Случались дни, когда она должна была, как заводная кукла, по сотне раз делать реверансы, отличавшиеся друг от друга тонкими нюансами. Все зависело от того, кого на сей раз представляла ее наставница. Практиковались даже уроки вне дома. Роза садилась в портшез и в случае, если навстречу попадалась особа королевской крови, обязана была приказать своим носильщикам остановиться и, выйдя из портшеза, сделать реверанс. Другое дело, если она ехала в карете. Тогда она тоже могла приказать кучеру остановиться, но должна была оставаться внутри и ждать, пока король или кто-нибудь из его высочайших родственников не проследует мимо. Часто у Розы просто голова шла кругом.

Королева прислала самую лучшую наставницу, герцогиню де Нуаль по прозвищу мадам Этикет, которое дала ей сама Мария-Антуанетта сразу же после своего прибытия во Францию. Эта наводившая на всех ужас дама тогда сопровождала ее повсюду и чуть ли не каждую минуту поправляла, поучала и зорко следила за ней вплоть до того дня, когда эрцгерцогиня Австрийская стала королевой Франции и поспешила избавиться от ее гнетущего общества.

— Выбросили, как старую перчатку… — ворчала мадам Этикет, жалуясь друзьям. Затаив злобу, она встала в ряды самых непримиримых врагов королевы, хотя в Шато Сатори старалась этого не показывать.

— Да что с вами такое сегодня? — резким тоном произнесла мадам Этикет. — Перестаньте напускать на себя такой мрачный вид. Находясь в приятной компании, вы обязаны только улыбаться, такое лицо, как у вас, — это верх неучтивости. Держите ваше плохое настроение при себе и никому его не показывайте. Точно также вы не должны никогда говорить о смерти, за исключением тех случаев, когда вы выражаете свое соболезнование сразу после этого печального события. В дальнейшем вы должны себя вести так, будто этого никогда не случается, даже если умрет ваш собственный муж.

— Это жестоко и бессердечно!

Глаза мадам Этикет возмущенно засверкали:

— Эти манеры вырабатывались при дворе не сразу, а в течение нескольких сотен лет, и главная их цель — сделать придворную жизнь более приятной и показать место, которое занимает тот или иной знатный кавалер или дама в аристократической иерархии. Протокол нельзя подвергать сомнению, ему нужно повиноваться, мадам маркиза! Итак, продолжим. Вообразите, что вы — герцог и пришли на мессу в королевскую часовню. Как вы разместите на мраморном полу подушку сидения и стояния на коленях?

— Под определенным углом.

— Почему?

— Потому, что только принцы крови имеют право располагать их подушки прямо.

— Хорошо. Какое объявление должно висеть на двери ваших апартаментов, если вам придется покинуть вместе с двором Версаль?

— Там должно быть написано: «Для маркизы де Шуард», если мне положено оказывать все знаки почтения. В противном случае там должно стоять лишь одно имя без указания титула.

— Правильно. Многие дали бы отрезать себе уши лишь бы получить это «Для» на своей двери, но это не так-то легко.

Вопросы сыпались без остановки. Мадам Этикет была склонна к сарказму, и Роза довольно быстро возненавидела ее, полагая, что не зря королева избавилась от такого общества.

Отношения Розы и Жасмин оставались неопределенными. Из-за уроков этикета им приходилось бывать вместе гораздо реже, чем прежде. Даже завтраки, обеды и ужины превратились в своего рода уроки, когда мадам Этикет говорила, что это банкет в честь важного иностранного посланника или еще что-нибудь в этом роде. Иногда у Розы так и чесались руки взять тарелку с бульоном и вылить прямо на безукоризненную прическу этой вредной дамы.

Жасмин чувствовала себя убитой горем. После пережитого шока все силы, казалось, постепенно оставляли ее тело. Она стала ходить с тростью, но следовала примеру Мишеля и всегда старалась держаться прямо и не сгибать спину. Внешне ее отношения со внучкой выглядели прежними, однако исчезли непринужденность, шутка, смех. Между ними разверзлась пропасть, и даже когда Роза делала ей спокойной ночи и целовала в щеку, казалось, что этот поцелуй проделал путь во много миль и превратился в ледышку.

Возникла необходимость полностью обновить гардероб Розы, и с этой целью в Шато Сатори прибыла мадемуазель Бертин, личная портниха королевы. Кринолины и высокие куафюры вышли из моды — при дворе теперь носили обычные юбки с разрезом спереди, внутри которого виднелась вторая юбка — красиво вышитая или контрастирующая по цвету с первой. Когда все платья Розы были готовы, их сразу доставили в ее версальские апартаменты, где они и дожидались прибытия хозяйки.

В день своего шестнадцатилетия Роза покинула Шато Сатори в сопровождении Жасмин, которая хотела проводить внучку и заодно посмотреть на ее апартаменты. Ранним утром туда предварительно отправилась горничная Розы, Диана Арно, чтобы распаковать и разложить все вещи. Диана была внучкой верной служанки Жасмин, Леноры, и тоже прошла особую подготовку для жизни в Версале. Диана была на три года старше Розы и отличалась спокойным и рассудительным нравом. На нее можно было положиться, и Жасмин не испытывала опасений насчет того, что новые слуга воспользуются неопытностью Розы и обворуют ее. В течение всей поездки в карете царило молчание. Жасмин хотелось воспользоваться этой последней возможностью и, заключив в свои объятия Розу, перешагнуть пропасть отчуждения, но Роза сидела с совершенно неприступным видом и, демонстративно отвернувшись, смотрела в окно холодными невидящими глазами.

