– Мы знаем, что вчера вечером она сняла деньги где-то за пределами Парижа.

– Да, но это больше пятисот километров…

– Это возможно. – Наташа подумала об Али Ахмади. – Мы знаем, это возможно.

Они с Маком переглянулись.

– Никто сюда не приезжал, – заверила женщина. – Если хотите, я могу позвонить джентльменам и узнать, известно ли им что-нибудь об этом.

– Мы будем очень признательны, – сказал Мак. – Спасибо. Мы с радостью примем любую помощь.

Владелица замка вышла проверить, как готовится ужин.

– Не возражаете?

– Разумеется.

Наташа смотрела в окно, мечтая, чтобы девочка появилась из-за деревьев в дальнем конце двора. Сара мерещилась ей повсюду: за припаркованными автомобилями, в конце узких улиц. Она приедет сюда. Когда Наташа думала об Али Ахмади, она не вспоминала о силе его воли или о букете цветов, что ждал ее в кабинете. Она размышляла о своих ошибках. Понимала, к своему ужасу, что совершила чудовищный промах.

Сидя напротив Мака за ужином, в такой романтической обстановке, она осознала, что не голодна, и стала пить. Выпила три-четыре бокала, не заметив. По негласной договоренности они решили не говорить о Саре, но Наташа не могла придумать, что сказать, и не знала, куда смотреть. Она смотрела на Мака, на его руки, на его кожу, на растрепанные каштановые волосы. Он на удивление тоже говорил мало. Увлекся ужином и время от времени довольно причмокивал.

– Превосходно, да? – сказал он, а потом заметил, что она ковыряет вилкой в тарелке.

– Вкусно.

Он насторожился, будто не знал, что еще сказать. И его нерешительность передалась ей. Он отказался от десерта, заявив, что собирается понежиться в ванне, и они вздохнули с облегчением.

– Я, может быть, пройдусь, – предупредила Наташа.

– Там холодно.

– Хочу подышать.

Она попыталась улыбнуться, но у нее не вышло.

Втянув холодный воздух, Наташа задохнулась и плотнее запахнула пальто. Пахло дымом от дров. Справа виднелся огромный классический фасад академии, вдали – широкие, покрытые светлым камнем улицы Сомюра.

Она подошла к каштану, остановилась и стала смотреть сквозь ветви на небо: огромное, чернильно-черное, не испорченное городским освещением, украшенное мириадами звезд. Она не думала о работе, о проигранном деле, оборвавшемся романе. Не могла думать о Саре и о том, где та сейчас находится. Она думала об Ахмади, который ей не солгал. Ей стало стыдно, что она так быстро изменила свое мнение о нем.

Она не знала, как долго стояла там, когда услышала шаги по гравию. Это был Мак, и у нее екнуло сердце.

– Что? Полиция? – спросила она, когда поняла, что он держит телефон. – Они ее нашли?

У него были сухие волосы, так что вряд ли он успел принять ванну.

– Ковбой Джон звонил. – Лицо у Мака было серьезное. – Дедушка Сары умер сегодня вечером.

Наташа потеряла дар речи. Ждала, что заговорит Мак, извинится, скажет, что это была плохая шутка. Но он ничего этого не сделал.

– Бог мой, Таш, – наконец выговорил он. – Черт, что нам теперь делать?

Поскрипывали ветки на ветру, в лицо веяло холодом.

– Мы найдем ее. – Собственный голос отозвался эхом у Наташи в ушах. – Должны найти. Не знаю, что еще мы можем…

В груди возникло странное чувство: неизведанное и удушающее. Подавляя панику, Наташа обошла Мака, прибавила шагу, потом побежала в сторону дома. Миновала элегантную сводчатую прихожую, взлетела по лестнице красного дерева и ворвалась в свою комнату. Из глаз брызнули слезы. Она бросилась на кровать вниз лицом, сжала голову руками. Уткнулась в тяжелое покрывало и зарыдала. Она не знала, из-за чего плачет. Из-за девочки, одинокой в чужой стране, чья последняя связь с любимой семьей только что оборвалась? Из-за мальчика-сироты, чью жизнь она неправильно истолковала? Или из-за того, что превратила собственную жизнь в хаос? Под воздействием алкоголя, в незнакомой обстановке, в чужой стране, уже два дня как вырванная из обычной жизни, Наташа плакала не сдерживаясь. Рыдания сотрясали ее, вырываясь из глубины души. Она плакала беззвучно и не знала, сможет ли остановиться.


За спиной раздавался рев мотоциклов. Сара перешла на галоп, отрывисто дышала, охваченная страхом. Бо бежал, выпрямив шею, его копыта выбивали искры в сгущающейся темноте. Она направила его направо, где, казалось, проходила дорога. Позади визжали покрышки, кто-то снова угрожающе выкрикнул: «Putain!» Перед ней открылась парковка супермаркета.

Сара неслась галопом через парковочные места, не обращая внимания на испуганные семейные пары с тележками, на водителя, который дал задний ход и застыл на месте. Мотоциклисты теперь рассредоточились, она видела их краем глаза. Она пыталась сдержать Бо. Если они подъедут поближе к супермаркету, там будет слишком много народу и парни ничего не смогут ей сделать. Но Сара чувствовала, что шея Бо слишком напряжена: от испуга он перестал воспринимать окружающее.

