Молодые супруги возвратились на бал. Их отражения поочередно появлялись в высоких зеркалах, когда они легко и плавно скользили под яркими канделябрами в гавотах и менуэтах. Они часто выбирали друг друга в партнеры, а когда случалось танцевать раздельно, то обменивались взглядами, в которых содержались целые любовные послания.

В полночь подружки невесты увели Розу в новые, более просторные покои, отведенные ей по распоряжению королевы. Она не успела толком разглядеть их, как ее быстро втолкнули в спальню. В эту ночь верной Диане не позволили развязывать шнуровку корсета, расстегивать крючки и вообще раздевать ее хозяйку. Этим занимались пальцы, унизанные бриллиантами. Розу окружило море смеющихся; улыбающихся, подмигивающих молодых женских лиц; от их обладательниц исходили запахи тончайших духов. От всей этой сумятицы у Розы голова пошла кругом.

Стоя вне этого кольца, оторопевшая Диана еде успела подхватить свадебное платье и повесить в шкаф, аккуратно расправив. Затем ей пришлось собрать разбросанные по полу нижние юбки, скомканную блузку, атласные туфельки с бриллиантовыми пряжками и белые шелковые чулки. Сама Мария-Антуанетта пришла в спальню, чтобы уложить невесту в постель. Роза росла без матери, а бабушка была бы не в состоянии держаться на ногах в столь поздний час. Присутствие королевы было весьма кстати, ибо любителям пошлых и грубых шуток пришлось прикусить языки. Наиболее ретивые из них, сопровождавшие Ричарда, увидев королеву, поспешили убраться за дверь. Сбросив на руки друзей шелковую мантию, он вскарабкался на высокую кровать под балдахином. Усевшись рядом и укрыв ноги покрывалом, молодожены выслушала обычные пожелания, при этом Ричард нашел под покрывалом руку Розы и ласково погладил. Королева поцеловала невесту и задернула желто-оранжевый полог, оставив новобрачных в его амбровой тени.

Они не двигались, пока не услышали скрип затворяемой двери и в спальне не установилась полная тишина. Затем, широко раскинув руки, они бросились друг к другу в объятия и упали на подушки в безудержном ликовании.

— Все! Они ушли! — возбужденно крикнул Ричард, вглядываясь в ее счастливое лицо. Затем он увидел, как на ее лице появилось выражение нежности и любви, когда тихо прозвучали его слова:

— Теперь мы вместе. Навеки.

— Я люблю тебя, — прошептала Роза по-английски. Она уже некоторое время брала уроки английского и надеялась преподнести ему приятный сюрприз.

— Так же, как люблю тебя я, моя дорогая жена… — пробормотал он в ответ, и последние слова потерялись в страстном поцелуе.

Когда их уста разомкнулись, Ричард сел и, стянув через голову ночную рубашку, с силой бросил ее в полог, который разошелся от удара, и сквозь эту щель проник мерцавший свет свечи. Розе на миг показалось, что мускулистое мужское тело окружено какой-то аурой или нимбом, и Ричард превратился для нее в Аполлона, вокруг которого вращался весь Версаль. Язычник, красивый и полный необузданного желания…

Но сначала он был почти невыносимо нежен и ласков; каждое его осторожное прикосновение вызывало у Розы волны восхитительнейшей дрожи. Он откинул покрывало и стал медленно поднимать кверху ее ночную сорочку, обнажая тело. Наконец, он стянул сорочку через голову и поднятые руки Розы и сбросил с кровати. Одной рукой Ричард поймал оба ее запястья, прежде чем она успела опустить руки, и ласково заставил ее опять лечь на подушки. Она с охотой подчинилась. Его руки и губы стали гладить и целовать набухшие страстью груди Розы, и та почувствовала, что тонет в волнах божественного наслаждения. Ее тело вдруг изогнулось дугой и, освободив запястья, Роза принялась проводить руками по плечам и шее Ричарда и, наконец, запустила пальцы в его волосы, прижав к себе его голову.

Полог не сошелся плотно после того, как был потревожен во второй раз полетом скомканной ночной рубашки Розы. Ричард, заметив, что его жена окончательно победила в себе робость, владевшую ею все последние месяцы, протянул с постели ногу и еще больше раздвинул края полога. Их переплетенные, бледные тела были залиты теперь золотистым светом, исходившим от канделябра и углей, красневших на колосниках камина.

— Я захотел, чтобы было так, с той самой первой минуты, когда увидел тебя! — жарко выдохнул он, опять забирая в плен ее сладкие губы. — Если бы это было возможно, я вытащил бы тебя из коляски прямо там и расцеловал при всех…

— Я поняла это по твоим глазам, — прошептала в ответ Роза, прежде чем возобновились их нежные поцелуи.

Затем губы Ричарда стали совершать путешествие по всему ее телу, а руки прикоснулись к внутренним поверхностям бедер. Эти новые ласки вызвали такой прилив страсти, что она стала метаться под ним, словно изящная золотая рыбка. Ричард не мог больше сдерживаться и, чуть приподнявшись над раздвинутыми ногами Розы, сделал резкое движение, и его плоть мощно устремилась навстречу темным и влажным девственным глубинам ее тела. Он почувствовал, как Роза вздрогнула от внезапной боли, глаза ее широко открылись, но тут же все прошло, и наступила гармония ритмичных движений. Ричард поднимал ее за собой все выше и выше к вершинам яркого, как само солнце, наслаждениями они вместе достигли оргазма, и казалось, что их частое дыхание и громкое биение сердец заполнили всю комнату.

