Они были бы в этом возрасте уже не любовниками, а любящими друзьями.

— Не умирай, мой дорогой Лорент… — прошептала она, целуя его вялые безжизненные пальцы. — Позволь мне теперь позаботиться о тебе и любить тебя так же, как все это время ты любил меня.

К утру состояние Лорента не претерпело серьезных изменений. Прибыл молодой доктор, собиравшийся вновь сделать больному кровопускание, но его отослали назад, даже не подпустив к дверям спальни. Маргарита приготовила немного питательной жидкой смеси и понемножку вливала ее чайной ложкой в рот Лоренту, который на этот раз не отрыгнул ни единой капли. Его сон стал не таким тревожным, и Маргарита сочла это за обнадеживающий признак. На следующий день он окреп настолько, что даже пытался заговорить с ней. Когда он обнаружил, что язык совсем не слушается его, в его глазах появился страх. Маргарита поспешила успокоить мужа:

— Тебе не о чем беспокоиться! Ты заболел, мой дорогой, но скоро силы и речь вернутся.

— Жасс… — выдавил он из себя с огромным усилием.

— Жасмин была здесь все, время. Я с трудом убедила ее выйти во двор подышать свежим воздухом. Она скоро вернется.

Лорент очень разнервничался.

— Жасс… рочь… — проговорил он. Затем усталость взяла свое, и против своей воли он вынужден был лежать молча, с закрытыми глазами.

Жасмин очень обрадовалась, услышав, что отец спрашивал о ней, и опять села на стул у его кровати, с нетерпением ожидая его пробуждения. Когда Лорент открыл глаза и увидел над собой озабоченное лицо дочери, из его горла вырвались странные звуки, похожие на крик. Жасмин взяла его здоровую руку и прижала к щеке.

— Не волнуйся, папа! — умоляла она так, словно опять стала ребенком. — Я останусь с тобой, пока ты не выздоровеешь.

К ее ужасу, отец выдернул свою руку и начал махать ею, показывая, что дочь должна немедленно оставить его. Он пришел в такое исступление, что Жасмин в слезах выбежала из комнаты. И лишь тогда Лорент успокоился. В его глазах ясно читалась огромная боль и страстное желание быть понятым. Маргарита сама исстрадалась настолько, что с трудом сдерживала слезы.

— Что случилось, дорогой мой?

И Лорент опять повторил те же самые обрывки слов:

— Жасс… …рочь.

— Ты хочешь, чтобы Жасмин ушла прочь? — Она увидела, что в глазах мужа блеснули довольные искорки. Все же ей не до конца было ясно, почему он желает удалить от себя Жасмин и на какой срок.

— Ты хочешь, чтобы она не приходила к тебе, пока ты не поправишься?

Он утвердительно замычал, а затем вдруг совершенно неожиданно произнес несколько довольно отчетливых слов:

— К моей… …невестке… во Флоренцию.

— Ты хочешь, чтобы Жасмин уехала в Италию? — воскликнула Маргарита. — Но дорогой, в этом нет необходимости. Она может оставаться здесь, пока ты не пожелаешь видеть ее! — И тут же по реакции больного Маргарита поняла, что не верно истолковала его слова. Она сделала еще одну попытку, ибо поняла, что Лорент не бредил, а наоборот, мыслил ясно и трезво. — Хорошо. Я постараюсь догадаться, в чем дело. Ты думаешь, что она все еще не забыла маркиза де Гранжа, а поскольку ты теперь не в состоянии оградить нашу дочь от его происков, то хочешь, чтобы она уехала во Флоренцию, где будет в безопасности?

Лорент утомленно закрыл глаза. Похоже было, что на этот раз она догадалась-таки о том, что было скрыто за бессвязными обрывками слов, которые с трудом выговаривал муж.

— Жасс… — снова тихо забормотал он.

Увидев, что Лорент уснул, Маргарита оставила с ним Берту, а сама отправилась на поиски Жасмин, которая все еще плакала. При приближении Маргариты она села на диване, где до этого лежала, горько рыдая. Ее глаза блестели от слез.

— Он позволит мне посидеть с ним сейчас?

Со вздохом Маргарита опустилась рядом с дочерью и рассказала об опасениях Лорента.

— Возможно, нам придется сделать вид, что мы исполнили его пожелание, иначе он по-прежнему будет волноваться и это не лучшим образом скажется на его здоровье, которое и без того очень хрупкое…

Жасмин в изумлении уставилась на мать:

— Но Фернанд не представляет для меня никакой опасности! Теперь он для меня пустое место. Я много раз хотела сказать отцу, что мое будущее будет связано с кем-нибудь другим. — В ее голосе вдруг прозвучала радостная догадка: — Я знаю, это король, мамочка! Мой Луи, с которым я играла в детстве. Он хочет, чтобы я была в Версале, когда он вернется.

В течение нескольких секунд Маргарита молча, как бы не веря своим ушам, всматривалась в лицо дочери.

— Ах ты, дурочка!.. — с трудом выдохнула она наконец. — Ты что, так и будешь делать одну глупость за другой? Как ты думаешь, долго ли герцог Бурбонский позволит тебе оставаться в Версале? Каждому известно, что инфанту отослали назад лишь по одной причине — освободить короля от старых обязательств и как можно быстрее женить. Ни одна женщина, которая любит мужчину всем сердцем, никогда не согласится делить его с другой!