Она откинулась назад. Мелькали дорожные знаки.

– Бо! Тпру! – крикнула она, но поняла, к своему ужасу, что остановить его не удастся.

Оставалось ехать вперед. Они перепрыгнули железнодорожную ветку, рытвину, перемахнули пустую парковку и оказались на краю промышленной зоны. Далее за низкой оградой чернела пустынная сельская местность. Сара встала в стременах, потянула один повод – старый прием, чтобы заставить коня ходить по кругу и сбавить скорость.

Но она не рассчитала близость ограды и размер угла. Ни лошадь, ни всадница не видели понижения по другую сторону ограды. Слепой от страха, Бо взвился в воздух, и только когда его передние ноги оторвались от земли, оба поняли, какую совершили ошибку.

Шум мотоциклов стих. Сара взмыла в темное небо, не услышав собственного крика. Потом Бо запнулся, наклонил голову, и Сара упала. Она увидела освещенную поверхность дороги, услышала ужасный хруст, а потом все исчезло в темноте.


На его стук никто не отвечал, и Мак повернул дверную ручку. Он боялся, что между ними возникли новые осложнения, но вернуться в свою комнату не мог: Наташа казалась такой потерянной. Лицо бледное в лунном свете, от былого самообладания не осталось и следа.

– Таш? – позвал он.

Снова позвал, потом открыл дверь.

Она лежала на кровати под балдахином, сжав руками голову. Казалось, спит. Мак уже хотел тихонько закрыть дверь, но увидел, что у нее шевелятся плечи, и услышал приглушенное всхлипывание. Он стоял не шевелясь. Мак давно не видел, чтобы Наташа плакала. Уйдя в конце концов из дома, он еще года полтора помнил выражение ее лица, когда она стояла в прихожей, одетая в деловой костюм, с непроницаемым лицом. И смотрела, стиснув зубы, как он грузит свои пожитки в машину.

Это было сто лет назад.

Мак осторожно прошел по паркету. Дотронулся до ее плеча, и она вздрогнула.

– Таш?

Она промолчала. То ли не может ответить, то ли просто ждет, чтобы он ушел.

– Что такое? Что случилось?

Она подняла лицо, бледное и мокрое от слез. Остатки туши растеклись, и ему захотелось утереть ей щеки. Ее глаза сверкали.

– А если мы не найдем ее?

Глубина ее боли поразила его. Он не узнавал Наташу и не мог отвести взгляд.

– Найдем. – Это было все, что он мог сказать. – Не понимаю, Таш…

Она села, подтянула колени и зарылась в них лицом. Ему не сразу удалось расслышать, что она говорит.

– Он нам доверял.

– Да, но… – Мак сел рядом на кровати.

– Ты был прав, это моя вина.

– Нет… Нет… – прошептал он. – Я сказал глупость, которую не должен был говорить. Ты не виновата.

– Нет, виновата, – сквозь слезы твердила она. – Я его подвела. Ее подвела. Никогда не заботилась о ней как надо. Но…

– Ты все делала хорошо. Сама же сказала, что прилагала все усилия. Мы оба делали что могли. Мы не знали, что так выйдет.

Он был ошеломлен воздействием прежних своих слов: казалось, Наташа давно перестала на него реагировать.

– Эй, ладно. Мало ли кто что брякнул. Я злился…

– Да нет. Ты был прав. Не стоило мне уходить. Если бы я осталась… может, она бы открылась мне немного… Но я не могла оставаться рядом с тобой. И рядом с ней.

Тонкие руки, на рукавах красной рубашки – мокрые пятна от растекшейся туши. Мак хотел прикоснуться к ней, но боялся, что она снова замкнется.

– Ты не могла оставаться рядом с Сарой? – осторожно спросил он тихим голосом.

Наташа успокоилась, перестала всхлипывать.

– Она дала мне понять, что у меня ничего не получится. Когда Сара была рядом… я поняла, что, видимо, неспроста у меня нет детей. – Наташа с трудом сглотнула. – И то, что с ней случилось, говорит, что я права.

У нее сорвался голос, и она снова заплакала, вся дрожа. Она сама сейчас казалась маленькой, как девочка.

Мак был сражен ее горем.

– Нет, Таш. – Он взял ее за руку. Пальцы были мокрыми от слез. – Нет… Нет, Таш. Это не так… Ну что ты… – неуверенно говорил он. Потом притянул ее к себе, обнял и стал раскачивать, сам не понимая, что делает. – Нет… Ты была бы прекрасной матерью, не сомневаюсь.

Он вдохнул знакомый аромат ее волос и понял, что сам плачет. И почувствовал, как жена обняла его и прижалась к нему. Это был беззвучный сигнал, что он, вероятно, еще дорог, желанен, еще способен ей что-то предложить. Они сидели в темноте, прильнув друг к другу, слишком поздно оплакивая детей, которых потеряли, совместную жизнь, от которой отказались.

– Таш… – шептал он. – Таш…

Ее рыдания стихли, в воздухе повис немой вопрос. Он давал о себе знать там, где соприкасалась их кожа. Он взял в ладони ее лицо с распухшими веками, мокрое от слез, пытаясь прочесть его выражение, и увидел нечто, что развеяло все его сомнения.