Майя Родейл - Татуировка герцога

Взгляд был такой бесстыдный, такой дерзкий, что Элиза физически ощущала его. Часом позже она все еще чувствовала этот взгляд, его жар, возмутительное озорство и тайное удовольствие.

Следующим вечером

Отхлебнув из кружки глоток эля, герцог сыпал цветистыми проклятиями:

— Черт! Проклятие! Дьявол и преисподняя!

Тимбукту всегда был его целью. Уиклифф мечтал оказаться первым европейцем, который побывал там и вернулся живым. Этот вызов будоражил его годами, когда он путешествовал по свету, пользуясь подвернувшимися возможностями. Он был беспечным скитальцем в духе Уиклиффов, но дисциплина, которую он унаследовал от матери — а откуда ей еще взяться?! — смело предъявляла свои претензии.

Уиклифф хотел организовать настоящую экспедицию. Хотел совершить что-нибудь важное, нечто такое, что не имело ничего общего с обстоятельствами его благородного происхождения.

У него была мечта, план. Теперь нужно забыть об этом.

Он снова отпил глоток.

Харлан приглядывался к служанкам и барменшам в пабе рядом с Сент-Джеймс-стрит.

— А вот и красотка.

Проследив за его взглядом, Уиклифф решил, что Харлан либо крепко напился, либо совсем изголодался после долгих месяцев воздержания в море. Девчонка была симпатичная, но он бы не назвал ее красоткой даже с натяжкой.

— Ты уверен? Это потому что у тебя их было мало и всего один глаз, — заметил он.

Харлан поправил повязку на глазу здоровой рукой, другая висела на перевязи, сделанной из старой простыни.

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь, — согласился с ним Харлан. — Глаз у меня действительно один.

— Твое здоровье, — поднял стакан Уиклифф.

Харлан вполне мог заполучить ее. Она не красавица. Не как эта служанка, Элиза. Вот она-то действительно красотка. Всякий раз, сталкиваясь с ней в доме, он замечал в ней что-то новое — пышный зад, полную грудь, фигуру, которая наводила мужчину на совсем не благородные мысли.

Но больше всего привлекали ее глаза, и не потому, что цветом напоминали море, небо и другие чудесные вещи голубого цвета. Она смотрела на него, изучая, любопытствуя, хотя ей полагалось отворачиваться к стене при его появлении.

Уиклифф не собирался требовать от нее таких действий. Это не дело герцога. Соответствующее внушение должна была сделать миссис Баксби, если бы не пила все время. Но она служила экономкой еще до его рождения, и он не станет упрекать ее в бездействии. К тому же Уиклиффы не из тех, у кого образцовое хозяйство.

Он снова отхлебнул эля. Как и всех Уиклиффов, его тянет к горничной, когда ему грозят реальные проблемы. Черт! Он думает не тем местом.

— Я скоро вернусь, — сказал Харлан. — Хотя надеюсь, что задержусь по меньшей мере на час. А может, и подольше. — Он допил эль и неторопливо зашагал к девице, которая привлекла его внимание.

Они отправились в этот паб, потому что Уиклифф получил в тот день ужасные новости. Он просто не мог оставаться в Уиклифф-Хаусе один на один с тем известием, которое с каждой минутой угнетало его все больше и больше. Особенно когда эта горничная, Элиза, сновала из комнаты в комнату, покачивая бедрами, с улыбкой на розовых губах, искушающих и наводящих на непристойные мысли. А ее грудь…

Ему хотелось повалить ее на обеденный стол и взять. Или на одну из двадцати кроватей. На любой предмет мебели. Чем скорее, тем лучше, поскольку всю мебель, до последнего стула, похоже, придется продать.

Новость, которую он получил сегодня от тощего юриста и толстого, как кот, банкира, означала: никакой экспедиции не будет. Во всяком случае, той, которую он снарядит сам. Его светлость, восьмой герцог Уиклифф, разорен.

Уже поздний час. Но лист бумаги, лежавший перед ней, по-прежнему пуст. Элиза, закусив губу, погрузилась в размышления. Ее первая статья выйдет завтра. Она ждала этого с тем же пылом, с каким когда-то ждала Рождество или день рождения. Но в быстро меняющемся мире газетных публикаций ей некогда упиваться успехом — требуется продолжение.

А пока она вывела на странице только: «Татуированный герцог». Это все.

Что еще написать? Его домашнее хозяйство идет вкривь и вкось. Вещи у него необычные и диковинные: весла, морские раковины, оружие, экзотические растения. Да и те она видела только мельком. Оставалось еще то, что хранится за запертой дверью в библиотеке. И его дневники, сваленные на письменном столе.

Нужно прочитать их.

Страница перед ней все еще оставалась чистой. Парализованная паникой Элиза, казалось, лишилась способности нанизывать в строчки слова, — ее карьера в «Лондон уикли» катилась по наклонной плоскости. Каждая статья была теперь для нее последним шансом, и от этого ком застревал в горле. Она не могла позволить себе пустые страницы.

Нужно пойти и просмотреть эти дневники. Или заглянуть в запертую комнату.

