Представив, как отреагирует Валентин на известие о смерти своей подружки, Наталии стало не по себе.

Они ехали не спеша, освещая дорогу светом фар. И почти не разговаривали. Пока Наталия не сказала:

— Толик, по-моему, ты хочешь мне что-то сказать…

— Я? Ну, в общем-то, да… Понимаешь, Ведерников уже где-то раньше видел Ванеева…

— Это неудивительно, поскольку Ванеев — довольно известная фигура даже в городе…

Его прочат на место губернатора. И вы своим арестом…

— Не арестом, а задержанием.

— Хорошо, задержанием можете поломать ему всю карьеру. — Наталия везла Ванееву те деньги, что он дал ей для того, чтобы она нашла убийцу его жены. Но его арестовали, а это значит, что она не справилась со своей задачей и должна вернуть деньги назад… Она уже чувствовала, что Селезнев сейчас будет не объясняться ей в любви, как она боялась, а попытается внушить ей мысль, что убийца — именно Ванеев, а не кто иной…

* * *

Но она ошиблась.

— Так вот… Речь пойдет, кстати, не о Ванееве. Я встретил здесь еще одного человека, показавшегося мне знакомым…

* * *

Кошмар, преследовавший его всю жизнь, обрушился на него с новой силой, когда он приехал в Вязовку. Первая ночь, которую он здесь провел, показалась ему сущим адом.

И он не мог бы объяснить, сон ли ему приснился или то, что было с ним более двадцати лет тому назад, повторилось… Только уже на нервной почве.

Он проснулся в холодном поту и прислушался к звукам спящего дома: но нет, никто не проснулся от его крика. А ведь он кричал.

Кричал так, что сорвал голос.

Пот катился с него градом. Как тогда.

А что было тогда?

Тогда было море и солнце, ребячьи игры и горы персиков после обеда…

Они жили с семьей под Ялтой. Райское место, о котором, пожалуй, только два человека (или три?) не могут вспоминать без дрожи.

Мальчик, который поселился во флигеле соседнего дома, сильно отличался от них с Сашкой. Он был неразговорчив, ходил чуть подпрыгивающей походкой и раздражал Толика своим высокомерным видом. «Новенький, а зазнается…» И они с Сашкой решили его проучить. Встретили как-то на берегу, затащили в воду и чуть не утопили… Хохотали и не могли понять, почему он не плывет. Они и представить себе не могли, что этот мальчик просто не умеет плавать. Они вытащили его, когда он уже наглотался воды… Она текла из его носа и ушей… Его рвало… Он смотрел на Сашку и Толика таким ненавидящим взглядом, что ребята сразу поняли: будет мстить. И как бы в подтверждение этому они услышали: «Вы еще попляшете…»

Но прошел день, другой… Мальчик ходил все с таким же независимым и гордым видом… И, хотя они встречали его на улице довольно редко (он все время проводил на каком-то пустыре, напоминающем маленькую сухую пустыню), стало заметным его еще более пренебрежительное отношение к ним. Но оно сквозило лишь в его взгляде. И вдруг произошло невероятное: мальчик, который всего пару месяцев, как приехал сюда (они с мамой купили дом и собирались там жить), уезжал из Крыма насовсем. Его мама вышла замуж за отдыхающего москвича-военного…

Они быстро собрались, и Толик с Сашкой, забыв про угрозы, даже помогали им рвать в дорогу яблоки… Но проводить ранним утром своих соседей ни Толику, ни его другу Сашке так и не довелось.

Утром Толик проснулся от адской боли, раздирающей его ногу. Ничего страшнее этой боли он не помнил… Он вскочил с постели и начал метаться по комнате, сбивая на ходу все, что попадалось ему под ноги. Он начал подергиваться и скакать, а потом его забило, затрясло…

Когда его родители ворвались в комнату, Толик, стоя на одном месте, отбивал неистовую чечетку… Глаза его закатились, по телу струился пот… И как ни пытались родители уложить его в постель, ничего не получалось.

Он двигался, как заведенная, но с испорченным механизмом, кукла… Последнее, что он помнил, так это имя Фрида («Надо немедленно позвать Фриду… Позовите же кто-нибудь Фриду!» — так кричала его мать) и зазвучавшую внезапно медленную тягучую, как мед, мелодию… Услышав которую, Толик замертво рухнул на пол и уснул…

Когда он пришел в себя (а это случилось уже только поздним вечером), ему сказали, что и с Сашкой произошло то же самое.

Через пару дней они вышли на улицу (они шли на цыпочках, осторожно, поскольку на пятки невозможно было наступить) и первое, что сделали, это залезли в дом, откуда выехала семья того мальчика, которого им так и не удалось проводить и которого они чуть не утопили. И там, в пустых стенах, они поклялись ему отомстить.

— Так ты понял, что с нами произошло? — спросил Сашка.

— Понял. Он просто заколдовал нас и заставил плясать под свою дудку…

— А что говорит твой отец? Что это было?

— Взрослые не верят в колдовство и не любят об этом говорить. Отец просто накричал на меня да и все.

— Не верят в колдовство, тогда зачем же звали Фриду? Ведь она же колдунья…

Выслушав рассказ Селезнева, Наталия почувствовала, как по телу пробежала нервная дрожь. «Бедная Люся…» И на ее глаза снова навернулись слезы.

