Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми

– Все намного проще, согласна. Ты был прав. У меня дома все слишком запуталось. Было ошибкой даже предполагать, что я смогу справиться со всем этим. Доволен?

Он промолчал. Она с трудом сглотнула и попыталась сосредоточиться на бокалах перед собой. Но они расплывались. Она нахмурилась, и они послушно выстроились в относительном порядке.

В конце концов она сдалась и подняла глаза. У него был добрый взгляд, печальный.

– Прости меня, Дока. – Конор встал, обошел столик, сел рядом и вздохнул. – Прости.

– Не за что. Глупая затея. Наверное, я сошла с ума.

– Тут ты права. – Конор обнял ее за плечи. Она нехотя прижалась к нему, расслабилась в его объятиях. – Прости, – шептал он, целуя ее волосы. – Я ревнивый дурак. Не хотел, чтобы ты мучилась.

– Врешь.

– Ладно. Не хотел, чтобы ты была счастлива с ним. Но этого я не хотел.

– Я в порядке.

– А я нет. Сам виноват. – Он наклонился, притянул к себе ее лицо. – Переезжай ко мне.

– Что?

– Что слышала.

– Конор! – Она высвободилась из его объятий. – Я ничего не понимаю. Все смешалось. Я загнала себя в тупик и не знаю, как из него выбраться.

– Я знаю. – Он откинул волосы с ее глаз. – Переезжай ко мне.

– Я тебе говорила, у меня…

– Хочешь – на время. Хочешь – навсегда. Как захочешь.

Она замерла, думая, что ослышалась.

– Пусть Мак разбирается, – продолжал он. – Это он втянул тебя во все это. А ты будешь… будешь жить со мной.

– Ты мне ничего не должен.

– Я знаю. Но поверь, я ни о чем другом думать не мог все это время. Представлял, как вы ужинаете вместе, болтаете непринужденно, занимаетесь… – он потер лицо, – черт знает чем. Не вздумай говорить, если это правда. Не хочу знать. Но не думать не мог. Давай забудем все это.

– Давай, – повторила она. – Старый романтик.

Он сказал это. Она ждала этого несколько месяцев, не признаваясь самой себе. Может быть, из-за переживаний прошлого вечера или всех этих недель она не знала, что сказать.

– Конор, это серьезный шаг. Мы оба…

– Запутались. Оба.

– Твое предложение такое заманчивое.

– Я не шучу, Наташа. Я люблю тебя.

Она допила вино.

– Не знаю, что сказать. Все слишком неожиданно.

– Хочешь ночевать в «Холидей-Инн»? Я знал, что ты давно неравнодушна к этому заведению. – Он рассмеялся, пожалуй немного неестественно.

Она внезапно почувствовала нежность к нему и потянулась к его руке.

– Я приду сегодня. – Наташа прижалась к нему, дала себя обнять. Закрыла глаза, а он уткнулся подбородком ей в плечо, не обращая внимания на косые взгляды людей за соседним столиком. – Но давай не будем торопить события.

Начиная с вечера понедельника и до сегодняшнего утра Мак в пятнадцатый раз пытался дозвониться до нее и всякий раз попадал на автоответчик. В офисе говорили, что она в суде. Так как секретарь перестала спрашивать, кто звонит, он подозревал, что Наташа велела не соединять его с ней. Он перестал оставлять сообщения. Называл только ее имя и свое имя. Успел уже забыть, что собирался сказать.

Он налил себе еще чашку кофе, кляня Наташин кофейник: как ни старайся, кофе все равно лился мимо. Вдруг вспомнил роскошную блестящую итальянскую кофеварку фирмы «Гаджия», которую им подарили на свадьбу и которая пылилась теперь на каком-то складе в Западном Лондоне. Теперь ему казалось глупостью, что он так решительно хотел забрать то, что считал своим, даже если пользоваться этим не мог. Он обходился без кофеварки целый год, даже не вспоминал о ней. И это было не первое такое открытие за последние несколько дней.

Наверху спала Сара. Вернувшись в понедельник вечером, она сразу ушла в свою комнату, отказалась от ужина и не хотела разговаривать. Старалась не попадаться на глаза, не встречалась с ним взглядом, пряталась у себя в комнате, и он решил, что она его не простила. Было странно, что она вдруг встала на Наташину сторону. Ему хотелось постучаться в дверь, разбудить ее и объяснить, что на самом деле, по сути, Наташа изменила ему первая. Подумав, понял, насколько было бы нелепо разглагольствовать перед четырнадцатилетней девчонкой, пытаясь оправдать собственное поведение.

Вчера она сказалась больной и провела весь день, запершись в комнате. Осунулась и выглядела бледной. И ей не пришлось долго его уговаривать разрешить не ходить в школу.

В шесть двадцать, через тридцать шесть часов после того, как Наташа ушла из дома, он услышал, как входную дверь отперли ключом. Она бесшумно закрыла за собой дверь, сняла туфли и прошла по прихожей в чулках. На ней был костюм, в котором она ушла, но теперь под ним была футболка. Наверное, его футболка, подумал Мак.