Возможно, завтра, подумала Элиза, с тоской посмотрев на постель. Но риск того, что днем ее на этом поймают, очень велик.

Нужно пойти сейчас, хотя уже почти полночь.

Нет, она может наткнуться на герцога. Ее пульс заспешил.

Улыбка заиграла на ее губах. Она может наткнуться на герцога в темном тихом доме. В любом случае ей будет о чем написать.

Элиза порывисто накинула халат и задула свечу. Под покровом темноты она спустилась по лестнице в библиотеку. По счастью, огонь в камине еще не погас.

Затаив дыхание, Элиза с бьющимся сердцем кралась к письменному столу.

Добыть какую-нибудь историю. Добыть во что бы то ни стало! Эта мысль не выходила у нее из головы.

Что это? Может, чувство вины? Она помнила раздражение герцога, когда его кузен рылся в его личных бумагах. То же она собирается сделать сейчас.

А может, это волнение от предвкушения знакомства с личным дневником Буйного Уиклиффа, с описаниями путешествий и еще бог знает чего? Она открыла обложку и увидела небрежный почерк герцога.

Раскопать какую-нибудь историю. Непременно!

Элиза зажгла свечу. Теперь перед ней появились слова:

«Таити, 1823 год.

Мири открыла мне необычные позы, на которые не посмеет отважиться ни одна английская Девица…»

С горящими щеками Элиза продолжала читать. Конечно, у нее было чувство вины. Но оно ни в какое сравнение не шло с ее любопытством, особенно касательно отношений между мужчиной и женщиной, которые она и вообразить не могла. Она перелистывала страницы.

Боже милостивый, тут еще и иллюстрации!

Но сейчас чувство вины и разыгравшееся любопытство отступили перед чем-то иным. Совершенно новым для нее. Жар, необычное напряжение в теле, в тех местах, которые доселе ее никогда не беспокоили. Темные пики ее груди вдруг стали поразительно чувствительными. Все тело внезапно взмолилось о внимании.

Все эти новые ощущения воевали с ревностью к туземной девушке Мири, которая пережила необыкновенное упоение с герцогом под «невероятным звездным небом с теплым и знойным бризом, порхающим по нашим нагим разгоряченным телам».

Обмахиваясь рукой, Элиза продолжала читать о страстных встречах, об ужасающей боли от татуировки, об изучении языка аборигенов, о местных обычаях, об охоте за растениями, о счастье неторопливо плавать в бирюзовых волнах.

Она вернулась к весьма выразительным иллюстрациям и позволила себе помечтать… посмела вообразить себя с герцогом в позах, на которые не осмелится ни одна английская барышня.

Вздох сорвался с ее губ. Сердце гулко стучало. Халат буквально душил ее. Это уж слишком!

Элиза захлопнула дневник и задула свечу. Не много она прочитала такого, что можно использовать в своей колонке, если она не хочет погубить всех барышень в Лондоне и, возможно, несколько браков подробным описанием невероятных удовольствий любви.

Таковы были мысли Элизы, когда она на цыпочках кралась через холл, укрываясь от света горящих канделябров. Герцог. Его любовные игры… Ее колонка… Чувство вины вернулось, но ему было далеко до пробудившегося желания, которое мгновенно превратилось в медленно тлеющий огонь.

Она уже почти пересекла широкий мраморный холл, когда вошел герцог.

— Элиза. — Его голос был тихим, но как же он разносился по огромному пустому холлу!

— Ваша светлость, — прошептала она. Как приветствовать герцога среди ночи, да еще в таком наряде, как у нее? Конечно, она знала теперь, как приветствовала бы его Мири…

Вместо этого Элиза неловко присела в реверансе.

Уиклифф решительным шагом пересек холл — у нее были все возможности восхищаться едва сдерживаемой силой в каждом его движении — и остановился перед ней.

Темно. Поздно. Она только что прочитала самые интимные подробности его страстной любви. У нее дыхание перехватило.

— Поздновато для горничной бегать по холлам, — заметил герцог. — К тому же в халате… — Его голос упал до шепота и стих.

Ощущения, которые она испытывала раньше, возникли и теперь — еще более сильные. Все ее нервы бы напряжены, Элиза ждала от герцога чего угодно.

— Я кое-что забыла, — промямлила она.

— И что же именно?

Мозги, подумала Элиза. Чувство порядочности. Уважение к личному пространству и чужой собственности. И девичье достоинство вдобавок, сообразила она, учитывая соблазнительные описания и образы, которые только что читала и видела.

— Я хотела проверить огонь в каминах, — ответила Элиза, как опытная актриса. Или лгунья. Она определенно испытывала чувство вины, и теперь оно нарастало, подавляя любопытство и желание, охватившие ее.

Хотя герцог вел фантастическую жизнь и был невероятно красив, он заслуживает неприкосновенности частной жизни и репутации. И он мужчина, от одного взгляда которого ее сердце пускается вскачь, дыхание перехватывает, и голова кружится от каждой его улыбки. Человек, который интриговал ее, воспламенял, который…