Джейн Бонандер - Танцующие на снегу

Она долго стояла, наблюдая, как Джексон окунает в воду чистую тряпку и прикладывает ее к пасти Макса. Что будет дальше – неизвестно, но если Макс каким-то чудом выживет, придется оставить его Джексону. Сюзанна еще никогда не видела, чтобы привязанность ребенка к собаке была такой крепкой.

– Как он, Джексон? – Как и прежде, Сюзанна была уверена, что мальчик не понимает ее, а лишь догадывается о смысле вопроса.

Джексон нахмурил брови. Тонкими пальцами он коснулся головы Макса и произнес неизвестное Сюзанне слово. Глядя на нее, Джексон повторил то же слово, закрыл глаза и подложил обе ладони под щеку, словно засыпая.

– Понятно… – протянула Сюзанна, ничего не понимая.

Она склонилась над Максом и осторожно погладила его. Пес сильно пострадал. Кто-то, скорее всего сам Джексон, выстриг шерсть вокруг ран и промыл их.

– Ты хорошо поработал, Джексон, – похвалила Сюзанна, ободряюще пожимая ему руку, но прежде чем она успела распрямиться, Джексон схватил ее за палец:

– А Кори?

Кивнув, она ласково улыбнулась:

– С ним все будет хорошо.

Выйдя из амбара, она обвела взглядом горную цепь, отделяющую долину от океана. Выше в горах уже кое-где виднелся снег, но Сюзанна не удивилась этому – ведь стоял ноябрь. Воздух стал по-зимнему морозным.

Краем глаза она заметила движение в кедровнике. Повернув голову, она увидела, что под большим деревом на коленях стоит человек, и с трепетом узнала в нем Натана. Застыв на коленях в траве и положив руки на бедра, он пристально вглядывался во что-то, лежащее на земле. Сердце Сюзанны сжалось. Нат словно беседовал с мертвецом, лежащим в могиле.

Она медленно двинулась в его сторону, увидела гранитную плиту и все поняла. Сюзанну окатила стремительная, но ошеломляющая волна жалости к себе.

Скрестив руки, она крепко обхватила себя за плечи. Происходящее не удивило ее, она хотела только, чтобы оно не причиняло ей столько мук.

Но пока Сюзанна наблюдала за Натаном, стоящим со склоненной головой и опущенными плечами, ее жалость к себе улетучилась без следа. Он выглядел печальным и беспомощным. Он до сих пор боролся с любовью к Джудит, и Сюзанна всей душой попыталась понять его. В каком-то смысле его страдания были ей знакомы. Но она не переставала спрашивать себя, сумеет ли он когда-нибудь избавиться от прежних чувств и угрызений совести. Эта мысль раздражала ее.

Испытывая неловкость от собственного любопытства, она повернулась, собравшись уйти, но под ногой хрустнула ветка.

– Что тебе надо?

Развернувшись, она увидела, что Натан стоит, расставив ноги и подбоченившись, с лицом мрачнее грозовой тучи.

Гнев Сюзанны отчасти утих при виде его угрюмости.

– Ничего. Я увидела тебя здесь, и…

– И что же? – В его голосе прозвучала угроза.

– И я… захотела увидеть, где похоронена она… то есть твоя жена. – Она с трудом сглотнула, видя муку в его глазах. – Натан, мне так жаль…

Двумя широкими шагами он преодолел разделяющее их расстояние и опустил ладони на плечи Сюзанне.

– Я хотел бы возненавидеть тебя. – Его хриплый шепот заставил Сюзанну вздрогнуть, опаляя ее сердце.

Она уставилась в изнуренные мукой глаза, и остатки ее гнева рассеялись, как дым на ветру.

– Натан, я…

Он прижался к ее губам в грубом, злом и страстном поцелуе. Удерживая ее голову одной рукой, он продлевал поцелуй, впитывая вкус ее губ, лаская другой ладонью ее спину и ягодицы. Он крепко прижал ее к себе, и она ощутила твердую выпуклость под грубой тканью джинсов. Несмотря на собственное желание, Сюзанне стало неловко, что такие чувства вспыхнули у нее здесь, рядом с могилой жены Натана.

– Натан, только не здесь! Я…

Он подхватил ее и прижал к себе пылающим холмиком, прячущимся в складках панталон. Он задвигался, и властная сила желания заставила Сюзанну задрожать. И вместе с тем она понимала: им движет досада, гнев и боль, но только не любовь.

Судорожно дыша, он оторвался от ее губ.

– Я хочу раздеть тебя, бросить на траву и овладеть тобой немедленно. – Он вновь смял ее губы поцелуем, проводя по их влажной изнанке кончиком языка. Она приоткрыла рот, чтобы приказать ему остановиться, но губы Натана стали требовательными и настойчивыми, и вопреки своим чувствам Сюзанна ответила на его поцелуй.

Наконец она отстранилась, чтобы перевести дыхание.

– Нет, Натан! Не… – Она задохнулась, когда рука Натана нашла ее грудь и грубо сжала. С хриплым стоном он рванул лиф ее платья – так, что отлетели пуговицы. От прикосновения его пальцев пылающая дорожка протянулась вниз, от ее соска к слиянию бедер. Он спустил платье и нижнюю рубашку с ее плеч, обнажая грудь. Слегка отстранившись, окинул ее взглядом, не переставая дразнить большим пальцем набухший сосок.

