— Войдите.

Когда Роза вошла, Мария-Антуанетта отвернулась от окна, в которое смотрела, и приветствовала ее ласковой улыбкой. На Розу сразу же произвел большое впечатление внешний вид королевы, одетой в бархатное платье кремового цвета, и прежде всего ее пепельно-светлые волосы, уложенные в модную, низкую прическу. Она сделала самый глубокий реверанс, который положено было, делать только перед королем и королевой.

— Добро пожаловать в Версаль, мадам маркиза! Вот мы и увиделись снова. Я помню, как мы с вами ужинали в салоне Венеры лет десять назад. Присядьте и давайте побеседуем.

И опять, как и в первый раз, Роза почувствовала какую-то особую связь между собой и королевой, хотя тогда, будучи ребенком, она не могла точно определить, откуда исходило чувство доверия и симпатии, которое нахлынуло внезапной волной. Они премило болтали и даже смеялись. Уныние и подавленное настроение Розы, преобладавшее в течение трех последних месяцев, почти рассеявшееся после примирения с бабушкой окончательно исчезли к тому времени, когда новоиспеченная фрейлина покидала библиотеку королевы, где на стене красовался герб Габсбургской династии.

Как и предупреждала мадам Этикет, дни показались Розе утомительно долгими. Она обязана была присутствовать в государственной опочивальне королевы при ее пробуждении, причем королева часто не спешила вставать с постели. Если она перед этим танцевала всю ночь, то, как правило, ей трудно было оторвать голову от подушки в кружевной наволочке, почти полностью скрытой под копной разметавшихся во все стороны пышных волос. Зарывшись лицом в подушку, она засыпала снова. Через некоторое время следовало второе пробуждение, обычно более успешное, и дама, заведовавшая гардеробом королевы, подавала ей пеньюар. Роза, чей стаж в роли фрейлины исчислялся всего лишь днями, скромно держалась на заднем плане. Пока что ей не позволяли даже дотрагиваться до пары маленьких домашних атласных туфелек, которые надевала на ноги королевы следующая после Розы по рангу фрейлина.

И все же Мария-Антуанетта не забывала о ней. В разговоре за завтраком, который неизменно состоял из чашки кофе и особых хрустящих булочек, испеченных по австрийскому рецепту, она всегда задавала Розе несколько вопросов. Затем королева принимала свое первое важное решение на день: она долго листала огромный альбом с цветными рисунками нескольких сотен платьев, входящих в ее гардероб, и делала выбор. В течение дня она успевала несколько раз переодеться. Затем приходил ее куафер, мсье Леонард, специально, каждое утро приезжавший из Парижа и, тщательно расчесывая гребнем шелковистые светлые волосы, создавал прическу — настоящее произведение парикмахерского искусства.

После ухода куафера Мария-Антуанетта иногда принимала посетителей, желавших видеть ее по тому или иному делу, а затем, облачившись в роскошное платье и драгоценности, торжественно выплывала из своих апартаментов и встречалась с королем, после чего они следовали в часовню на утреннюю мессу. Роза вместе с другими придворными дамами сопровождала их. Остаток дня был обычно занят официальными мероприятиями, после которых следовали развлечения. Предположение Жасмин не оправдалось: легкомысленная австрийка все свободное время по-прежнему посвящала поиску развлечений. Так же, как и Людовик XV, она объявила войну скуке.

Роза, здоровая и энергичная девушка, в которой жила неистребимая любовь к бурной, веселой жизни, втянулась в этот бесконечный праздник и приспособилась к напряженному ритму Версаля. Через шесть месяцев она чувствовала себя здесь как рыба в воде. Поскольку королева, как бы она шаловливо ни была настроена, в любом окружении вела себя в высшей степени пристойно, Роза поняла, что все зловредные слухи о ее развратных похождениях являются клеветой чистейшей воды.

Надо признать, что на публичных балах в Париже королева первой начинала кружиться под деревенские мелодии, не обращая внимания на то, что в вихре этих задорных танцев ее нижние юбки взлетали выше колен. И при этом она взвизгивала громче всех, словно находилась на скачках в толпе зрителей, криками подбадривающих жокеев в тот момент, когда им осталось рукой подать до финишного столба. Но Розе казалось, что все это шло от избытка чувств: она и сама испытывала нечто похожее. Теперь ей было понятно, что безудержно-веселая королева бросала этим своим поведением вызов многовековым традициям королевского двора, но рассказы о развратных оргиях в малом Трианоне и тайных ночных свиданиях в версальском парке являлись плодом воображения сплетников. Розу возмущало то, что объектом их гнусных россказней стала именно Мария-Антуанетта, женщина в душе скромная и даже робкая.

Однажды, находясь дома, она заговорила об этом с Жасмин. Розе удавалось довольно часто навещать бабушку, поскольку она не принадлежала к числу избранных спутников королевы, сопровождавших ее в поездках в малый Трианон. Иногда Роза даже проводила в Шато Сатори несколько дней.

— Многие говорят, что королеве не следует посещать балы в Опере, но ведь она и все мы обязательно надеваем маски и храним инкогнито.

Жасмин улыбнулась, приподняв брови:

— Неужели ты и в самом деле думаешь, что ее могут не узнать под маской? Это не составляет особого труда. Вы все влетаете туда, как яркие стрекозы, а королева вдобавок сверкает бриллиантами так, что у людей слепит глаза. В этом с ней никто не в состоянии сравниться. А ведь парижская Опера — это место, где сталкиваются люди всех слоев общества, и поэтому оно пользуется такой сомнительной репутацией. Не мудрено, что многие придворные возражают против ваших эскапад.

