Ленора принадлежала к той редкой породе людей, которые всегда просыпаются с улыбкой на устах. Так случилось и в этот раз, но когда она, поморгав от сна, рассмотрела хозяйку получше, то улыбка тут же померкла.

— О, мадам, да что такое с вами… — и девушка осеклась на полуслове, а щеки покрылись пунцовым румянцем, когда она поняла, в чем дело. Она живо вскочила на ноги. — Я сейчас спущусь в кухню и нагрею воды, чтобы вы приняли ванну. В теплой воде у вас сразу перестанут болеть все эти синяки и ссадины. — Она опять замолчала, вспомнив, что слугам нельзя даже вида подавать в подобных случаях. Им надлежало вести себя так, будто ничего не случилось. Но ее хозяйка даже не поморщилась: наоборот, она благодарно кивнула:

— Спасибо. Умыться в теплой воде мне сейчас и в самом деле не помешало бы.

Жасмин вспомнила, как ей однажды говорили, что первое инстинктивное желание, которое появляется у жертвы изнасилования, — начисто вымыться. Она теперь хорошо понимала эту реакцию, ибо сейчас сама испытывала нечто похожее. Жасмин согнула ноги в коленях, а затем подтянула их руками к животу, и благодаря такому ухищрению ей удалось погрузиться в воду полностью, по самый подбородок. Над поверхностью воды выделялся лишь ее нос и рассыпавшиеся волосы. Ванна была очень маленькой и неудобной, но от воды исходил приятный запах розы — это Ленора добавила туда несколько капель душистого розового масла. Искупавшись и вымывшись с мылом, Жасмин с чувством облегчения забралась в чистую постель, застеленную белоснежными накрахмаленными простынями. Однако прошло еще несколько минут, прежде чем ей удалось заснуть.

Когда она проснулась, был уже полдень. Ленора принесла ей чашку горячего шоколада, но Жасмин пришлось пить его, поднося чашку сбоку, ибо ее нижняя губа была стерта в кровь ртом Сабатина, который набрасывался с такой зверской силой, что расплющил ей губы в нескольких местах. Топот, голоса, шуршание веников, звуки льющейся воды и прочие признаки бурной деятельности свидетельствовали о том, что слуги с утра принялись за наведение порядка в замке. Очевидно, вчерашний разговор со слугой и горничной возымел действие. Жасмин унаследовала от матери привычку отдавать распоряжения властным, не терпящим возражений тоном, и слугам даже в голову не приходило оспаривать их.

Вспомнив о матери, Жасмин закрыла глаза, и ее охватила страшная неизбывная тоска, жалящая в сердце больнее змеи. Даже в детстве она так не нуждалась в ней, как сейчас. Как было бы хорошо ощущать ее присутствие рядом, чувствовать прикосновение утешающих рук и силу ее характера, на которую можно было бы опереться в этой страшной ситуации. Впервые Жасмин представляла в роли защитника именно мать, а не отца, и это не было связано с подкосившей его болезнью. Сейчас, по прошествии какого-то времени, испытав огромное потрясение, она вдруг открыла, что решающее влияние на ее воспитание оказала мать: она честно пыталась подготовить ее к любым испытаниям, которые могли ждать ее в жизни, развеять иллюзии о веселом и безбедном существовании, легенду о розовых садах будущего, сочиненную отцом.

Сегодня она напишет Маргарите длинное письмо, первое из тех многих, которые ей предстоит написать в течение долгих лет одиночества, ожидающих ее впереди. Она не будет рассказывать о том, как плохо у нее сложились отношения с мужем: у матери и без того хватает волнений. Вместо этого она передаст свои путевые впечатления, расскажет о красивом ландшафте, окружающем замок Вальверде, и превосходном интерьере замка. Нужно будет упомянуть и о Генриэтте, но без подробностей. Знакомство с этой женщиной еще впереди. Но самое главное — она установит связь с домом. Та тоска по родным, которую Жасмин испытывала, пока ехала сюда, показалась ей сущими пустяками по сравнению с тем чувством, которое охватило ее сейчас и добралось до самой глубины сердца.

Жасмин заперлась в своей комнате и целых три дня никуда не выходила, пока не убедилась, что в ту ужасную ночь она не забеременела. Того, что было, не должно больше повториться! Однажды во время урока в мастерской она случайно подслушала разговор между двумя работницами, очень ее заинтересовавший. Речь шла о самых верных и простых способах определения беременности, а также о предохранении от нее: теперь эти сведения оказались как нельзя более кстати, потому что никакие замки на дверях не помогут, если Сабатину захочется войти. Жасмин также чувствовала, что никогда не сможет полюбить ребенка, зачатого от Сабатина.

Ленора рассказывала всем, что ее хозяйка устала от долгой дороги и была не в состоянии даже пальцем пошевелить. Это выглядело вполне правдоподобно и не вызвало никаких пересудов, хотя некоторые горничные высказали предположение, что Жасмин забеременела еще до приезда в замок Вальверде, а после тяжелой дороги ее состояние ухудшилось. Ленора также проверила покои, которые уже были полностью готовы, и сказала, что они выглядят просто великолепно, но Жасмин все равно не покинула своего временного убежища, пока у нее не зажила разбитая губа и лицо не приобрело прежний вид. Поскольку почти все ее платья имели на груди большой вырез, как предписывалось канонами моды, Жасмин пришлось некоторое время пользоваться кружевными шалями, чтобы скрыть синяки.

