Ваню разбирала злость. Надо же, столько лет прожить, столько баб поменять — и вдруг тут захлебываться в дурацкой ревности. Он был уверен, что ревности для него не существует. Даже когда Лена сообщила о любовнике и о том, что уходит к нему, в Ване не возникло чувство соперничества или собственничества. Он злился, бушевал, неистовствовал, но ревности не было. Почему же сейчас он ревнует ту, которую ревновать не имеет права? Настя не подавала надежды, не делала авансов, напротив, тщательно избегала маломальского сближения. Но Иван мечтал о Насте, он желал ее, нуждался в ее тепле и внимании. И мучился, когда все это она дарила другому. Умом Ваня понимал, что недвусмысленные намеки председателя несерьезны. Все это грубый деревенский, ни к чему не обязывающий флирт. И Настя это понимала и отвечала со свойственной ей язвительностью. Но она не оскорблялась и не обижалась, ее смех по-прежнему наполнял комнату и озарял ее яркими улыбками.

Она вела себя свободно — вот с чем не мог смириться Иван. Настороженная скованность Насти, которую он безуспешно преодолевал на протяжении двух месяцев, в момент исчезла в общении с сельским парнем. Ваня знал, что Насте претит вульгарность, она с раздражением одергивала Веру, когда та позволяла себе вольность в языке, и все же смеется и иронизирует над пошлостями председателя.

— Я не хочу жениться, — с достоинством ответила Катя и украдкой посмотрела на Асю. — Я еще маленькая. И мне не нравятся… — Она подыскивала приличное слово.

— Балбесы? — подсказал услужливо Федорович. Катюша неохотно кивнула. — А мы и не будем тебя женить, — загрохотал смехом Федорович. — Мы женим Никитку. Но конечно, ты права: не сейчас. Сейчас вы и придумать не сможете, чем заняться вдвоем. — Он весело подмигнул Асе. — Но через несколько годков он вырастет, поднаберется ума-разума, станет завидным женихом…

— С чего ты начал всех сватать? — недовольно спросил Иван.

Федорович смутился, будто его поймали с поличным.

— А как тебя переманить? Теперь я вижу, почему ты рвался домой, не мог денек лишний усидеть. А заберу я твоих барышень, так ты пешком придешь. Тогда мы и начнем работать вместе.

— Передовым трактористом? — съязвил Иван. — Напрасный труд: я не из пугливых, и мне хватает работы здесь, в городе.

Ася не обратила внимания, что стала предметом торга, но ответ Ивана покоробил ее. А чего она ждала? Они только соседи, не больше. Смешно думать о каком-то испуге.

— Ну и сиди здесь, — с видимой легкостью сдался председатель. — А Асю с Катюшей я заберу к себе. Поедешь, Федоровна? На что тебе сдался этот город? А у нас простор, воздух чистый… И замуж выдадим. В МТС работает замечательный мужик. И работу тебе дам хорошую. Какая у тебя профессия?

— Экономист, — тихо ответила Ася, она могла думать лишь о том, что Иван абсолютно равнодушен к ней. Даже шутки ради не возразил председателю. Внезапно на нее нахлынула тоска по дому, и она не заметила, как начала говорить вслух: — Я не одесситка, родилась в Килие, а сюда приехала в институт. Но осенью я скучаю по нашему селу. Сейчас там поспели яблоки и груши. И Дунай особенный в это время. Не море, конечно, но все равно красавец.

— Так и у нас на Днестре красотища, — обрадовался Федорович. — Я тебе дом подарю, хочешь? И участок в пятьдесят соток, и сад…

— А кто будет обрабатывать эти сотки? — рассмеялась Ася.

— Да на твою красу все мужики сбегутся. Не только огород, но и тебя вспашут. — Ася поперхнулась от возмущения, а Федорович похлопал ее по руке. — Ну-ну, не обижайся, Федоровна, я тебя в обиду не дам. Выберешь себе хлопца холостого, он на руках носить тебя будет.

— Я не хочу жениться, — подражая Кате, промолвила Ася.

— Ты тоже маленькая? — захохотал Федорович и, обхватив мощной рукой Асины плечи, крепко прижал ее к себе.

На несколько секунд девушка застыла в его объятиях, пытаясь перебороть в себе неприязнь. Одна ночь пятилетней давности на всю жизнь привила ей брезгливость к чужим рукам.

— Ладно. — Ася посмотрела на часы. — С вами хорошо, но нам с Катюшей пора домой.

— Прекрати, Федоровна, — запротестовал председатель. — Катюша сама добежит, правда, солнышко? А ты оставайся. Рано еще, да и вино не выпито. Нельзя же бросать такое добро.

— Меньше всего я беспокоюсь о вине — вам больше достанется. А Катю я не могу отпустить одну. В подъезде темно, всякое может случиться.

— Вот еще одно преимущество деревни, — гнул свое председатель. — Гуляй свободно в любую темноту. Никто не тронет.

— Рассказывай, — со значением откликнулась Ася. — Или я не знаю деревенских парней. Им и день нипочем, а уж в темноте они и вовсе герои.

Ася поднялась из-за стола со словами благодарности.

— Да сядь ты! — не успокаивался Федорович. — Согласен: малышку отведи, но потом возвращайся, а то я с тоски помру.

Ася уже собралась отказать, но ее опередил Иван.

— Останься, Настя, — попросил он. — Посиди еще с нами, а Катерину я отведу.

