Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми

– Послушай, – понизила она голос, – поставь себя на место Сары. Она ребенок. И ее собираются перевести в четвертую семью за несколько месяцев. У нас с твоими мальчиками впереди еще куча возможностей. – Она украдкой взяла его за руку, зная, что мальчики смотрят. – Может быть, не стоит затягивать первую встречу. У меня будет еще время лучше узнать твоих мальчиков. Сперва я должна решить свои проблемы. Я ее взяла. Не могу же я ее так бросить.

– Конечно, – резко ответил он и вернулся к еде, пока она снимала сумку со спинки стула. – Мак тоже будет?

– Понятия не имею.

– Конечно. Само собой.

Задолго до того, как он стал фотографом, Мак разработал жизненную стратегию, которая если не предрекала его карьеру, то хотя бы намекала на склонность к ней. Когда он попадал в неприятные или слишком волнительные положения, если ему не хотелось решать стоящую перед ним проблему, он мысленно уменьшал громкость и смотрел на картину как бы издали, как художник. Реальные эмоции обрабатывались его внутренними линзами и превращались в красивую композицию, игру света и линий. Когда ему было двадцать три, он так видел тело своего отца в гробу. Знакомое лицо, застывшее и холодное, будто давно забытое. Он поместил его в рамку, наблюдая со стороны, как смерть расслабила мышцы и сняла напряжение, сделав лицо бессмертным. После второго выкидыша Наташа лежала на кровати, свернувшись под одеялом, бессознательно приняв позу зародыша, которого потеряла. Она уже отвернулась от него, закрылась. Он ощущал ее потерю, пока это не стало невыносимым. Тогда он сосредоточился на игре света на покрывале, на прядях ее волос, на туманности раннего утра.

Он делал то же самое теперь, глядя на двух женщин перед ним. Старшая, в деловом костюме, сидела на краешке дивана и объясняла младшей, почему завтра утром она должна уйти из дома навсегда и почему девочка должна отправиться в другую, более подходящую семью.

Сара не кричала, ни о чем не просила, не умоляла, как он боялся. Просто слушала Наташу и кивала. Не задавала вопросов. Возможно, ждала этого с самого начала, когда только приехала. Возможно, он ошибался, думая, что у них все получится.

Он смотрел на Наташу. На фоне светлых подушек она сидела неестественно прямо. Казалось, над ней пронеслась гроза и небо еще не очистилось до конца, но было синим, открывая горизонт. Она освободилась, подумал он. Несмотря на то что я сделал тогда ночью, я освободил ее. Ему вдруг стало больно от этой мысли. И он понял, что из всех троих он воспринимал положение наиболее остро. И с трудом сдерживал слезы.

– Сара, мы что-нибудь придумаем, – сказал он, когда в комнате воцарилась тишина. – Я заплачу за содержание лошади, если надо. Мы тебя не бросим.

– Хорошо. – Наконец Наташа встала и взглянула ему в лицо. – Мы все прояснили. Все понимают, что происходит. Не возражаете, если я пойду и соберу вещи?

Женщина чуть ниже среднего роста, тридцатипятилетняя, практически без макияжа, волосы не причесаны с утра. Не модель, не стилист, не образец классической красоты. Мак смотрел, как она уходит. Сара дипломатично сосредоточила взгляд на Наташиной сумочке.

– Ты в порядке? – спросил он.

Наверху слышались Наташины шаги.

– Нормально, – спокойно сказала Сара. – Знаете, я проголодалась немного.

– Ужин. – Он натужно улыбнулся. – А я-то гадал, что такое я забыл? Пойду что-нибудь приготовлю. Подождешь?

– Я сейчас приду.

Сара будто догадалась, что ему надо побыть одному. По крайней мере, ему так тогда показалось. Позже он понял, что все было иначе.

Сара стояла за припаркованным фургоном в ста ярдах от пересечения двух эстакад. От ее дыхания в воздухе висели клубы пара, но она этого не замечала. Она стояла так уже полчаса, у нее замерзли ноги, под моросящим дождем куртка совсем промокла. На безлюдной дороге горел фонарь; здесь кончались болота и начинался город под сетью пилонов, отмечающих неотвратимое наступление цивилизации.

Надежда почти покинула ее, когда наконец показались грузовики. Она переступала с ноги на ногу, тяжелый рюкзак давил на плечи. Вот пассажиры начали выгружаться на подъездную дорогу. Ей было хорошо видно, как приятели Мальтийца Саля хлопали в ладоши на холоде, смеялись и угощали друг друга сигаретами, как зрители заполняли пространство. Это был большой заезд, самый большой из всех на ее памяти. Боковая дорога быстро заполнялась автомашинами, из них выходили новые зрители. Несмотря на ранний час и унылый пейзаж, атмосфера наполнялась радостным ожиданием. Здесь будет финиш общей гонки и начало ее собственной. Она смотрела на всех этих людей, на машины и дрожала. Сунула руку в карман и сжала пластиковую карту, свою спасительницу.

Было без двадцати пяти семь.

