— Ты не разбилась? — с тревогой воскликнула Роза, протягивая горничной руку и помогая встать.

— Пока что мои кости целы. — Диана вскарабкалась на ноги и села на место. — Что происходит, мадам?

Роза выглядела весьма спокойной, хотя на душе у нее кошки скребли.

— Мы, кажется, попали в тиски между двумя какими-то шайками, которые неизвестно чего хотят. Кучер, должно быть, испугался, как бы у нас не отняли лошадей, и пытается спастись по другой дороге.

По примыкавшей улице навстречу карете бежало еще больше людей, и у кучера не осталось иного выхода, как опустить поводья и совсем остановить лошадей. И в тот же миг карету окружили повстанцы, у многих из которых давно уже подвело животы, а лошади были для них лакомой приманкой. Когда же кучер хлестнул кнутом по рукам тех, кто начал распрягать животных, кнут вырвали у него из рук, а его самого тут же сдернули с козел и, надавав ему тумаков, отбросили к стене дома, избитого, с синяком под глазом, с залитым кровью лицом. Он увидел, как лошадей увели куда-то, но блестящая черным лаком крыша кареты все еще возвышалась над головами повстанцев, пробегавших мимо. Кучера охватил страх за судьбу двух женщин, оставшихся в карете, когда через пару минут он увидел, что карета сдвинулась с места.

Очевидно, бунтовщики взялись за оглобли и поволокли ее в гущу схватки под стенами Бастилии.

Роза задыхалась от гнева. Ей помешали увидеться с мужем и учинили беззаконие, отняв лошадей и покатив карету неизвестно куда! Никто пока не пытался открыть дверцы, но в окна то и дело заглядывали мужчины и женщины. Некоторые торжествовали, а другие откровенно злорадствовали; Роза надменно взирала на все эти кривляющиеся физиономии и даже не моргнула глазом, когда какая-то фурия плюнула, и плевок растекся по блестящей поверхности стекла. Время от времени стены кареты сотрясались от ударов кулаками. Эти звуки наверняка казались тем, кто был впереди, барабанным боем. А когда от ударов стала сотрясаться и крыша, Роза поняла, что несколько бунтовщиков забрались туда, подобно обезьянам.

— Куда они везут нас, мадам? — едва слышно спросила Диана.

Она была потрясена происходившим и чувствовала смертельный ужас, в то время как ее хозяйка сидела с таким непринужденным и уверенным видом, словно находилась на прогулке в Версале в своей модной, с широченными полями, шляпке из шелка цвета шампанского, украшенной перьями.

— Я могу лишь предположить, что эти люди хотят воспользоваться нашей каретой как щитом для укрытия от выстрелов тех, кто обороняет тюрьму. Если они не выпустят нас, ты должна будешь распластаться на полу или забраться под сиденья. — Роза улыбнулась, подбадривая свою вконец оробевшую спутницу. — Не волнуйся! Ты ведь не одна.

Коврик на полу чистый, и мы не испачкаем наших платьев.

— Я очень боюсь, мадам…

— Я тоже боюсь, Диана! Однако нужно вести себя так, чтобы никто об этом даже не подозревал. В душе Роза все еще цеплялась за надежду, что уверенное и властное поведение поможет завершиться благополучно всей этой неприятной и опасной истории. Да и на что еще ей оставалось надеяться, защищая себя и Диану от злобной толпы?..

К этому времени из кареты уже была хорошо видна сама Бастилия, известная на всю Францию тюрьма, одно упоминание о которой вселяло в людей ужас. И хотя, как слышала Роза, этого ужасного места уже коснулись реформы, направленные на улучшение содержания узников, в ее представлении оно по-прежнему было окружено некой страшной аурой, словно крики тех, кого пытали здесь в течение предыдущих столетий, навсегда пропитали эти стены и этот воздух. В сознании многих Бастилия была символом феодализма, а также зла и несправедливости, творившихся по указам королей, поэтому никого не удивляло, что повстанцы именно против нее обратили весь свой гнев. В толпе стали кричать: «Опустите подъемный мост! Вниз его! Вниз! Вниз!»

Роза не видела из кареты подъемного моста, поскольку он был закрыт от нее башней, но повстанцы уже копошились на стенах и спускались во внутренний двор Бастилии, и не оставалось сомнения в том, что скоро они опустят мост, и тогда вся масса восставших ворвется в крепость.

И тут, перекрывая крики толпы, послышалось стаккато ружейных выстрелов, и сизый дымок, взвившийся из дул, окутал стены Бастилии. Рассвирепевшая чернь мигом распахнула дверцы кареты, выволокла наружу Розу и ее горничную и стала толкать их вперед, желая, чтобы аристократка и ее служанка разделили с ними смертельную опасность. Так вместе с обезумевшей толпой, несчастные женщины оказались у стен тюрьмы, куда восставшие ринулись по опущенному, наконец, мосту.

Шляпка Разы слетела с ее головы и затерялась. Скорость, с какой ее влекли вперед, не помешала ворам, которые в достаточном количестве затесались в ряды бунтовщиков, сорвать с нее жемчужные серьги, ожерелье и брошь. Вдобавок с ее ноги соскочила туфелька, и Роза до крови изранила ступню о выщербленную поверхность мостовой. Ей пришло в голову, что захватившие их люди, мужчины внушительного телосложения, по виду похожие на главарей, хотели в обмен на их жизни потребовать от коменданта Бастилии выпустить всех заключенных. Ведь по гербам на карете им не составило труда сделать заключение, что в их руки попала какая-то родовитая дворянка.

