Ее глаза выражали страстное желание противостоять разлуке.

— Уже начался новый день. Позволь мне утром быть с тобой, когда это произойдет!

Он нежно обвел пальцем линии ее лица:

— О, нет, моя дорогая. Твое присутствие лишь помешает мне. Если хочешь, чтобы я вернулся к тебе без единой царапины, ты должна держаться оттуда подальше.

— Я хочу быть неподалеку.

Ричард упрямо покачал головой:

— Нет. В этом деле ты должна слушаться меня. Жди меня здесь, в малом Трианоне.

— В парке. Я покажу тебе, где. — Она взяла его за руку и повела мимо дворца.

Вскоре показалась изящная белая ротонда из двенадцати коринфских колонн, увенчанных покрытым медью куполом. Здесь королева часто устраивала вечеринки. Это сооружение ярко освещалось пламенем горящего хвороста, связки которого были спрятаны в неглубоких канавах, окружавших ротонду. Благодаря такому оригинальному освещению издали казалось, что ротонда парит в воздухе, как и некоторые — другие здания в парке, подсвеченные таким же образом.

— Там! В храме Любви!

— Лучшего места и быть не может.

Он обнял ее снова, и Роза прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо.

— Я боюсь… — прошептала она.

Голос Ричарда прозвучал ласково и ободряюще:

— Глупости! Ты нисколько не боялась, когда совсем недавно мы с тобой чуть было не утонули.

Роза подняла лицо, искаженное гримасой боли:

— Но тогда мы погибли бы вместе. Это совсем другое дело! Мне невыносима мысль о том, что ты получишь хотя бы царапину, не говоря уже о ране.

Если бы Ричард в этот момент решился откровенно выразить все свои мысли, то сказал бы, что в скором будущем жить во Франции наверняка станет настолько опасно, что его предстоящий поединок с де Кордерьером покажется сущим пустяком, даже если оба они получат смертельные ранения. Но вместо этого он постарался успокоить Розу шуткой:

— Мне никак нельзя не выиграть дуэли, ведь я обещал показать тебе орхидею, подаренную королеве, а еще никогда не бывало такого, чтобы я не сдержал слова.

Роза с тревогой заглянула ему в глаза:

— Ты не обманешь меня?

В ответ Ричард еще крепче прижал ее к себе.

— Никогда. Так же, как тебе никогда не придется пережить несчастья и беды. Я сделаю для этого все, что смогу.

Роза обвила руками его шею и, потянувшись к нему, страстно поцеловала. Они стояли в темноте, слегка покачиваясь, но сохраняя равновесие, и наслаждались ласковыми прикосновениями губ и рук. От театра послышались голоса. Королева вместе со своими гостями приближалась к тому месту, где они стояли. Роза с неохотой отстранилась от Ричарда.

— До завтра, — быстро произнес он.

— Я буду ждать. Да хранит тебя Бог!

Она поспешила прочь, но через несколько шагов остановилась, чтобы послать ему воздушный поцелуй, а затем взбежала на крыльцо и исчезла за дверями малого Трианона.


Ричард не воспользовался советом королевы переночевать в Трианоне. Вместо этого он нанял экипаж и добрался до своей квартиры в Версале, а оттуда отправился в Париж. Когда около полудня к нему явились секунданты графа де Кордерьера, он принял их с отменной учтивостью. В ходе недолгого обсуждения условий поединка его местом избрали зеленую лужайку у южной оконечности пруда Швейцарцев, место, с трех сторон окруженное деревьями; с четвертой стояла конная статуя короля-солнца работы Бернини. Эта скульптура в свое время не вызвала у самого Людовика XIV особого восторга: по этой причине он и распорядился убрать ее куда-нибудь подальше, чтобы она не портила вид из окон дворца. Это было излюбленное место всех дуэлянтов.

Еще до наступления рассвета Роза, надев белое муслиновое платье, отправилась в храм Любви. Она решила бодрствовать все то время, пока Ричард будет подвергаться опасности.

Внутри ротонды стояли небольшие скамеечки, и Роза села на одну из них, прислонившись спиной к колонне. Звезды уже начали блекнуть, и на востоке появилась бледно-розовая узкая полоска рассвета. Она расширялась, багровела и, наконец, окутала своим нежным светом Розу и высокую статую Купидона на массивном пьедестале, стоявшую посредине круглой площадки, выложенной мрамором. Солнце начало подниматься над садами Версаля, и Роза увидела его диск, постепенно появляющийся из-за верхушек деревьев. Вскоре первые лучи согрели ее своим теплом. Она сидела совершенно неподвижно, с первых минут прихода сюда оцепенев в тревожном ожидании, и сама походила на статую, сжав руки, лежавшие на коленях, и плотно сведя ноги. Она не взяла с собой карманных часов: время не имело для нее сейчас никакого значения. Ее глаза постоянно смотрели в одну и ту же точку на тропинке, ибо от этого сейчас зависело ее будущее. Если там покажется доктор, это будет означать надежду, но если она увидит аббата, жизнь для нее потеряет всякий смысл.

Вскоре со стороны двора послышался топот копыт и стук колес экипажа о брусчатку. Роза медленно поднялась со скамейки. Обрывки мыслей путались у нее в голове. Ей казалось, что она висит в пустоте между жизнью и смертью. Затем она услышала долгий, ликующий крик и не сразу поняла, что он исходил из глубины ее переполненного счастьем сердца. Из-за деревьев появился Ричард. Он спешил к ней целый и невредимый.