Ване она не решилась отказать. Она еще питала надежду развеселить или хотя бы разговорить его. Асе показалось, что Ваня чем-то озабочен. Она с удовольствием выслушала бы его, постаралась бы утешить, но присутствие Федоровича отнюдь не способствовало тихой беседе.

Когда Иван с Катей ушли, Федорович немного угомонился, начал рассказывать, как понравился ему тезка, как хочет уговорить Ивана переехать жить в усадьбу.

— И работа для него найдется и в правлении, и в школе, — агитировал он. — В конце концов может не бросать свою работу. От нас до города полчаса езды на электричке. А мне во как нужны специалисты. — Он схватил себя за горло, будто душить собрался. — Молодняк уезжает, нечем их задержать на месте. А Ваня помог бы мне. И компьютеры для учебы, и игровые автоматы — это же его стихия. Ты видела, как он работает? — Ася отрицательно качнула головой. — Как песню поет. Он разговаривает с машиной, как с живым человеком, как с любимой женщиной…

Хлопнула дверь, и в комнату вошел Иван. Ася обернулась, встречая его взглядом. Она сама любила свою работу, первые дни месяца упивалась загрузкой и последующая, по мере приближения отчета все увеличивающаяся усталость тоже была в радость. Ей нравилось, как увлеченно говорил о работе Иван, и сейчас она испытала за него гордость. Благодарность за труд — высшая благодарность человеку.

— Так что о женщине, Иван? — напомнил Ваня о прерванном монологе. Без приглашения добавил вина в свой бокал и вальяжно раскинулся на диване.

— Женщин надо любить, — расплылся в улыбке Федорович, без зазрения совести меняя тему разговора. — Женщинами нужно восхищаться и признаваться им в любви, что я и делаю, ведь так, Федоровна?

— Так, если женщиной считать компьютер, — рассмеялась Ася и объяснила: — Иван восхищается тобой и твоей работой, Ваня.

Асе показалась забавной игра с именами, и последнее она почти пропела, улыбаясь Ване, однако в ответ получила колючий взгляд.

— Работа как у всех, — пробурчал недовольно Иван. — Но не для сельской местности.

— Зря ты, — обиделся Федорович. — Если б вы, горожане, не были так разборчивы, что для сельской местности, а что — нет, тринадцатый год, с которым сейчас любят сравнивать наши достижения, остался бы в прошлом. Вы сами ограничиваете нас во всем. Автоматика — не для нас, певцы, музыканты, художники — не для нас, транспорт, дороги, строительство — не для нас. А как муки да гречки в магазине нет, сразу кричите: куда смотрит сельская местность?

— Не расстраивайся, Иван, — утихомирила Ася. — Может, действительно лучше пригласить преподавателя в школу, который и с компьютером умеет работать, и с детьми?

— Приглашал и своих посылал, стипендию платил. Так они рассуждают как Ванька. — Председатель пренебрежительно махнул головой в сторону хозяина, заодно и непокорный чуб откинул со лба. — Им лучше с дипломами работать грузчиками да дворниками, ютиться в сырых подвалах, лишь бы в городе. А старики воем воют, что надо рассчитываться с колхозом за своих непутевых студентов. И главное, я все условия даю: хочешь — готовый дом; хочешь — сам стройся, материалы колхоз дает дешево, со всеми льготами; хочешь — квартиру, не в высотном, конечно, доме, но со всеми удобствами. Не идут. Город им подавай.

— Если ты такой щедрый, — встрял Иван, — через пару лет я куплю у тебя дом под дачу.

— Ты слышишь, Федоровна? — В возмущении Иван обратился за Асиной поддержкой. — Меня три года уже оккупируют — от бандитов, называющих себя бизнесменами, до руководства запрещенной КПСС. Я мог бы в золоте купаться, отдай я землю под дачи, но хлеба от этого больше не станет. Судить надо тех председателей, которые продают наши черноземные земли под дачи. — И мгновенно грозный взгляд заискрился лукавством. — Выходи за меня замуж, Федоровна, я тебе такой дворец отгрохаю! Куда там халупам, которые у вас называются квартирами.

Ася ошарашенно рассмеялась, но быстро нашлась:

— За двоеженство тоже судят.

— А мы никому не скажем, — сладко увещевал Федорович. — И с Нинкой моей договоримся. Ты посмотри, какой я большой. — Он мощно повел плечами, напрягая мышцы. — Я с вами двумя справлюсь за раз, и обе будете довольны.

— Сомневаюсь, что твоя Нина будет довольна.

— Но ты мне нравишься, — кокетливо покачал головой председатель и, придав голосу томность, протянул: — Очень-очень!..

— Давай лучше выпьем, — предложила Ася, чувствуя, что на шутливые отговорки у нее не хватает фантазии.

Упорство Федоровича поражало. Он слишком открыто говорил о семье, чтобы не понять его в прямом смысле. Асю так и подмывало дать утвердительный ответ и посмотреть, как он будет ретироваться. Но риск все же был, и она не без основания боялась сама попасть в глупое положение.

Федорович неутомимо заполнял тишину вечера, с легкостью перескакивая с одной темы на другую, призывал в свидетели то Ваню, то Асю, не давая им возможности высказаться, и считал, что именно это и называется беседой. Вино слегка вскружило Асе голову и придало остроту ее язычку. В долгий монолог Федоровича, когда он задавал вопросы, не выслушивая ответ, она все же вставляла колкости, чем приводила его в восхищение, и он сразу начинал делать полупристойные, а то и вовсе непристойные предложения.