Они смотрели друг на друга.

– У меня важное дело в суде, – сказала она. – Пришла переодеться и взять зарядку для телефона.

Она была бледна, без макияжа, волосы слегка примяты, как после сна. Выглядела очень усталой.

– Я пытался до тебя дозвониться. Много раз.

Она помахала телефоном:

– Разрядился. Как я сказала, нужно зарядное устройство, – и стала подниматься по ступеням.

– Наташа, пожалуйста, подожди минутку. Нам надо поговорить.

– Не сегодня. У меня нет времени. Должна быть в офисе через час.

– Но нам нужно поговорить. Ты вернешься вечером?

– Буду поздно. – Она остановилась на полпути. – А когда вернусь, мне нужно будет поработать с документами.

– Ты еще сердишься на меня? Из-за Марии?

Она покачала головой. Неубедительно.

Он взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Обогнал ее. Остановился, глядя на нее сверху вниз.

– Послушай, можно подумать, у тебя нет бойфренда.

– Но я не привожу его сюда, и он не пытается тебя унизить, – парировала она. – Послушай, у меня сейчас нет времени.

– У тебя никогда нет времени. Как тебя могла унизить Мария? Мы с тобой больше не пара. Ты никогда не скрывала, что у тебя есть бойфренд. Что, собственно, произошло? Ты просто с ней встретилась. Согласен, это было не слишком дипломатично, но я это сделал не нарочно. Просчитался. Не ожидал, что ты придешь. Я бы никогда ее не пригласил, если бы знал… – (Она отвела глаза.) – Таш?

Когда она встретилась с ним взглядом, глаза у нее были холодные, а вид побежденный.

– Мак, я больше так не могу. Понятно? Ты выиграл. Живи в доме, пока он не продан. Приводи кого хочешь. Мне уже все равно.

– Что тебе все равно?

– Всем было бы лучше, если бы мы покончили с этим сейчас.

– Эй, эй, ты что, уходишь? – Мак расставил руки, не давая ей пройти. – А мне что делать? А Сара? Ты же знаешь, мне одному не справиться.

– Я уйду, как только ей найдут новую семью. В любом случае ей пришлось бы переехать через пару недель. Просто это случится чуть раньше.

– Подождать немного не можешь? Хоть эту пару недель?

Когда она заговорила, ее слова звучали так, будто она долго репетировала.

– Ты хорошо знаешь, так же как и я, что ее дедушка поправляется медленно. Ей нужна нормальная семья, которая будет заботиться о ней подобающе. Где ее не будут использовать в качестве буфера между двумя взрослыми людьми, которые явно не способны общаться друг с другом как взрослые люди.

– Ты так это видишь?

– А ты иначе?

Она поднялась на одну ступеньку, и ему пришлось отступить назад, чтобы они не касались друг друга. Осознавая свое преимущество, она поднялась еще на ступеньку.

– А лошадь?

– Хочешь верь, хочешь нет, Мак, но меньше всего меня сейчас интересует лошадь.

– Ты можешь вот так ее бросить?

– Не смей! Не смей использовать ее! Речь идет о тебе и обо мне. Не важно, как мы ведем себя перед ней или кем-то еще, мы никогда не станем счастливой семьей, Мак, и ты это знаешь. – Она так сильно сжала перила, что у нее побелели костяшки пальцев. – Я думала об этом последние тридцать шесть часов. Нам не следовало брать ее в дом, когда дома как такового у нас не было. Мы виноваты перед ней за то, что делали вид, будто все хорошо.

– Ты так думаешь.

– Не думаю, а знаю. Пришло время быть честными. С ней и друг с другом. А теперь извини, но мне и правда нужно переодеться. – Она протиснулась мимо него и начала подниматься.

– Таш… – (Она не оборачивалась.) – Таш, давай не будем так заканчивать. – Он потянулся к ней. – Прости. Я совершил ошибку.

Она повернулась. На лице буря эмоций – гнев, обида, печаль.

– А ты как хотел бы это закончить?

– Не знаю. Все это так неприятно. Неприятно… видеть тебя такой. Я думал, мы…

– Что думал? Что мы нежно помашем друг другу рукой и уплывем под парусом в сторону заката?

– Я не…

– Мак, развод – неприятное дело. Знаешь что? Ты не сможешь нравиться всем подряд. Иногда твое неотразимое обаяние не будет действовать. И…

– Таш…

Она тяжело вздохнула и содрогнулась:

– И я тебя не выношу.

Внизу подъехала машина. Из нее доносилась слишком громкая музыка для столь раннего часа. Они стояли на лестнице почти вплотную друг к другу и не могли сдвинуться с места. Мак понимал, что должен спуститься, но ноги не слушались. Он чувствовал запах духов и не узнавал их. Видел ее руку, по-прежнему сжимавшую перила, – ей была необходима опора.