— Моя любовь! — воскликнул он на ходу. — Мне не придется покидать Францию! Граф будет жить. Я его ранил серьезно, но не смертельно.

Он вбежал по небольшому мостику в ротонду, и тут Роза увидела на его лице маленькую царапинку, покрытую запекшейся кровью. Очевидно, рапира слегка задела концом его щеку. Роза бросилась ему навстречу и упала в его объятия.

Их губы встретились. Роза почувствовала, что в этом объятии сливаются вместе их жизни. Теперь они не смогут существовать друг без друга.

ГЛАВА 20

Роза и Ричард приняли участие в несколько репетициях «Тайного обещания», но дождаться премьеры им так никогда и не удалось. Для королевы театр был своего рода отдушиной, возможностью немного развлечься и забыться в эти трудные времена, однако в последние месяцы государственные дела поглотили ее целиком. Она не могла допустить, чтобы слабовольный, легко поддававшийся чужому влиянию Людовик XVI принимал важные решения, не посоветовавшись с ней. Несмотря на все ее старания, политическая и экономическая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Розе казалось, что сама атмосфера Версаля была пропитана стойкой и почти всеобщей ненавистью к женщине, которая пыталась стабилизировать финансы страны и поддержать авторитет монархии. Ремесла повсеместно приходили в упадок. Количество безработных, превращавшихся в нищих и бродяг, стремительно увеличивалось. Многие из этих людей могли прокормить свои семьи лишь на ту скудную милостыню, которую им удавалось выклянчить у прохожих. Как назло, в том году во Франции случился катастрофический неурожай, и цены на хлеб повышались с каждым днем.

— К чему это все приведет? — спросила Роза у Ричарда. Он вез ее в коляске в Шато Сатори, и в разговоре они коснулись недавних голодных бунтов в Париже, для усмирения которых пришлось вызывать регулярные войска. Солдаты несколько раз открывали огонь по толпе, в результате чего было довольно много убитых и раненых.

— Хотел бы я знать… — Со времени первого посещения Ричардом Шато Сатори прошло уже несколько недель, и он теперь часто бывал там, но сегодняшний визит обещал стать особенным: он собирался просить у герцогини де Вальверде руки ее внучки. — Двор, да и вся остальная знать вместе с духовенством делают страшную ошибку, продолжая цепляться за свои отжившие привилегии. Если бы они согласились отказаться от феодальных повинностей, исполняемых крестьянами, и платили бы налоги наравне с третьим сословием, возможно, состояние финансов в стране и улучшилось бы, причем в значительной мере, и это облегчило бы тяготы народа, однако сейчас у меня нет никакой надежды, что это произойдет.

— Упрямство дворян идет от их алчности! — рассерженно отозвалась Роза.

Ричард искоса посмотрел на нее:

— Да, и они жаждут власти не меньше, чем золота. Они хотят править Францией, имея короля лишь как ширму. Им никогда не будут доверять ни буржуазия, ни крестьяне. Они приведут свою страну к гибели.

Роза понимала, что он был прав. Если бы не ее бабушка, никогда не перестававшая заниматься благотворительностью, самой Розе вряд ли пришлось бы узнать всю глубину ненависти, испытываемой простолюдинами по отношению к аристократии, в кругу которой она существовала, как золотая рыбка в хрустальном аквариуме. Среди буржуа также коренилось глубокое недовольство теперешними порядками, при которых их сыновья были лишены права занимать командные должности в армии. Кроме того, все бесчисленные посты на государственной службе по закону тоже могли занимать только лица благородного происхождения. Но хуже всего было то, что экономический кризис вел к разорению многих буржуа, которые в результате пополняли ряды нищих. Старые обиды оживали с новой силой, и к ним добавлялись новые, охватывая все больший круг населения.

И все же не Жасмин, а именно Ричард заставил Розу понять необходимость срочных реформ во Франции. С годами она слишком привыкла к брюзжанию бабушки насчет угнетения крестьян и прочих несправедливостей и не относилась к ним всерьез. Во время посещений Шато Сатори Ричард и бабушка часто вступали в оживленные политические дискуссии, и Роза убедилась, что способность Жасмин к быстрому и точному мышлению никак не пострадала, несмотря на преклонный возраст. Что касается Розы, то она первое время находилась в стороне от их разговоров: все эти суровые проблемы, в которых она не разбиралась, вызывали у нее испуг и отвращение, но Ричард постепенно, то словом, брошенным как бы невзначай, то взглядом, выводил ее из состояния отчужденности, и Жасмин присоединялась к нему в этой игре. Иногда они выглядели этакими друзьями-заговорщиками, старавшимися втянуть ее в свою шайку. Ее капитуляция была неизбежна хотя бы уже потому, что любовь к Ричарду заставила Розу по-другому взглянуть на многие вещи, на которые раньше она почти не обращала внимания. Она поняла, что слишком долго разделяла надменный эгоизм, присущий всей придворной камарилье. Благополучие этого позолоченного мирка было слишком зыбким, и ему тоже должен был прийти конец, если вся остальная Франция провалится в тартарары. Так рассуждала теперь Роза. Открыв эту истину, она устыдилась своей прежней слепоты и легкомысленности. Быстро усвоив новые идеи, Роза смогла знакомить королеву с иными точками зрения всякий раз, когда для этого представлялась возможность.