Разновидность идиотизма, которая убивает человека. Настоящее убийство.

— Надеюсь, вы знакомы? — нарушил гнетущую тишину Элванли.

— Моя горничная, — сухо отозвался Уиклифф.

Элиза одновременно с ним произнесла:

— Мой хозяин и господин.

— Теперь все встало на свои места, — сказал Элванли. — Я был страшно заинтригован, когда вы оба явились ко мне за призом. Блестяще, Элиза!

— Смею ли я поблагодарить за награду? — спросила она, взглянув при этом на Уиклиффа.

Он фыркнул, не в силах сдержаться. Она оставалась спокойной.

— Не думаю, что вы смогли бы пасть еще ниже в моих глазах, — протянул Уиклифф. — Продолжайте, получите плату за свой обман.

— Я сделала это для вас.

В ее голосе слышалась досада, словно он должен считать это грандиозное предательство — его личной жизни, его принципов, репутации, его гордости, проданных за десять тысяч фунтов, — добрым делом.

— Неужели? Для меня? — с сарказмом спросил Уиклифф и шагнул к ней. Элиза не двинулась с места, но вздрогнула. Он знал, что похож сейчас на воина-дикаря со слабым налетом джентльменства. А она знает, что лежит под поверхностью. И совершенна правильно вздрагивает, черт подери. — Если вы хоть что-то узнали, шпионя за мной, то вам должно быть известно: я люблю сам справляться с любой ситуацией.

Ему не нужна благотворительность. И меньше всего — от нее.

— Позволь мне объяснить, Себастьян…

— Извольте называть меня Уиклифф. Или ваша светлость. Будь вы порядочной горничной, вы бы даже не смотрели на меня.

— Я больше не ваша служанка. Я писатель, публикующийся писатель, причем хороший! — отрезала она.

О, маленькая птичка сердится.

— Думаю, Байрон где-нибудь забился в угол, посрамленный вашим талантом. Вы пишете для бульварной газеты, которая калечит жизнь людям на потеху толпе и ради прибыли.

— Мы пишем то, что люди хотят читать, иначе нас бы не издавали. Я хорошо это знаю, ваша светлость, и очень горда, что создала колонку, которая захватила весь Лондон. И жалею лишь о том, что вам это так дорого стоило.

— А как вы думаете: ваши газетные статейки стоят моей экспедиции, моей репутации?

— История еще не закончена, герцог. Вы еще можете отправиться в свою экспедицию, и кого станет волновать ваша репутация, когда вы будете на просторах Африки, по дороге в Тимбукту?

— Все это зависит от результатов этого пари, — сказал герцог. — От внушительной суммы, на которую вы променяли любовь.

Ее рот приоткрылся, губы беззвучно зашевелились. Она быстро заморгала. Эти глаза… они будут преследовать его.

— Ваша светлость, — тихо сказала Элиза, — я пришла сюда раскрыть себя, а вы пришли раскрыть меня.

— Вы должны быть довольны, Элванли. Мы устроили в вашей гостиной драматическую сцену, которая явно развлекла вас.

— Премного обязан. — На губах графа возник слабый намек на улыбку. Дымок от его сигары поднимался к потолку. — Браво!

— Я не ожидала этого спектакля, — мягко сказала Элиза.

— Но прекрасно сыграли роль раскаявшегося «синего чулка», — резко возразил Уиклифф. — Дочь актрисы…

— А вы прекрасно освоились с ролью надменного и заносчивого герцога.

Элванли откашлялся. Отложив сигару, он допил последний глоток кофе и поставил чашку. Потом встал, заложил руки за спину и обратился к обоим:

— Давайте не будем отклоняться от фактов. Вы оба здесь потому, что я назначил награду тому, кто разоблачит автора «Татуированного герцога». Каково бы ни было ваше мнение, ваша светлость, я должен высказать комплименты этой леди. Ее колонка пробудила во мне — старом холостяке, которому знакомы все забавы, — настоящий интерес. И конечно, я должен поблагодарить вас, ваша светлость, за то, что вы оказались столь неординарны.

— Спасибо, — в унисон ответили оба.

Даже Уиклифф, все еще терзаемый болью и гневом, был способен понять гордость Элизы. Он знал, что для нее это значительное достижение, и со временем его, возможно, позабавило бы, что он сыграл в этом определенную роль. Но сейчас он добавил к перечню скверных чувств по отношению к ней крайнее раздражение.

— Для проверки я попросил вас, чтобы определенные строчки появились в газетной колонке. Элизу — «мы тайно встречались, в тиши я горюю», герцога — «не бродить нам вечер целый…».

— Так вот почему вы оставили мне это стихотворение! — ахнула Элиза. — И если уж на то пошло… Я подозревала, что вы знаете, но не сообразила, что вы строите тайные планы и точно так же используете меня, как я вас. Я думала, это означает…

— Возможно, означало, — парировал все еще сердитый Уиклифф. Он обрадовался, когда Элванли наконец принес деньги.

— Вы оба выполнили мои условия. Уверен, вы оба задаетесь теперь вопросом, как я поступлю с предложенной суммой. — Он зашагал по комнате, рассуждая вслух: — Я не могу дать каждому из вас по десять тысяч, это было бы нелепо. Мне разделить их поровну? Или отдать одному из вас?