Жасмин опустила ноги на пол и встала, с откровенной бравадой глядя на мать:

— Я никогда не говорила, что люблю Луи! Любви, о которой ты твердишь, нет и быть не может! Ничего, кроме несчастья, это не приносит. Но мне он нравится своим добрым и спокойным характером. Он любит меня. И ты слишком преувеличиваешь возможности герцога Бурбонского: Луи никогда не позволит ему выгнать меня из дворца. Он согласится взять в жены любую невесту по их выбору, потому что это делается чисто из политических соображений и его личные чувства не имеют к этому никакого отношения. Но его желание непреклонно — я должна навсегда быть с ним, и я приму его предложение.

Маргарита отвернулась, терзаемая желанием возопить в отчаянии к небесам. До тошноты противное чувство собственного бессилия убивало ее. С момента рождения дочери она хотела лишь одного — чтобы Жасмин познала радость бессмертной любви, такой, какую посчастливилось познать ей. Только такая любовь действительно обогащает жизнь, наполняет ее истинным смыслом. Слова, услышанные только что из уст Жасмин и явившиеся для Маргариты жестоким разочарованием, означали только одно: воспитывая дочь, она где-то совершила роковой просчет. У Жасмин был слабый характер, она слишком легко поддавалась чужому влиянию и не умела обуздывать свои желания. Вину за это Маргарита целиком возлагала на себя, потому что позволила мужу баловать и лелеять Жасмин, как тепличный цветок, и удовлетворять все ее прихоти и капризы. Теперь девушке грозила серьезная опасность, и Маргарита сходила с ума, предвидя катастрофу и не зная, как ее предотвратить.

— Ты очень своенравна, но все же постарайся не огорчать отца, — безнадежно произнесла Маргарита. — Он перестанет просить отослать тебя прочь, если ты убедишь его, как и меня, что маркиз де Гранж больше ничего для тебя не значит.

Жасмин надменно вздернула подбородок:

— Я говорила вовсе не так! Неужели ты считаешь меня настолько ограниченной и черствой, что думаешь, будто я могла так быстро забыть, чем Фернанд был в прошлом и что он сейчас еще значит для меня? Разница в том, что теперь любовь и ненависть смешались, и я пока не могу решить, какое из этих чувств сильнее, а иногда мне кажется, что я равно люблю и ненавижу его. Но я никогда больше даже не посмотрю на него, клянусь! Вот почему мне нужно сейчас опереться на нежность и ласку Луи. Он будет преданно любить меня и заботиться обо мне, и этой любви с лихвой хватит на всю мою жизнь.

Маргарита в растерянности и отчаянии сжала пальцы так, что они хрустнули. Затем руки ее сами собой разжались и бессильно повисли:

— А может, тебе и в самом деле поехать во Флоренцию? Там тебя не сможет достать ни король, ни герцог Бурбонский, ни кто-либо еще. Несмотря на болезнь, Лорент, как я теперь убедилась, рассуждает куда более здраво, чем мы с тобой.

Лицо Жасмин смягчилось, и она посмотрела матери в глаза:

— И ты думаешь, что Луи сразу же не пошлет за мной? Как можем мы — ты, я или отец — противиться воле короля Франции?

Маргарита тяжело вздохнула. То, что сказала Жасмин, было правдой.

— Ну, тогда давай побережем покой твоего отца и ничего не будем рассказывать до тех пор, пока он немного не окрепнет.

Хотя Маргарита, как могла, подготовила Лорента к разговору с дочерью и он выслушал заверения Жасмин в том, что Фернанд отныне никогда не будет играть никакой роли в ее жизни, после этих слов его охватило еще более сильное волнение. Он по-прежнему настаивал на немедленном отъезде Жасмин, и при этом из его глаз струились слезы, а из горла слышались хватающие за сердце жалобные стоны. Маргарита ласково приподняла его голову и осторожно прижала к своей груди, как бы убаюкивая его.

— Не плачь больше, мой дорогой! — умоляла она, сдерживая слезы, комом подкатившие к горлу. — Жасмин обязательно уедет! Я немедленно отправлю ее во Флоренцию.

Лорент тут же успокоился, полагаясь на ее слово, и, все еще держа его голову у своей груди, Маргарита с грустью подумала, что впервые за всю их совместную жизнь ей пришлось прибегнуть ко лжи. Ее план был простым: Жасмин будет держаться подальше от спальни Лорента и вообще от этой части дома, чтобы ни единым звуком не выдать своего присутствия, ибо, несмотря на болезнь, разум Лорента оставался ясным, если не считать этой навязчивой идеи удалить Жасмин подальше от Версаля. Узнать о договоренности короля с ней он никак не мог, потому что Жасмин никому не говорила об этом, а Людовик от природы отличался большой скрытностью и предпочитал больше слушать, чем говорить. По сути, ее присутствие в Версале в момент возвращения короля должно было поставить герцога Бурбонского перед свершившимся фактом и лишить его возможности предпринять какие-либо ответные меры.

И вот накануне того дня, когда Жасмин и Маргарита собирались ради успокоения Лорента устроить спектакль с отъездом, в Шато Сатори прибыл гонец с письмом от герцога Бурбонского, которое избавило их от необходимости разыгрывать постыдный фарс. Письмо было адресовано Лоренту. Маргарита распечатала его сама: точно так же она поступала и с другой корреспонденцией, приходившей на имя мужа. В послании говорилось, что она и ее супруг должны прибыть вместе с дочерью в Версаль к одиннадцати часам утра следующего дня, как и было установлено ранее между герцогом и Лорентом. О причине такого приглашения можно было догадаться по одной-единственной фразе: что Жасмин должна была взять с собой все, что могло ей понадобиться для жизни вне дома.