Она попыталась пошевелить пальцами на ногах, гадая, можно ли бежать, если не чувствуешь ног. Мужчины стояли небольшими группами, некоторые раскрыли яркие зонтики. Непринужденно болтали, будто собрались в столь ранний час, чтобы обменяться новостями. Она три раза спрашивала Ральфа, уверен ли он, и каждый раз тот божился, что уверен. Но можно ли ему верить? Может ли его дружеское расположение к ней пересилить преклонение перед Мальтийцем Салем? А вдруг это ловушка? Сара вспомнила, как он отвернулся от нее на дворе. Ральф жил по собственным правилам, странным и своекорыстным. Ненадежный он человек. Но ей приходилось ему верить, другого выхода не было.

Заурчало в животе. Было почти без двадцати семь. Они давно уже должны были появиться. Наверное, поменялся план. Это был другой заезд. Бо не приедет, подумала она, и у нее упало сердце. Она не знала, что делать, если он не появится, запасного плана у нее не было. Уйдя из дома Макколи, она сожгла за собой мосты. Она подумала о Маке и Наташе. Наверное, они уже проснулись. Как быстро они поймут, что она натворила?

Мимо медленно проехала машина; водитель с удивлением посмотрел на нее через ветровое стекло, по которому медленно ползали щетки дворников. Сара прикинулась, будто ищет что-то в кармане, старясь выглядеть как обычный человек, который направляется по своим обычным делам.

Без девятнадцати минут семь.

– На этих болотах больше зелени, чем у вас, ребята. – Ветер донес до нее знакомый голос. – Кладите свои деньжата туда, где у вас рты.

Ковбой Джон неторопливо шел вдоль автомобилей в своей старой шляпе, блестящей от дождя. Протягивал руку, здороваясь. Ей был виден огонек его горящей сигареты.

– Ты сюда прямо из аэропорта? Разница во времени помутила тебе разум, Ковбой?

– Не беспокойся за мой разум. Лучше подумай о ногах этой лошади. Я видал собак на трех лапах, которые бегали быстрее, чем твоя кляча. – (Послышался смех.) – Они еще не начали? Саль прислал мне сообщение. Там сказано, вы, парни, начинаете в шесть тридцать. Надо было бы остаться в постели, но эта чертова разница во времени совсем расшатала мой организм.

– Старт у Олд-Экс. Вот-вот будут здесь.

Сара резко подняла голову: долетел гудок автомобиля и чей-то крик.

Как по сигналу, наверху стих шум транспорта. Все как будто замерло. Мужчины стояли не шевелясь, потом бросились к мокрой подъездной дороге, чтобы лучше видеть. Вначале появилась точка, потом фигура обрела очертания – вот он бежит рысью по эстакаде над их головами, зажатый между оглоблями голубой двуколки. Задрал в беспокойстве голову, когда седой мужчина с толстой шеей, сидящий в повозке, резко дернул поводья. Серая кобылка Мальтийца Саля бежала на некотором расстоянии. Проезжая мимо, Саль нагнулся вперед, выкрикивая ругательства.

Она не могла отвести глаз от своей лошади, от ее могучего мускулистого тела, зажатого между оглоблями. Ноги едва касались твердого асфальта. На Бо надели шоры, и он казался слепым и беззащитным, будто его держат в заложниках. Двуколки съехали с шоссе и на миг исчезли из виду, потом, сделав петлю, вернулись и подкатили к собравшимся. На эстакаде снова послышался гул автомобилей. Мужчины устремились к подъездной дороге им навстречу. Сара спряталась за белым грузовиком и замерла. Она наблюдала, как обе лошади бежали по боковой дороге под огромными бетонными колоннами. Слышались приветственные крики, хлопанье дверцами, возмущенные возгласы. Бо мчался, не зная, останавливаться ему или нет. Возница резко дернул поводья, и конь чуть не завалился назад.

– Святой угодник! – послышался голос Ковбоя Джона. – А он-то что здесь делает?

Вдруг у нее ничего не получится? Вдруг все пойдет не так? Воздух из легких поднялся к горлу и остановился. Она выдохнула, и ее охватила дрожь. Думай. Оценивай. Сара провела бессонную ночь, читая наставления Ксенофонта кавалеристам. Вспомнила одну фразу: «Полезно заранее оценить положение неприятеля, лучше всего на возможно далеком расстоянии».

Она переступала с ноги на ногу, скрываясь за белым фургоном, не сводя глаз с лошади. Бо, я здесь, сказала она ему и приготовилась действовать.

Мак слышал, как Наташа включила душ, и посмотрел на часы. Не поверил, что еще так рано. Полежал немного, силясь сообразить, что должен сделать. Потом вспомнил, что это было особое утро. Она уходила. Вот в чем дело. Все заканчивалось.

Он сел. Бежала вода в душе, еле слышно работала вытяжка. Она хотела уйти как можно незаметнее.

– Когда нужно будет съезжать, я приду разобраться с вещами, – сказала она накануне вечером, когда Сара ушла спать. – Что-то можно перевезти, что-то выставить на продажу. Как ты решишь, мне все равно. И если хочешь, я могу сама поговорить с социальным работником. Но жить здесь я больше не стану. – Не глядя на него, она снимала какие-то книги с полок.