Всю ночь напролет они любили друг друга. Обессилев от взаимных ласк, они на короткое время погружались в неглубокий сон, но вскоре утомленная лишь ненадолго страсть вновь пробуждалась в их молодых телах, и все повторялось сначала. Завтрак подали в постель, и они забавлялись тем, что кормили друг друга. Им еще трудно было осознать себя в совершенно новом качестве — не любовников, а супругов, когда никто не смел нарушить их уединение, и они могли хоть целые сутки оставаться в постели, наслаждаясь друг другом. Они уехали из Версаля незадолго до полудня. Их путь лежал во дворец, принадлежавший когда-то мадам де Помпадур. Королева предложила им провести там первые «медовые дни». Со времен знаменитой фаворитки здесь почти ничего не изменилось: изящество интерьера и бесподобный вкус в подборе всех его составляющих, вплоть до самой незначительной безделушки, продолжали изумлять как новых посетителей, так и тех, кто уже бывал здесь. Все камины горели, потому что стояли трескучие морозы. Такой холодной зимы не было во Франции вот уже несколько десятков лет. По пути сюда они бросали милостыню голодным нищим, одетым в рубище, которые гурьбой выбегали на заснеженную дорогу, завидев их ярко блестевшую на солнце карету.

Они занимались любовью на коврах перед пылающими каминами, закрыв двери комнаты, где в этот момент им случалось находиться, среди розовых, голубых или зеленых стен под бело-золотыми потолками. Ясным морозным утром они совершали прогулку на санях по лесу. На дуге висели серебряные колокольчики. Их звон разносился по всей дороге. А вечером кровать с резными украшениями опять становилась для них приютом любви. Внешний мир с его проблемами перестал существовать, и впервые в жизни они не заботились ни о чем.

— Только подумать, что когда-то я так боялась! Мне казалось, что вот-вот случится нечто ужасное, и наша свадьба не состоится, — сказала Роза, пребывая в чудесном настроении однажды утром, когда они вернулись с санной прогулки и поднимались на крыльцо. Ричард крепко прижимал ее к себе, обхватив одной рукой за талию. Их дыхание в ледяном воздухе тут же превращалось в пар.

— Откуда у тебя появились такие мрачные мысли?

Она остановилась и повернулась к нему:

— Когда я узнала, что ты праправнук Руссо, мне внезапно показалось, будто мы превращаемся в Огюстена и Маргариту.

— Это невозможно! У них были иные обстоятельства.

— Я знаю. — Она тряхнула головой, как бы смеясь над собственной глупостью и забывая, наконец, о тревоге, которая в то время вонзалась в нее стрелой. — Но скажи, как ты думаешь, не была ли наша встреча уготована самой судьбой — из-за них?

Такие отвлеченные рассуждения были чужды практическому складу его ума, но по тому, как Роза смотрела на него, было ясно, что этот ответ очень важен для нее.

— Только в том смысле, что меня с детства воспитывали в духе уважения к гугенотскому прошлому моих предков. Это, в конце концов, и возбудило у меня желание увидеть Францию и посетить Версаль. — Ричард ласково взял ее за подбородок, чуть сжав его пальцами, и улыбнулся. — Ну, и к тому же моя мать всегда хотела, чтобы я женился на француженке и даже не знала, что надо мной уже витает твой призрак. Если все это сложить, то я, пожалуй, соглашусь, что случайностью здесь и в самом деле не пахнет.

— Да, я понимаю.

— Но судьба явно благоволила к нам!

— Ты прав! — радостно произнесла Роза. — Она принесла нам счастье.

Ричард покрепче прижал ее к себе, и они вошли в здание.


Добровольно лишив себя всяких контактов с внешним миром, они еще не знали, что кое-где в Париже и по всей Франции уже вспыхнули беспорядки. Доведенные до отчаяния перспективой голодной смерти, люди вламывались в амбары с зерном, грабили хлебопекарни и булочные, нападали на обозы с зерном и мукой. Все, кто подозревался в утаивании зерна с целью спекулятивного ажиотажа и получения еще большей прибыли от его продажи, подвергались огромной опасности. Одного епископа толпа забила камнями до смерти за то, что он отказался выдать зерно голодающим. Крестьяне бросали открытый вызов землевладельцам, отказываясь выполнять феодальные повинности и платить оброк и налоги. Когда же землевладельцы в ответ пытались выдворить их за пределы своих поместий, бедняки оборонялись вилами и косами. В воздухе витал дух анархии, и многие испугавшиеся буржуа стали создавать отряды самозащиты.

Не успели молодожены возвратиться в Версаль, как все эти тревожные новости обрушились на них грозной лавиной. Однако больше всего Роза была обеспокоена сильным недомоганием бабушки, которая по этой причине не смогла принять мать Ричарда и его братьев, и те уже отбыли на родину. После столь приятного отдыха Ричард поспешил в Париж, где его ждали новые поручения британского посла, а Роза отправилась в Шато Сатори. Приехав туда, она обнаружила, что бабушка уже оправилась от болезни. По-прежнему опрятно одетая, в кружевном чепчике, почти полностью скрывавшем ее седые волосы, она сидела в библиотеке и писала письма.