг жаль её стало, неудобно перед ней за своё бегство из родного дома, но возвращаться мне всё равно не хотелось. Не собиралась, что готова была ей повторить ещё раз. Но потом в глубине квартиры хлопнула дверь, негромко, и, возможно, мы и не услышали бы, но замолчали не вовремя, и щелчок замка, кажется, по всей притихшей квартире пронёсся. Я машинально голову повернула, и на моём лице, должно быть, что-то такое отразилось, потому что мама насторожилась.

— Филин же в отъезде, — сказала она. — Кто это?

— Никто.

— Да? Хоть бы соврала, что домработница.

Что ж поделать, не догадалась. Я с мамой глазами встретилась, а потом сделала шаг вперёд, преграждая ей дорогу. Она остановилась и сверкнула на меня глазами.

— У тебя кто-то есть?

— Я не должна отвечать.

— Замечательно. — Мама отступила и недовольно поджала губы.

— Я не понимаю, чему ты удивляешься. Ты же сама мне говорила, что я неразборчива в связях. Даже к психологу меня водила. Кажется, ты тогда с ним встречалась?

— Ты просто глупая девчонка, ты не понимаешь, что ты делаешь.

— Мама, давай оставим всё, как есть. Жить вместе мы всё равно не можем, и Вадика твоего я не терплю. Так зачем ты хочешь всё вернуть? Мы с тобой до рукопашной дошли.

— В этом ты сама виновата.

— А я так не думаю.

Мы снова расстались, недовольные друг другом. Я очень остро чувствовала, насколько мама зла, смотрела на меня настороженно, но, видимо, поняла, что спорить бесполезно, упрямство у меня в крови, от неё же и досталось, и ушла. А я дверь за ней закрыла, постояла немного, прислушиваясь к её шагам в подъезде. Потом лифт на этаже зашумел, а вскоре всё стихло.

— Она ушла, — сообщила я Генке, когда в ванную зашла. И тут же его отругала: — Я же тебе сказала, чтобы ты сидел тихо, а тебя в ванную понесло!

Он запотевшее стекло душевой кабины ладонью протёр и посмотрел на меня.

— Слышно было?

— А ты как думаешь?

— Домой тебя звала?

Я вздохнула, вдруг загрустив.

— Звала.

— А ты?

— Не поеду. Не хочу.

Завьялов ничего не ответил, а я на пуфик у двери присела и стала наблюдать за ним. За два прошедших дня, я ещё не успела привыкнуть к его присутствию в своей жизни. А он уже был в ней, и мне это чертовски нравилось. Он был первым мужчиной, которого я подпустила к себе настолько близко. И могла сказать, осознавая всю ответственность за свои слова, что нисколько не жалею о случившемся между нами, никогда раньше мне не было так спокойно. И на Генку я могла смотреть, кажется, бесконечно. Как он душ принимает, как ест, как спит, и меня это приводило в такой восторг, что даже не беспокоило, не настораживало ничего. Я была не в том возрасте, чтобы беспокоиться из-за своих бесчисленных всплесков беспричинной радости, я воспринимала это, как само собой разумеющееся. Я ведь хотела его, мечтала, чтобы он хотел меня, и радовалась, что так отлично у нас всё складывается. Я получила то, что мне было нужно. Получила Генку Завьялова, и впитывала, как губка, всё, что он готов был мне дать и чему научить.

— Ты как-то повеселела, — сказала Ника, когда они с папкой с отдыха вернулись. Я крутилась перед зеркалом, примеряя купальник и парео, привезённые мне в подарок, и обернулась, услышав такое утверждение.

— Да? — вроде бы удивилась я.

— Мне так кажется. Как у тебя с тем парнем? Всё наладилось?

Я несколько секунд раздумывала, как стоит ответить, потом решила, что Прохоров хоть чем-то может мне послужить, и поэтому кивнула.

— Да, мы всё выяснили. Всё хорошо.

— Здорово. Глаза у тебя по-настоящему влюблённой женщины.

— Влюблённой? — Вот тут я искренне удивилась. — Это заметно?

— А почему ты так удивляешься? Сама же говорила, что влюблена.

Я парео узлом на груди завязала, потом присела рядом с Никой на кровать. Улыбнулась маленькому Ваньке, который возился со шляпкой матери, теребил бант, потом шляпу на голову надел.

— Скажи мне честно, ты не против, что я с вами жить буду?

— А почему я должна быть против?

Я неуверенно пожала плечами.

— Вась, ты всерьёз с ней разругалась?

— Мы уже помирились. Вроде бы… Она приходила, просила вернуться, но я, правда, не хочу.