— Сжальтесь надо мной! Дайте хотя бы отдышаться! — умоляла Роза похитителей. Ее истерзанные легкие, казалось, разрывались от такого нескончаемого бега.

Однако ее призывы никто не услышал. Глаза Розы расширились от ужаса при виде трупов, валявшихся под стенами крепости. Она поняла, что ей придется перешагивать через них, и завизжала, когда ее босая нога уперлась во что-то мягкое и влажное, а на подол юбки брызнула кровь. Ноги у нее подкосились, и она бессильно повисла на руках тащивших ее мятежников, которые, однако, похоже, не заметили, что их жертва потеряла сознание, и продолжали нести ее дальше с такой легкостью, словно она весила не больше, чем птичье перышко.

Подъемный мост содрогался и гудел от топота сотен ног повстанцев, обутых в грубые деревянные башмаки и бесконечным потоком вливавшихся в ворота Бастилии. Охрана не прекращала огонь, тщетно пытаясь если не рассеять, то хотя бы остановить штурмующих, однако те не обращали внимания на потери и упрямо лезли вперед по телам убитых товарищей. Часть солдат вскоре была уничтожена, а часть обезоружена и взята в плен. Бастилия пала, и ликующие крики победителей были столь же громогласны, как и яростный рев, с которым они шли на приступ.

Мятежники, до сих пор не отпускавшие Розу, обнаружили вдруг, что надобность в этой женщине отпала, и грубо отшвырнули ее в сторону. Она споткнулась и, потеряв равновесие, упала, со всего размаха ударившись головой о старинную пушку, из которой давно уже не стреляли и которая служила лишь для устрашения. Там и оставили потерявшую сознание Розу: ее голова находилась между стволом и одним из колес, и со стороны ее можно было принять за убитую при штурме. Вся одежда ее была в крови, а одна рука бессильно свисала вниз, почти касаясь земли.

… Ричард, увидев ее, остолбенел и в течение нескольких страшных секунд не мог сдвинуться с места, думая, что его горячо любимая жена мертва. Затем, стряхнув оцепенение, он бросился к ней и, подняв на руки, обнаружил, что Роза еще дышит.

ГЛАВА 9

Очнувшись, Роза поняла, что она в английском посольстве, лежит в постели, голова у нее аккуратно перебинтована, а рядом с кроватью стоят английский доктор и Ричард.

— Вы скоро будете на ногах, леди Истертон, — бодро сказал доктор, удививший ее, впервые назвав при обращении к ней ее новый титул. — У вас рассечена кожа на голове и все тело в синяках и ссадинах, но через несколько дней все это заживет, уверяю вас.

Как только доктор ушел, Ричард поцеловал ее и сел на краешек кровати, не сводя с Розы глаз. Первым делом Роза осведомилась о судьбе Дианы, но Ричард, к сожалению, не мог сказать ничего определенного.

— Надеюсь, что она жива и здорова! — взволнованно произнесла Роза. — Как ты нашел меня?

Ричард объяснил, что он следовал за толпой и узнал ливреи, брошенные грумами. Ему стало ясно, что карета Розы попала в ловушку.

— Я стал пробиваться вперед, расталкивал всех локтями, а где надо, пускал в ход кулаки и приклад. Когда я пробился к экипажу, он уже был пуст, и тогда я догадался, что бунтовщики поволокли тебя с собой в качестве заложницы. Если бы ты упала не на пушку, а на землю, то тебя, вне всякого сомнения, затоптали бы насмерть во время боя в крепости. Мы должны благодарить Всевышнего за твое чудесное спасение, моя любовь!

Она согласилась, добавив:

— Будем надеяться, что ничего подобного больше никогда не случится.

Ричард кивнул, не испытывая при этом особого оптимизма по поводу исхода событий, приведенных в действие мощной разрушительной силой.

Вскоре после этого в посольство явилась Диана, которая собиралась просить Ричарда помочь ей в поисках хозяйки. Ее прическа и платье были в полнейшем беспорядке, но в остальном она отделалась лишь испугом, поскольку бунтовщики, распознав в Диане, одетой в простое платье и не имевшей драгоценностей, служанку, тут же ее отпустили. Однако, находясь в первых рядах штурмовавших Бастилию мятежников, Диана под напором тех, кто бежал сзади, оказалась в крепости, прежде, чем ей удалось, наконец, выпутаться из гущи схватки и скрыться. Чувство стыда из-за того, что она испугалась и убежала, а не бросилась разыскивать свою госпожу, охватило Диану, едва она вошла в спальню, где лежала Роза. Девушка разразилась бурными слезами, полагая, что ее теперь уволят.

— Простите меня, мадам! Я струсила и позорно бежала…

— Не вини себя понапрасну, — Розе было искренне жаль бедную горничную, и она прослезилась вместе с ней. Но это уже были слезы радости. — Я не послушалась твоего совета не ездить в Париж. Вот главная причина несчастья, постигшего нас обеих, и давай никогда больше не будем об этом говорить!