— Отдайте их герцогу, — ровным тоном произнесла Элиза и, повернувшись, ожгла Уиклиффа взглядом похожих на океан глаз. Он совершил ошибку, что посмотрел на нее. — Знайте, я сделала это для вас, — сказала она ему, и в нем снова поднялась волна гнева.

— Я не хочу таких грязных денег, и мне не нужны подачки от женщины, — возразил Уиклифф.

Это недостойно мужчины, когда женщина отчитывает его, а потом пытается спасти! Ему это не нужно. Ему не нужны ни ее деньги, ни ее жалость, и пусть она до конца дней своих несет груз вины. Нет, пусть оставит себе все до последнего фартинга.

— А что, если это приданое? — спросил Элванли.

— Во-первых, лорд Элванли, при всем к вам уважении, — горячо возразил Уиклифф, — мы слишком разные, если вы этого еще не заметили. И во-вторых, если она не собирается добавить к перечню своих грехов двоемужество, то о браке говорить не стоит.

— Да, нелегкий вопрос… — протянул лорд Элванли.

С этим все согласились.

В конце концов, было решено: десять тысяч фунтов получит Элиза, поскольку явилась первой. Упрямый до идиотизма и разгневанный сверх всякой меры Уиклифф отказался принять от нее деньги.

У них могла быть настоящая любовь, но она не случилась из-за ее чудовищного обмана.

Он не простит ее двуличности. Даже ради десяти тысяч фунтов. Даже ради Тимбукту.

Глава 48, в которой изгои становятся сенсацией

Бал по случаю дня рождения герцогини Гамильтон и Брэндон

В тот вечер Элиза выступала как богатая невеста, поскольку Уиклифф отказался взять у нее хоть пенни. Элванли препроводил ее в банк, где положил десять тысяч фунтов на ее счет.

При десяти тысячах за душой высший свет быстро забыл, что она дочь драматурга и актрисы. И не беда, что прежде с ней не водили знакомства.

А теперь в их круг попала не только хорошенькая богатая невеста, но и четвертая Великосветская корреспондентка. Вдобавок к увлекательной, будоражившей всех скандальной колонке, которая на протяжении нескольких месяцев занимала лондонцев и была предметом всех разговоров, ее автор В.К. Медоуз оказалась девушкой, которая раскрыла свой псевдоним за крупную сумму.

Именно она рассказала свету о татуировках герцога. О его страстных ночах в гареме, о его шалостях с нагими аборигенками Таити и о всяких других драматических и скандальных вещах.

Позже станут задаваться вопросами «как?» и «почему?», и живой интерес сменится злобой и ехидством. Но сегодня Элиза была сенсацией.

Нет ничего лучше хорошенькой молодой женщины с внушительным состоянием и греховным прошлым, только что открытой светом.

Вопреки всем ожиданиям и сам Татуированный герцог прибыл на бал.

Сегодня, в день рождения герцогини, все глаза были устремлены на Татуированного герцога и автора колонки о нем, которые изо всех сил старались держаться поодаль друг от друга — если не считать презрительных многозначительных взглядов через бальный зал, а сотни гостей стремились подтолкнуть их друг к другу.

Леди Алтея, облаченная в наряд яркого пурпурного оттенка, была среди приглашенных и выглядела так, будто что-то затевала.

Найтли тоже был здесь, ничуть не смущенный разоблачением его драгоценной Великосветской корреспондентки.

Квартет корреспонденток присутствовал в полном составе.

Во многих отношениях это был типичный бал — огни свечей, смех, атласные и шелковые платья дам, черно-белые вечерние наряды мужчин. Подавали лимонад и шампанское. Двери на террасу широко распахнуты. Оркестр, укрытый за растениями в кадках, играет привычные мелодии. Но что-то носилось в воздухе, в настроении, что-то горячее, потаенное, что в любую секунду могло взорваться.

— Никогда не была свидетельницей скандала, — сказала леди Шарлотта Брэндон, сестра хозяина дома и золовка Софи. — Очень хотелось бы посмотреть.

— И я не была, — добавила Аннабелл. — И мне бы хотелось.

— Сегодня можно будет легко восполнить этот пробел, — с улыбкой сфинкса заметила Джулиана.

— Только не это, — воспротивилась Софи. — Брэндон мне голову оторвет, если ты выкинешь что-нибудь подобное. Он составил перечень способов «предотвратить попытки Шарлотты познакомиться со скандалом» и «причин, по которым Шарлотте нельзя быть вовлеченной в скандалы».

Некоторые кумушки болтались рядом, бесстыдно пытаясь подслушать их разговор.

— Я сделаю все возможное, чтобы обойтись без скандала, — заверила Элиза.

Она отпила глоток шампанского. Какой великолепный напиток! Платье, одолженное Софи, было из чудесного бледно-синего шелка, как море у берегов Таити на акварелях герцога.

— Если ты намерена избежать скандала, тебе нужно поставить этот бокал, — подсказала Джулиана. — И не браться за другой.