Жасмин со страхом думала о том, что ей придется подниматься по лестницам, ведь апартаменты Розы находились на третьем этаже. Однако прибыв в Версаль, они узнали, что до сих пор действует винтовой лифт, который был установлен еще в те времена, когда мадам де Помпадур жила на том же этаже. Лифт избавлял ее от необходимости по нескольку раз в день подниматься и спускаться по лестнице: хрупкой Ренетте это было не под силу. Когда она перебралась в более удобные апартаменты на первом этаже, лифтом почти перестали пользоваться. Для Жасмин этот короткий подъем был в новинку и даже доставил ей некоторое удовольствие.

Покои Розы состояли из крошечного будуара, спальни и ванной, где стояли печка, обложенная орнаментированным кафелем, и ванна из зеленого мрамора, откуда вода стекала в отверстие с решеткой в мраморном же полу. Все помещения были выдержаны в голубовато-белых и золотых тонах, обстановку заменили на новую незадолго до вселения туда Розы. Стены были увешаны гобеленами и савоннскими коврами. Роза подошла к окну с шелковыми занавесками кремового цвета и посмотрела вниз на черно-белый двор перед восточным крылом. Если посмотреть чуть наискосок направо, то можно было увидеть окна и балкон государственных покоев короля, расположенных этажом ниже. Пока она не вымолвила ни слова.

— Здесь довольно-таки уютно, — сказала Жасмин, для которой эта гнетущая тишина становись невыносимой, и медленно опустилась на желтую софу, обтянутую шелком.

Роза в отчаянии ударила кулаком по ставне.

— Это моя тюрьма! — вскричала она и повернулась, желая продолжить свою гневную тираду, но увидела лишь искаженное болью лицо бабушки, которая здесь, в этом чужом месте, была символом любви и заботы.

И тут угрызения совести охватили ее и заставили броситься перед бабушкой на колени.

— Я была жестока с тобой, бабушка! Да, теперь я понимаю, ты была права. Ты сделала то, что обязана была сделать. Мне было трудно простить тебя, но теперь я вижу, как глубоко ошибалась. Это я должна просить у тебя прощения за эти три долгих месяца, когда я жила, словно отгородившись от тебя стеной.

Жасмин ласково погладила непокорные локоны внучки, уткнувшейся ей в колени.

— Успокойся, дорогая моя! Не огорчайся понапрасну. Я все понимала и все-таки даже не смела надеяться, что мы снова будем друзьями.

Роза подняла заплаканное лицо:

— Всегда! Только позови, и я сразу же приеду к тебе, где бы мне ни случилось быть в эту минуту.

— Конечно, конечно… — Жасмин вынула из сумочки надушенный платок и дала его Розе, чтобы та утерла слезы. — Давным-давно я поняла: если ничего нельзя изменить, значит, нужно изо всех сил выискивать в своей жизни светлые стороны. Думаю, что и здесь не все так плохо, как тебе кажется на первый взгляд. Под этой крышей ты встретишь много чрезвычайно талантливых и интересных людей, известных на только во Франции, но и во всем мире. Общение с ними обогатит твой внутренний мир и с лихвой возместит те трудности, которые ты будешь испытывать в Версале из-за строгих правил этикета. Не порывай со старыми знакомыми и друзьями, и ты не будешь чувствовать себя здесь пленницей, как тебе кажется сейчас. — Она погладила Розу по щеке. — А теперь я бы не прочь выпить чашечку ароматного китайского чая. Дёрни за этот шнурок, и мы посмотрим, что из этого выйдет.

Роза улыбнулась сквозь слезы, все еще продолжая комкать в руках бабушкин носовой платок.

— Я отомщу мадам Этикет тем, что буду прихлебывать чай прямо из блюдца! — шаловливо пригрозила она.

Жасмин сделала суровое лицо и притворно замахнулась сложенным веером:

— Только не в моем присутствии!

Выпив чай, она попрощалась с Розой и покинула Версаль, а Розе предстояло еще познакомиться со своими слугами, которых было десять (а у королевы целая сотня), и переодеться, чтобы успеть представиться Марии-Антуанетте в шесть часов. Жасмин опять воспользовалась лифтом, чтобы спуститься вниз, а Роза быстро сбежала по лестнице, чтобы встретить бабушку у выхода (кстати, сам лифт и шахта были обтянуты шелком) и помочь ей дойти до экипажа. Они обнялись, и Жасмин, к своей радости, заметила, что Роза немного приободрилась. С успокоенной душой и сердцем она отправилась в Шато Сатори.


Обычно Мария-Антуанетта никогда не принимала новичков в своем малом кабинете, состоявшем из нескольких уютных небольших комнат, предназначенных для отдыха и уединения, куда можно было пройти через потайную дверь из государственных спальных покоев, но в этот раз она вспомнила о том, как угнетающе действовала на нее непривычная обстановка в первые дни после приезда во Францию. Она решила, что новая фрейлина будет гораздо лучше чувствовать себя в спокойной, домашней обстановке ее маленькой библиотеки. Не в пример королю, который даже государственные дела решал в своей прекрасной новой просторной библиотеке, Мария-Антуанетта не отличалась особым пристрастием к чтению, но несколько ее любимых книг стояли за стеклянными дверцами шкафов, задние стенки которых были оклеены зеленым шелком. Там же находилась и коллекция покрытых лаком безделушек. В дверь постучали.