— Тогда не возвращайся. Ты девочка взрослая, не обязана жить дома.

— Но ты не против? — настаивала я.

— Да прекрати, — Ника от меня отмахнулась. — Я тебе не мать и не мачеха, мы с тобой подруги. И ты дочь моего мужа. Почему я должна быть против? — Она посмотрела на меня. — И не слушай, что она тебе говорит. Кирилл тебя очень любит.

Я кивнула. У Ники тоже было не всё хорошо в отношениях с матерью, и испортились они, как раз благодаря её отчиму, поэтому она с таким пониманием всегда выслушивала меня, когда я жаловаться принималась. Но, несмотря на это, я старалась не перебарщивать. Моя мать не монстр, просто нам трудно понять друг друга, поэтому жаловаться я старалась только тогда, когда терпеть уже было невозможно. Хотелось иногда кому-нибудь поплакаться. А кому, если не Нике? Отцу нельзя, он тут же пойдёт решать мои проблемы, а сталкивать мать и Филина лбами, я опасалась. Всё-таки они оба считались моими родителями. А вот Ника выслушает и совет даст, за что я её и люблю. За терпение и желание вникать в мои проблемы, хоть они её и не касаются никак.

Выйдя из спальни отца и Ники, я в коридоре с Завьяловым столкнулась. Он брови вздёрнул, удивившись моему наряду, и поинтересовался:

— Кто-то едет отдыхать?

— Кто-то мечтает поехать, — ответила я. Парео развязала, чтобы похвастаться ярким бикини. — Мне идёт?

Генка опасливо через плечо оглянулся, а потом мне пальцем погрозил, как маленькой.

— Иди одевайся.

— Ты не ответил.

Генка дверь в мою комнату открыл и меня внутрь легонько подтолкнул. А я рассмеялась.

— Как ты себя ведёшь? — выговаривал мне этот зануда на следующий день. Вёз меня в институт и бубнил. — Мы же договаривались.

— Я знаю.

— Знает она… Вась, это не шутка. Если Кирилл узнает, он пальцем грозить не станет. Лично мне оторвут голову. И не только голову, — закончил он мрачно.

Я к нему придвинулась, секунду разглядывала его профиль, потом его щеки коснулась.

— Ген, ну не ругай меня.

Завьялов головой дёрнул.

— Вась.

Я руку убрала. Знала, что Генка не любит, когда его отвлекают от дороги.

— Но купальник тебе понравился?

— Понравился.

— Я сейчас убью тебя, — решила я, а Завьялов, наконец, рассмеялся.

— Понравился.

Машина остановилась на институтской стоянке, и я, пользуясь тем, что окна тонированные, к Генке потянулась. Тёмные очки с него сняла и поцеловала.

Вот с этого всё и началось. Мы никогда не говорили о любви, не решали важных вопросов, будущего просто не было. Зато здесь и сейчас — всё замечательно. Балансировали на грани, столько раз от возможности быть пойманными нас отделяла какая-то минута или две, но нас друг к другу тянуло со страшной силой, а уж как я его ревновала. Даже себе боялась сознаться, что не просто влюбилась, а пропала, а вот ревность была ярко выраженная. Меня бесило, когда рядом с ним появлялась женщина. Я могла случайно увидеть или услышать от папки или Ники женское имя, которое с ним связывали непонятно почему, и у меня внутри нестерпимый огонь вспыхивал. Единственное, что мне хватало ума не устраивать Генке по каждому поводу скандалы. Знала, что он ни с кем не встречается и уж тем более ни с кем не спит, кроме меня, поэтому и мучилась молча, понимая, что у меня явное обострение появившейся ниоткуда болезни. Завьялов был взрослым, независимым и знал всё лучше меня, и это иногда жутко раздражало. Так хотелось объяснить ему, что лучше меня он точно никого не найдёт, и поэтому нечего по сторонам смотреть. Я полностью сменила гардероб, избавилась от всех легкомысленных, на мой взгляд, нарядов, одеваться начала более продуманно, соблазнительно и провокационно. Я старалась не выглядеть, но хотя бы вести себя взрослее и увереннее. Всё для Завьялова. И уже через пару месяцев наших отношений, вспомнить не могла, как это было — без него. Был кто-то другой, о ком я думала, мечтала, не понимая, что и мечтать не о чем — вот он, только руку протяни. И мой. Иногда мне так хотелось, чтобы все узнали, увидеть удивление на лицах родных и знакомых, объявить всем, что я уже не свободная девушка, и что я больше не ищу идеал. Я неожиданно поняла, что совсем не хочу этот самый идеал, с ним скучно было бы до невозможности, а я так уже не смогу.