Ричарда швыряло, словно щепку, в толпе, с которой он прошел без всяких помех от кафе де Фой, едва раздался призыв взяться за оружие. В украшенной кокардой шляпе, нахлобученной на всклоченные волосы, и одежде мастерового он никак не был похож на элегантного дипломата, присутствовавшего на торжественном открытии Генеральных Штатов. Посещая места предполагаемых важных событий, Ричард всегда одевался так, чтобы слиться с толпой и не бросаться в глаза. В этом искусстве перевоплощения ему удалось достигнуть невероятных успехов, доказательством чего служило ружье, которое ему всучили повстанцы.


В то самое время, когда он, потрясая ружьем, произносил вместе с другими зажигательные лозунги, Роза пробуждалась ото сна в Версале. Прошло уже три недели с тех пор, как они виделись в последний раз, и от Ричарда не поступало никаких известий, кроме одной наспех написанной записки, в которой сообщалось, что он занят по горло и не знает, когда сможет навестить ее снова. Этим утром она, лежа в постели, вдруг решила обрадовать мужа и сама нагрянуть к нему в Париж вместо того, чтобы ехать в Шато Сатори, как она обычно делала, когда выпадал свободный день. У Ричарда была квартира при посольстве, и даже если его не окажется на месте, она подождет его там. Она усмехнулась, представив, себе изумление Ричарда вечером.

— Сегодня я еду в Париж! — радостно объявила она Диане, которая принесла завтрак.

— Стоит ли, мадам? — нерешительно возразила горничная. — Говорят, в городе неспокойно.

— Меня это не касается. Я хочу навестить мужа.

— Если ты боишься, я могу вместо тебя взять с собой кого-нибудь другого.

— Нет, мадам, я еду с вами. — Диана высоко ценила свое привилегированное положение среди прислуги и не собиралась так просто уступать его. — Когда прикажете подавать карету?

Они отправились утром, но не слишком рано, и по дороге заехали к Мишелю. Роза никогда не проезжала мимо его дома. В этот раз ей не удалось застать его. Дворецкий сообщил, что мсье Бален только что отправился в Шато Сатори. Они, должно быть, разминулись где-нибудь по дороге, не заметив друг друга в потоке движения. Встречных карет было очень много, и кучеры нещадно нахлестывали лошадей, торопясь в Версаль. Тем не менее Роза немного отдохнула у дедушки и даже перекусила.

Если бы не страстное желание поскорее увидеть Ричарда, она обязательно дождалась бы возвращения дедушки. Однако сейчас она спешила и поэтому отправилась дальше и прибыла в Париж в начале третьего часа дня. Обгоревшие развалины таможни у ворот, через которые ее карета въехала в город, были первым тревожным признаком. То там, то здесь им попадались лавки с опущенными жалюзи, где товар отпускался через двери, и окна с выбитыми стеклами. Затем кучеру пришлось несколько раз поворачивать карету и ехать в объезд, когда исполненные добрых намерений прохожие кричали ему, что путь впереди закрыт баррикадой или митингующей толпой. В результате он запутался и заехал на улицу Сент-Антуан, в конце которой стояла Бастилия. Он услышал гул толпы и, к своему ужасу, увидел нечто, весьма напоминавшее издали штурм этой крепости-тюрьмы. Поворачивать назад было уже поздно. Позади него появилась орда людей, вопивших что-то нечленораздельное и вооруженных чем попало. Тут были ружья, пики, вилы, дубинки и топоры. Почти все бегущие имели на себе цветные красно-сине-белые кокарды. Два грума, ехавшие на запятках кареты, испуганно переглянулись, а затем сочли за лучшее сбросить с себя зеленые ливреи и, спрыгнув на мостовую в одних рубашках, присоединиться к набегавшей толпе.

Кучер был сделан из материала покрепче и не запаниковал. Зная, что впереди должен быть поворот на боковую улицу, он хлестнул кнутом лошадей, которые так резко рванули вперед, что пассажирки чуть было не оказались на полу кареты. К счастью для себя, Роза успела ухватиться за лямку у окошка, в которое она перед этим выглядывала пытаясь понять, в чем причина задержки. Диане не повезло, и она со всего размаху шлепнулась на пол.

— Ты не разбилась? — с тревогой воскликнула Роза, протягивая горничной руку и помогая встать.

— Пока что мои кости целы. — Диана вскарабкалась на ноги и села на место. — Что происходит, мадам?

Роза выглядела весьма спокойной, хотя на душе у нее кошки скребли.

— Мы, кажется, попали в тиски между двумя какими-то шайками, которые неизвестно чего хотят. Кучер, должно быть, испугался, как бы у нас не отняли лошадей, и пытается спастись по другой дороге.

По примыкавшей улице навстречу карете бежало еще больше людей, и у кучера не осталось иного выхода, как опустить поводья и совсем остановить лошадей. И в тот же миг карету окружили повстанцы, у многих из которых давно уже подвело животы, а лошади были для них лакомой приманкой. Когда же кучер хлестнул кнутом по рукам тех, кто начал распрягать животных, кнут вырвали у него из рук, а его самого тут же сдернули с козел и, надавав ему тумаков, отбросили к стене дома, избитого, с синяком под глазом, с залитым кровью лицом. Он увидел, как лошадей увели куда-то, но блестящая черным лаком крыша кареты все еще возвышалась над головами повстанцев, пробегавших мимо. Кучера охватил страх за судьбу двух женщин, оставшихся в карете, когда через пару минут он увидел, что карета сдвинулась с места.

