Разумеется, он вовсе не предполагал, что здесь прячется зрительница, заставшая его за таким странным занятием, недостойным короля. Жасмин прекрасно понимала это и решила оставаться на своем месте, предположив, что король не заметит ее.

Однако все получилось не так, как она рассчитывала. Оказавшись почти в конце зала Зеркал, король резко уперся каблуками в пол и подтянулся так сильно и мощно, что въехал по гладкому полу ногами вперед прямо в зал Мира и как раз туда, где стояла Жасмин. Щеки короля стали пунцовыми от смущения; он тут же вскочил и принялся отряхивать от пыли свой бархатный камзол.

— А я и не знал, что тут кто-то есть…

Жасмин церемонно присела в реверансе:

— Разрешите поздравить вас с возвращением в Версаль, сир. Будьте уверены, что нет на свете лучшего способа рассматривать потолки. Жаль, что я сама до этого не додумалась.

Король учтиво поклонился. Их глаза встретились. Он смотрел на нее несколько озадаченно, а в ее глазах ясно читалось искреннее желание сгладить эту неловкость и сделать все, чтобы он чувствовал себя легко и непринужденно. Поняв сомнения друг друга, они одновременно улыбнулись.

— Благодарю вас, мадемуазель! Раз уж вы знаете, кто я такой, то теперь назовите свое имя.

— Я — Жасмин, дочь барона Пикарда.

— А почему вы здесь одна?

Жасмин объяснила, что пока ее отец был занят делами где-нибудь во дворце, она обычно бродила по залам, любуясь картинами, скульптурами и разными другими восхитительными предметами. Затем она добавила:

— Мы встречались с вами и раньше. Это было очень давно, и вы, наверное, уже забыли об этом.

— Испытайте меня, мадемуазель Пикард! Я горжусь своей памятью.

В этом отношении, он явно хотел следовать примеру своего знаменитого прадедушки. Жасмин покачала головой:

— Нет, это невозможно, вам тогда было, наверное, года два, не больше. Вас привезла в наш дом герцогиня де Вентадур. Мне рассказывали, что мы с вами любили играть вместе.

Этого времени он, конечно, не помнил, но знал, что герцогиня, любившая его, как собственное дитя, спасла его от опасности. Даже его прадедушка, находясь уже на смертном одре, говорил о ее преданности. Но когда королю исполнилось семь лет, регент удалил его опекуншу, запретив ей даже видеть своего воспитанника, и отдал его в руки суровых наставников. На этом время доброты и любви в его жизни закончилось. Отныне он жил в одиночестве и научился скрывать свои мысли и чувства, став осторожным, замкнутым подростком. Но в этой девушке было что-то такое, от чего в ее присутствии ему дышалось свободно и легко. Если бы кто-то еще увидел, как он лежит на спине, словно малолетний оборванец в канаве, это вызвало бы у короля вспышку гнева. Никому не было позволено испортить день, когда его переполняла такая светлая, тихая радость возвращения в Версаль! Но Жасмин Пикард, хотя и была невольным свидетелем его странного поведения, не вызывала у него никакой обиды или злости. Наоборот, он испытал еще больший восторг. Встреча с этой девушкой была добрым предзнаменованием, ибо символизировала связь с тем единственным временем, когда он был по-настоящему счастлив.

— Я знаю об этих событиях, и мне хотелось бы связать оборванные нити. Полагаю, вы не откажетесь почаще навещать Версаль после возвращения сюда двора.

— Это для меня большая честь, сир. — Она опять присела в реверансе и затем как бы невзначай слегка попятилась назад, давая тем самым понять, что не желает больше мешать королю предаваться сладостным воспоминаниям о месте, где прошло его раннее детство. Проходя по залу Зеркал, она встретила придворных из королевской свиты, искавших короля, и поняла, что скоро этот небольшой период мирного созерцания и размышления для него закончится. Лорент, которому она сразу рассказала о встрече, был доволен и горд.

Двор возвратился в Версаль, и всем казалось, что он никогда и не уезжал отсюда. Разумеется, многие придворные предпочли бы остаться в Париже, но там, где король, там и его милости в виде наград, чинов, доходных должностей и всего того, что составляло суть жизни придворных и к чему они стремились. Лорент и Маргарита узнали, что их имена, а так же имя их дочери внесены в список гостей королевского двора. Теперь они стали регулярно получать приглашения на концерты, спектакли и балы. Хотя большая часть всех этих развлечений проходила без участия молодого короля, все же он исправно являлся, если там присутствовала семья Пикард. Дружеские отношения между Жасмин и Людовиком развивались и крепли настолько, насколько вообще в его положении можно было иметь друзей, ведь король, круглые сутки находившийся под бдительным оком придворных и охраны, редко бывал предоставлен сам себе, не в состоянии вырваться из рамок того строгого распорядка, в соответствии с которым неспешно и величаво протекала его жизнь. Даже его могущественный прадед был бессилен что-либо изменить. От пробуждения и до отхода ко сну все было заранее расписано по часам; считалось, что жизнь монарха, в том числе и ее глубоко интимные стороны — дело государственное. Сколько раз, отчаявшись, он мечтал об уединении, о жизни, свободной от пристальных взглядов десятков, а то и сотен пар глаз с утра до вечера… Про себя он давно уже твердо решил, что когда придет время и кончится опека регента, он создаст для себя где-нибудь в Версале укромный уголок.