— Но ведь Опера именно потому и привлекает, что там собирается такая пестрая компания, бабушка!

— Однако, надеюсь, ты никогда не танцуешь с незнакомцами?

— Ни в коем случае! — Роза так старалась отвести хоть малейшие подозрение, что у нее даже выпятилась нижняя губа. — Королева не потерпит этого.

— Ну, что ж, после твоих слов мне стало гораздо спокойнее: у Ее величества под фасадом ветрености скрывается больше здравомыслия, чем это можно предположить.

— Она нравится тебе, бабушка?

— Да, хотя я так и не встречалась с ней с тех пор, как мы с тобой были в Версале по приглашению Людовика XV.

— Горе тому, кто навлечет на себя ее недовольство, какое бы высокое положение он ни занимал. Она терпеть не может кардинала де Рогана и даже не смотрит в его сторону. Я однажды слышала, как она сказала, что такому развратнику не пристало носить кардинальскую мантию.

Жасмин кивнула:

— Да, она знает о нем все от своей покойной матери. Ведь кардинал был когда-то посланником при австрийском дворе, и императрица настояла на том, чтобы ему вернули его вверительные грамоты и отправили назад во Францию именно из-за его скандальных связей.

Королева однажды упомянула об этом, но что еще хуже, он настолько же глуп, насколько порочен и все время лебезит перед королевой, надеясь на ее благосклонность. Он полагает, что причина ее холодного отношения заключается лишь в его вынужденном отъезде из Вены. До него никак не дойдет, что королевская чета знает гораздо больше…

— Возможно, кардинал — ее тайный враг?

— Нет, он слишком туп и тщеславен, и обхаживает королеву, чтобы добиться для себя какого-нибудь важного государственного поста.

Неприязнь придворных к королеве распространялась и на ее окружение, и стоило Розе занять место фрейлины, как она почти сразу почувствовала это на себе. Каждый, кто хранил преданность Марии-Антуанетте, немедленно становился объектом ненависти ее недоброжелателей. На Розу косо посматривали и при всяком удобном случае третировали, но она не придавала этому большого значения, пока не нашла у себя на постели листок бумаги.

— Что это? — спросила она Диану, помогавшую ей раздеться.

Горничная с удивлением уставилась на листок:

— Не знаю, мадам.

— Как он попал сюда?

— Не имею представления. Я весь вечер была здесь и выходила лишь на десять минут.

Роза стала читать, и первые же строчки привели ее в ярость.

— Это грязная и бессовестная клевета! Пасквиль в стихах на королеву! Такие распространяются на улицах Парижа и, наверное, в других городах. — Она бросила бумажку в огонь.

Расспросы других слуг не выявили виновного. К счастью, больше подобные случаи не повторялись, и Роза пришла к выводу, что пасквиль был подброшен человеком, незаметно проникшим в ее спальню.

Но это было не последним непристойным сочинением, которое она видела. Некоторое время спустя Роза в числе других сопровождала королеву в театр Комеди Франсез и при входе в большую, роскошно отделанную ложу заметила, к своему ужасу, точно такой же пасквиль, который лежал на парчовом сидении кресла королевы. Она хотела было убрать его, но королева, очевидно, успевшая понять, в чем дело, скомкала листок, бросила его на пол, наступила каблуком и не снимала с комка ноги до самого конца представления. Этот случай подтвердил предположения Розы; королеве было известно о слухах и сплетнях, но она полностью игнорировала их. И в тот вечер ее отличали обычные беззаботность и веселье. Ничто, казалось, не могло помешать ей наслаждаться жизнью, когда она этого хотела.

Роза сделала из случившегося нужные выводы и в дальнейшем старалась видеть в своей жизни в Версале лишь светлые стороны и не думать о том, что могло огорчить.

Бурный водоворот светских развлечений затянул ее всю, без остатка, и она теперь крайне редко отлучалась из Версаля, став добровольной затворницей в его позолоченных стенах. Время пролетело очень быстро, и она очень удивилась, обнаружив как-то, что провела во дворце уже целых два года. Днем ей некогда было скучать, а вечера были заполнены невероятно увлекательными балами, спектаклями и различными шумными увеселениями и торжествами. Теперь ей, так же, как и королеве, часто приходилось ломать голову над тем, какое платье надеть на танцы в зале Зеркал, а какое — для игры в карты или бильярд. Дни, когда она с раздражением напяливала на себя нарядные, экстравагантные платья, были забыты. Теперь она каждый раз обсуждала с Дианой свой гардероб на предстоящий день с такой тщательностью, какая раньше показалась бы ей просто абсурдной. — Горничные придворных дам постоянно спорили между собой, чья госпожа лучше выглядела на бале или приеме, и Диана прикладывала все усилия к тому, чтобы победить в этом споре. С присущим ей вкусом она выбирала для Розы украшения, которые помогали ей выделяться среди остальных. Розу вполне устраивало, что платья теперь были мягкими и пышными, скрывая множество нижних юбок и тонкую подкладку из ватина: кринолины и фижмы совершенно вышли из моды. Корсеты носили дамы, чьи фигуры явно не отличались стройностью, чего нельзя было сказать о Розе. Мадемуазель Бертин постоянно пополняла ее гардероб новыми платьями, а танцевальные туфельки снашивались так быстро, что башмачнику был дан заказ поставлять их раз в неделю, не дожидаясь особого распоряжения. Частенько ей приходилось залезать в долги, а потом выкручиваться, экономя на всем, просить у бабушки в долг Роза считала зазорным.