Очевидно, бунтовщики взялись за оглобли и поволокли ее в гущу схватки под стенами Бастилии.

Роза задыхалась от гнева. Ей помешали увидеться с мужем и учинили беззаконие, отняв лошадей и покатив карету неизвестно куда! Никто пока не пытался открыть дверцы, но в окна то и дело заглядывали мужчины и женщины. Некоторые торжествовали, а другие откровенно злорадствовали; Роза надменно взирала на все эти кривляющиеся физиономии и даже не моргнула глазом, когда какая-то фурия плюнула, и плевок растекся по блестящей поверхности стекла. Время от времени стены кареты сотрясались от ударов кулаками. Эти звуки наверняка казались тем, кто был впереди, барабанным боем. А когда от ударов стала сотрясаться и крыша, Роза поняла, что несколько бунтовщиков забрались туда, подобно обезьянам.

— Куда они везут нас, мадам? — едва слышно спросила Диана.

Она была потрясена происходившим и чувствовала смертельный ужас, в то время как ее хозяйка сидела с таким непринужденным и уверенным видом, словно находилась на прогулке в Версале в своей модной, с широченными полями, шляпке из шелка цвета шампанского, украшенной перьями.

— Я могу лишь предположить, что эти люди хотят воспользоваться нашей каретой как щитом для укрытия от выстрелов тех, кто обороняет тюрьму. Если они не выпустят нас, ты должна будешь распластаться на полу или забраться под сиденья. — Роза улыбнулась, подбадривая свою вконец оробевшую спутницу. — Не волнуйся! Ты ведь не одна.

Коврик на полу чистый, и мы не испачкаем наших платьев.

— Я очень боюсь, мадам…

— Я тоже боюсь, Диана! Однако нужно вести себя так, чтобы никто об этом даже не подозревал. В душе Роза все еще цеплялась за надежду, что уверенное и властное поведение поможет завершиться благополучно всей этой неприятной и опасной истории. Да и на что еще ей оставалось надеяться, защищая себя и Диану от злобной толпы?..

К этому времени из кареты уже была хорошо видна сама Бастилия, известная на всю Францию тюрьма, одно упоминание о которой вселяло в людей ужас. И хотя, как слышала Роза, этого ужасного места уже коснулись реформы, направленные на улучшение содержания узников, в ее представлении оно по-прежнему было окружено некой страшной аурой, словно крики тех, кого пытали здесь в течение предыдущих столетий, навсегда пропитали эти стены и этот воздух. В сознании многих Бастилия была символом феодализма, а также зла и несправедливости, творившихся по указам королей, поэтому никого не удивляло, что повстанцы именно против нее обратили весь свой гнев. В толпе стали кричать: «Опустите подъемный мост! Вниз его! Вниз! Вниз!»

Роза не видела из кареты подъемного моста, поскольку он был закрыт от нее башней, но повстанцы уже копошились на стенах и спускались во внутренний двор Бастилии, и не оставалось сомнения в том, что скоро они опустят мост, и тогда вся масса восставших ворвется в крепость.

И тут, перекрывая крики толпы, послышалось стаккато ружейных выстрелов, и сизый дымок, взвившийся из дул, окутал стены Бастилии. Рассвирепевшая чернь мигом распахнула дверцы кареты, выволокла наружу Розу и ее горничную и стала толкать их вперед, желая, чтобы аристократка и ее служанка разделили с ними смертельную опасность. Так вместе с обезумевшей толпой, несчастные женщины оказались у стен тюрьмы, куда восставшие ринулись по опущенному, наконец, мосту.

Шляпка Разы слетела с ее головы и затерялась. Скорость, с какой ее влекли вперед, не помешала ворам, которые в достаточном количестве затесались в ряды бунтовщиков, сорвать с нее жемчужные серьги, ожерелье и брошь. Вдобавок с ее ноги соскочила туфелька, и Роза до крови изранила ступню о выщербленную поверхность мостовой. Ей пришло в голову, что захватившие их люди, мужчины внушительного телосложения, по виду похожие на главарей, хотели в обмен на их жизни потребовать от коменданта Бастилии выпустить всех заключенных. Ведь по гербам на карете им не составило труда сделать заключение, что в их руки попала какая-то родовитая дворянка.

— Сжальтесь надо мной! Дайте хотя бы отдышаться! — умоляла Роза похитителей. Ее истерзанные легкие, казалось, разрывались от такого нескончаемого бега.

Однако ее призывы никто не услышал. Глаза Розы расширились от ужаса при виде трупов, валявшихся под стенами крепости. Она поняла, что ей придется перешагивать через них, и завизжала, когда ее босая нога уперлась во что-то мягкое и влажное, а на подол юбки брызнула кровь. Ноги у нее подкосились, и она бессильно повисла на руках тащивших ее мятежников, которые, однако, похоже, не заметили, что их жертва потеряла сознание, и продолжали нести ее дальше с такой легкостью, словно она весила не больше, чем птичье перышко.