Вихрь светских развлечений Версаля окончательно вскружил голову Жасмин, которая испытывала огромное наслаждение, посещая балы. Она появлялась на них в пышных платьях из атласа или тафты пастельных тонов, а ее волосы всегда были переплетены лентой и украшены цветком.

Мода менялась. Солдаты всегда носили парики, которые для удобства были стянуты назад в косичку, а теперь это стало новым стилем придворных франтов. Их парики казались не такими громоздкими и тяжелыми, а косички украшались бантами, и только консерваторы и старики еще продолжали цепляться за старую, отжившую моду.

В шестнадцать лет Жасмин была одной из самых привлекательных девушек, которые появлялись при дворе, и успела испытать несколько мимолетных увлечений, порхая, как бабочка, от одного красивого кавалера к другому, более обаятельному, а таких в Версале насчитывались многие десятки. Лорент уже отклонил несколько предложений. Он был неплохим знатоком человеческих душ и характеров и вполне мог распознать тех соискателей руки Жасмин, для которых его девочка была лишь хорошенькой дочкой аристократа, хотя и неродовитого, но с тугим кошельком, а значит, можно было рассчитывать на солидное приданое. Ради этого они были готовы смотреть сквозь пальцы на ее происхождения по женской линии, которое явно хромало. Несмотря на блестящее общество, вращавшееся в Шато Сатори, его владелица имела самое непосредственное отношение к коммерции, занятию грязному и недостойному, пусть даже она торговала бриллиантами чистейшей воды.

Отставку, как и в первый раз, получили и лица пожилого возраста. Они почти все без исключения были вдовцами, потерявшими по две, а то и три молодых жены, которые умирали при родах. И хотя он сам когда-то был в таком же положении, сватаясь к Маргарите, все же оба они были уже зрелыми людьми и их разница в возрасте к тому времени не была существенной. Жасмин должна любить и быть любимой человеком, за которого она выйдет замуж, и испытывать в браке то наслаждение, в первую очередь физическое, которое может дать лишь молодой супруг. Они станут вместе взрослеть, набираться жизненной мудрости, и со временем их будут связывать не только брачные узы, но и подлинно дружеские отношения, что, насколько он мог судить по своему опыту и опыту других счастливых пар, ему знакомых, играет главную роль в крепких семейных союзах, и это время станет самым лучшим в их жизни.

Теперь Маргарита наконец-то принадлежала ему одному безраздельно. Ему больше не приходилось делить ее с далекой мечтой, с памятью, тень которой витала на ними даже в самые интимные минуты. Если чувства, испытываемые Маргаритой по отношению к нему, и были далеки от тех вершин, на которые он в свое время надеялся, это больше не имело значения. Их отношения отличались искренностью и добросердечием и были скреплены надежными узами в лице обожаемой дочери.

Будь Людовик на два года старше, а не младше ее, Жасмин запросто могла бы влюбиться в него. В свои четырнадцать лет он уже превосходил ее ростом, а его все более раздающиеся вширь плечи придавали ему ту величественную и грациозную осанку, которую, как ей говорили, он унаследовал от своего прадедушки. Ей доставляло огромное удовольствие танцевать с ним, потому что он учился танцам у лучших учителей, так же как и Жасмин, и они оба наслаждались внутренним чувством ритма. Король всегда приглашал ее на танец хотя бы раз за вечер, а иногда и чаще. На маскарадах они заранее извещали друг друга о том, какие маски выберут, и тогда им удавалось танцевать и вообще проводить время вместе без каких-либо ограничений. Если они встречались днем в парке, то это чаще всего не было случайностью, хотя Жасмин всегда кто-нибудь сопровождал: обычно она гуляла в компании Берты, своего бдительного стража. Людовик игнорировал, насколько это было возможно, пятилетнюю испанскую инфанту, с которой был помолвлен и которая, к его крайней досаде, постоянно семенила за ним, если только он не успевал вовремя закрыть дверь. Однажды днем в зале Зеркал, когда Берта терпеливо ждала, сидя в бархатном кресле в зале Войны, Людовик заговорил с Жасмин о своей свадьбе, которая должна была состояться через десять лет.

— Если бы я мог, я бы отослал ее обратно в Испанию, — насупившись, сказал Людовик. Он стоял, опустив плечи и засунув руки в карманы, и был похож в эту минуту на обидевшегося школьника. Два года назад, когда ему сказали о том, что решение было принято от его имени, он расплакался, но с тех пор стал мужчиной. — Я хочу сам решать, на ком мне жениться, когда придет время.

Она искренне ему сочувствовала. Впервые король говорил с ней о своих личных делах: до сих пор он, как правило, проявлял подчеркнутую сдержанность в этих вопросах. И если уж дошло до откровенности, значит, его отчаяние достигло предела.