Теперь она уже знала, о чем будет говорить с Ванеевым.

* * *

Перед тем как приехать в управление милиции, они с Селезневым долго блуждали по темным улицам райцентра в поисках дома Самсонова. Несколько раз машина застревала в снегу, и ее приходилось толкать.

Измученные, они нашли все-таки инспектора утро Самсонова и коротко изложили ему цель своего визита. Поскольку у него своей машины не было, он сел на заднее сиденье, рядом с телом Люси, уложив ее холодные ноги к себе на колени. «Я привычный», — пояснил он.

Через полчаса к управлению прибыла вызванная Самсоновым «скорая», на которой покойницу перевезли в морг, чтобы сделать вскрытие. Разбудили Курочкина — на этот раз он спал у себя дома.

А Наталию проводили в камеру, где сидел Ванеев.

На этот раз он не балагурил, не шутил и даже не улыбался.

— Вы сказали, что работаете с ними вместе… — Он хмыкнул и отвернулся к стене. Несмотря на поздний час, он не спал, а сидел на кровати и, очевидно, размышлял. — Вот и наработали.

— Надеюсь, что это ошибка… Но дело в том, что против вас есть кое-что такое, что не поддается никакому объяснению. Вы сказали мне, что ни разу не видели ту одежду, в которой погибла Лариса. Я нашла пункт проката…

— Так это вы были там? — вскричал он возмущенно. — Вы? Я, признаться, не ожидал от вас такого…

— Да, это была я, потому что никому бы и в голову не пришло искать происхождение этого костюма.

— Какого еще костюма?

— Итальянского народного женского костюма. Дело в том, что красная юбка и белая блузка привезены были аж из самой Италии.

Вот меня и заинтересовало, как они могли очутиться в Вязовке.

— А почему вы говорите об этих костюмах во множественном числе, интересно? — Видно было, что он разозлен не на шутку.

— Да потому что в доме у Аржанухина был найден точно такой же костюм. Это уже два, так?

— Ну, так…

— А сегодня ночью мы нашли на ферме, в двух шагах от того места, где обнаружили вашу жену, еще одну женщину.., и тоже в таком же костюме…

— И кого же? — Его голос изменился.

— Людмилу Романову, мою подругу. А вот теперь послушайте меня… Отыскав этот несчастный пункт проката, я поговорила с женщиной, которая там работает, и попросила ее сказать, кто именно брал у нее эти костюмы (всего их, кстати, было двенадцать, а взяли только четыре). И как вы думаете, что она мне ответила?

— Да я не думаю, а знаю. Она ответила, что это я. Иначе меня бы сюда не посадили.

Но я-то никаких костюмов не брал. Клянусь вам! Зачем они мне? Для каких-то там домашних спектаклей? Да я все сделал, чтобы только Ларочка забыла сцену, балет и все такое… Зачем бы я стал брать в каком-то там прокате итальянские костюмы, да еще четыре штуки?

— Вот именно, что четыре. Три уже нашли, и они связаны со смертью трех женщин.

У убийцы остался еще один… Вот, взгляните. — Она протянула ему записку, которую нашла в шубе вчера вечером. — По-моему, теперь моя очередь. Четвертый костюм предназначается мне…

— Вам?!

— Как видите. А теперь взгляните вот сюда. — Она достала из кармана джинсов сложенную в несколько раз газету, которую «взяла напрокат» в читальном зале библиотеки. — Узнаете себя и эту статью?

Ванеев, развернув газету, пожал плечами:

— Ну да, это моя статья. Я ее читал, и фотография там тоже моя…

— Так вот, тот человек, который назвался вашим именем, пришел в прокат и предъявил вместо паспорта вот эту самую газету: вот, мол, посмотрите, разве это не является удостоверением личности… И женщина ему поверила.

Более емкого в информационном плане удостоверения трудно себе представить. Кроме того, этот человек оставил ей довольно приличный залог в двести тысяч рублей. Что скажете?

— А что тут можно сказать? Я даже не знаю, где находится этот прокат.

— А вот я вам кое-что скажу. Во-первых, я веду следствие независимо от тех людей, которые вас задержали, а во-вторых, я возвращаю вам ваши деньги. Вот, держите. Если все закончится удачно, то вы заплатите мне за работу, если же нет — пусть они останутся у вас.

— Подождите, вы что, не верите мне? Неужели вы серьезно считаете меня убийцей Ларочки?

— Пока трудно что-либо утверждать. А факты, сами знаете, вещь упрямая… Я заеду к вам дня через два, не раньше. Мне срочно надо кое-что выяснить. И еще: кто в деревне знал об этой статье?

— Да все!

— А кто увлекается музыкой?

— Как кто? Романова и еще несколько женщин… Но они просто преподают музыку.

А что конкретно вы имеете в виду?

— Кто-нибудь из Вязовки хотел бы жить, к примеру, в Италии? Знаете, как бывает — человек с детства мечтает, а когда взрослеет и понимает, что ему и жизни не хватит, чтобы скопить на туристическую поездку в страну своей мечты, начинает строить эту мечту у себя во дворе…