Сначала Жасмин осмотрела помещения, которые уже были приведены в порядок, ибо замок был настолько огромен, что вымыть и выскоблить все залы, гостиные, спальни, кабинеты и коридоры не представлялось возможным. Прислуга уже успела окрестить ее мегерой. Она имела обыкновение надевать пару белых перчаток и проводить кончиком пальца по поверхности или краю того или иного предмета обстановки или по стене. Однажды она пришла в ярость, когда при проверке библиотеки, считавшейся убранной, обнаружилось, что ни одну книгу не сняли с полок и не протерли от пыли. Жасмин так пристыдила слуг, что у них даже уши покраснели.

Затем внимание Жасмин привлекло большое, заросшее сорняками пространство с южной стороны замка. Когда-то там был разбит цветник, который радовал глаз тех, кто подходил к окнам и обозревал окрестности. За неухоженными зарослями малины находился огород с множеством ровных и длинных грядок, аккуратно прополотых. Чувствовалось, что здесь поработала умелая рука. Жасмин стала разыскивать садовника, который, насколько ей уже было известно, числился в штате прислуги. Вскоре ее глазам предстала полуразвалившаяся хижина, на которую страшно было посмотреть. Старый садовник сам соорудил для себя это жилище на просторной террасе у высохшей ямы, которая когда-то была замечательным прудом. Жасмин вошла в хижину, внутри которой господствовал полумрак, и чуть было не потеряла сознание от страшной вони, ударившей ей в нос.

— Перенесите ваши пожитки на сеновал над конюшней и спите там, — раздраженно сказала герцогиня обитателю лачуги. — А эту гадость спалите немедленно. Я пошлю кого-нибудь в город нанять вам помощников помоложе, которых вы сможете обучить своему ремеслу.

Старый садовник смотрел на госпожу, разинув рот. Неужели этот внезапно налетевший вихрь изменений означал, что будут выделены деньги на закупку новых саженцев, семян, садового инвентаря и всего прочего? А может быть, даже и ему дадут хоть немного денег, чтобы купить холщовые штаны и рубаху и выкинуть это истлевшее рубище? В нем снова вспыхнули надежды, как тогда, в молодости, когда он приступил к созданию красивого парка с цветниками, прудами и оранжереями, однако ему одному оказалось не под силу воплотить все эти грандиозные замыслы: хозяева умерли, а их наследнику было наплевать на все затеи, которые требовали затрат. Словно очнувшись, старик вздрогнул и тихо сказал:

— Неплохо было бы, если бы вы сначала прислали мне несколько мальчишек пропалывать грядки. Я постараюсь их заодно чему-нибудь научить.

Жасмин вернулась в замок и отправила в город одного из версальских лакеев. Ему было дано поручение повесить там объявление, в котором говорилось, что на работу в замок Вальверде приглашаются лакеи, садовники и экономка. Теперь оставалось еще одно важное дело — поближе познакомиться с Генриэттой. По словам Леноры, эта старая дама заперлась в своих покоях, убежав с галереи, когда они вошли в зал, и герцогу так и не удалось убедить ее выйти. Эта весть не удивила Жасмин, ведь Сабатин насмерть перепугал Генриэтту.

Жасмин поднялась на верхний этаж, где еще не была ни разу. Большая часть помещений здесь давным-давно не использовалась. И тут ей вспомнился случай: вдова какого-то вельможи много лет прожила в комнатке под самым чердаком одного из крыльев Версальского дворца, и никто даже не знал о ее существовании. Это запросто могло повториться и здесь, в замке Вальверде. Сомнительно, чтобы Сабатин стал проявлять какой-то интерес к этой старушке, и разве что слуги из жалости или по привычке будут носить ей еду, пока она незаметно и тихо не скончается, так и не появившись больше из своих покоев. Словно в подтверждение этих размышлений Жасмин, подойдя к двери, увидела на столике поднос с остатками еды. Она стукнула в дверь два раза.

— Кто там? — послышалось изнутри.

Жасмин заколебалась. Этот простой вопрос поставил ее в тупик. Сказать, что она жена Сабатина? Но это может вызвать у Генриэтты неприятные ассоциации. И тогда она назвалась несколько по-иному, без упоминания имени своего мужа, которое, как показалось Жасмин, больше всего наводило страх на бедную старушку:

— Жасмин-Мари, герцогиня де Вальверде.

Последовала долгая пауза. Затем послышался скрежет отодвигаемого засова и дверь чуточку приотворилась. Генриэтта подозрительным взглядом ощупала фигуру Жасмин, которая присела перед ней в реверансе, зашуршав юбками цвета бледно-лиловой сирени. Щель в двери немного расширилась. Целая вечность канула с тех пор, как благородная дама оказывала Генриэтте подобные знаки уважения.

— А Сабатина нет с вами? Ну, тогда входите.

Сделав шаг вперед, Жасмин окунулась в еще более давнее прошлое, чем когда вошла в спальню покойной герцогини. Покои Генриэтты состояли из прихожей, гостиной и спальни, и все эти помещения были заполнены всякой всячиной, скопившейся здесь в течение всей жизни старой дамы, — начиная от деревянных кукол, с которыми она играла, и вееров ее девичества и кончая десятками портретов, изображавших ее предков: некоторые из них так выцвели, что уже невозможно было разобрать лица, нарисованные маслом на дереве. Старое венецианское зеркало с радужными бликами соседствовало с фарфоровыми вазами, красивыми, но бесполезными безделушками — подарками с ярмарок, пучками выцветших лент, которые вплетались женщинами в их прически много десятилетий назад, изделиями из нефрита, маленькими перламутровыми шкатулками, инкрустированными золотом и многими другими любопытными вещицами. Там были и каменный барельеф времен римских императоров, и трон епископа из слоновой кости — явно византийского происхождения.