– Ты прекрасна… – хрипло прошептал он, – чертовски прекрасна…

Наклонившись, он вобрал сосок в рот и обвел его языком, а затем со стоном поднял голову и взглянул в глаза Сюзанне, прикрыв веки от нестерпимого желания. Подняв ее юбки, он провел ладонями по ягодицам и приподнял Сюзанну над землей так, что она ощутила всю мощь его копья. Она прижалась к нему, чувствуя, как слезы стекают по щекам на губы. Она с трудом заставляла себя помнить, где они находятся, но стыд и неловкость тонули в волнах совсем других чувств.

Он опустился на колени, притянул Сюзанну к себе и положил ее ноги на свою талию.

Она погружалась все глубже в пучину волнующих ощущений. Но зерно сомнения зрело в потоке желания, и Сюзанна оттолкнула Натана, борясь с непреодолимым желанием, средоточие которого находилось между ее ног, в месте, жаждущем почувствовать его твердость и величину. Натан был зол, и Сюзанна знала это. Она понимала: он тоже боролся со своим желанием.

– Господи, Натан, – повторяла она, отталкивая его. – Я все понимаю, правда, но не здесь, не так!..

Она с трудом удерживалась на краю пропасти, как и Натан.

Он издал прерывистый, полный боли стон.

– Все… хорошо, дорогой. – Она понимала его чувства, ибо испытывала их сама. Но идти по опасному пути было нельзя. Они должны остановиться. Иначе Натану грозили еще более мучительные угрызения совести. – Не надо, Натан, прошу тебя, – умоляла она, – ты ведь сам этого не хочешь. Не надо так… и здесь…

Он вздрогнул, и желание мгновенно померкло в его глазах. Он застыл и оттолкнул ее, повалив на землю.

– Убирайся прочь, – с отвращением процедил он.

Одной рукой Сюзанна сжала на груди лиф платья, другой вытерла лицо, мокрое от слез.

– Натан, послушай, я все понимаю…

– Я сказал, убирайся. – Он оглядел ее с презрением и злобой. – Только шлюха способна соблазнить мужчину на могиле его жены?

Все остатки ее желания улетучились, и их место занял гнев.

– Что?

– Ты слышала меня? – с угрозой повторил он и отвернулся.

Она уставилась на Натана, зная, что его выпад был жалкой попыткой защитить самого себя. Но это не смягчило ее негодования.

– Да, слышала. Этому ты научился у Санни?

– Может, ты станешь отрицать, что твоя мать была шлюхой? – Это прозвучало скорее как обвинение, чем вопрос.

Сюзанна судорожно сглотнула, не зная, кто возмутил ее сильнее: Санни, обливший ее грязью в глазах Натана, или Натан, поверивший лживым словам.

– Нет. Моя мать и правда была шлюхой. Но это не значит, что я выросла такой же, как она.

– Давай, Сюзанна, убеди меня в том, как я заблуждался насчет тебя! Черт побери, докажи, что Кори – сын Харлена! Докажи мне, что ты не спала ни со своим деверем, ни с кем-нибудь другим!

Перед глазами Сюзанны поплыли красные пятна. Кровь прилила к ее лицу.

– Осел! Я ничего не стану тебе доказывать. Моя жизнь чиста, как безоблачное небо. И даже будь она другой, какая тебе разница? Какого черта ты заботишься о том, как я провела годы до знакомства с тобой? Если это так важно для тебя, найди доказательство сам. Но ты ведь не сделаешь этого, правда? Ты веришь только тому, чему желаешь верить. – Еще сжимая разорванный лиф, она поднялась на ноги, удивляясь тому, что способна стоять без помощи.

– Что ты хочешь этим сказать?

Сюзанна окинула его пренебрежительным взглядом.

– Почему, когда речь заходит обо мне, ты утверждаешь, что «яблоко от яблони недалеко падает», а когда о Кори, ты не можешь «обвинять ребенка за грехи его матери»?

Она развернулась и ушла, поспешно шагая по неровной земле и желая побыстрее оказаться как можно дальше от Натана.

Натан смотрел вслед бросившейся к дому Сюзане и сгорал от ненависти к ней… и к себе. Добредя до старого кедра, он прислонился к стволу и опустился на землю. Да, она права. Он действительно так говорил. Кори ни в чем не виноват, и Сюзанна, вероятно, тоже, но вопрос о том, кто был отцом Кори, по-прежнему мучил Натана, как зубная боль. Поэтому он и сорвался, дав волю своему гневу.

Он желал Сюзанну со всей страстью человека, погребенного заживо и жаждущего глотнуть воздуха. Он считал, что сможет использовать ее и забыть, как других женщин, но оказалось, это невозможно. Он просто не мог взять ее, а потом бросить. После смерти Джудит он часто обходился так с женщинами. Но, черт побери, почему бы Сюзанне не рассказать ему все, о чем он желает узнать? Что она скрывает?

Голос разума заставил Натана задать себе вопрос: почему он придает такое значение ее тайнам?

Он хотел ее и мог в этом признаться. Но, сам того не желая, он был крепко привязан к ней. Потерев лицо ладонями, он прижал их к глазам. Он не мог оставить ее в покое. Даже здесь, рядом с могилой Джудит, он желал овладеть Сюзанной.

Внутренний пожар вызывал у него стыд. Влечение было таким ошеломляющим, что он взял бы ее здесь, если бы не пересилило чувство вины. Теперь его удерживала не любовь к Джудит, а только угрызения совести – за то, что он любил ее недостаточно сильно и не смог быть рядом, когда она нуждалась в нем.