Его спокойствие сбивало с толку. Он выглядел чуть ли не довольным.

Ей хотелось осыпать его проклятиями.

Запустить чем-нибудь ему в голову.

Хлопнуть входной дверью и отправиться ночевать в гостиницу. Но под ее крышей была четырнадцатилетняя незнакомая девочка, за которую она только что согласилась нести совместную ответственность.

Не сказав больше ни слова, Наташа вышла из комнаты и поднялась в спальню, которую перестала чувствовать своей. Трудновато будет агентам продать дом, в котором разбили голову владельца.

Глава 6

Как в случае с лошадями, так и с людьми, дурной нрав легче излечить в раннем возрасте, а не когда он становится хроническим, если его неправильно лечили.

Ксенофонт. Об искусстве верховой езды

Девочка на фотографии радостно улыбалась родителям, которые держали ее за руки с двух сторон, словно собирались поднять в воздух. «Воспитание чужого ребенка, – было написано на плакате. – Поменяйте чью-то жизнь». Значит, не родители. В любом случае нет семейного сходства. Скорее всего, модели, которым заплатили, чтобы они изобразили счастливую семью.

Сару вдруг стала раздражать улыбка на лице девочки. Сидя в кабинете социального работника, она поерзала на стуле и выглянула в окно: были видны кусты и деревья муниципального парка. Ей нужно на Спеапенни-лейн. Ковбой Джон позаботится о Бо, если она не появится, но этого было мало. Ему нужна прогулка. Нужно продолжать тренировки.

Женщина перестала писать.

– Итак, Сара, мы теперь знаем подробности твоей истории и можем составить программу опеки. Постараемся найти для тебя временный дом, пока твой дедушка не поправится. Как ты на это смотришь?

Женщина говорила с ней, как если бы ей было столько же лет, сколько девочке на плакате. В конце каждого предложения интонация повышалась, как в вопросе, хотя никаких вопросов она не задавала.

– Я из команды приема и оценки оказания услуг детям. Посмотрим, как мы можем тебе помочь.

– Как это работает? – спросил Мак, сидевший рядом. – Есть семьи, которые… берут детей только на короткий срок?

– У нас в картотеке много приемных семей. Некоторые молодые люди, наши клиенты, остаются в такой семье всего на одну ночь. Другие могут задержаться на несколько лет. В твоем случае, Сара, будем надеяться, срок окажется коротким.

– Только пока твоему дедушке не станет легче, – добавил Мак.

– Конечно, – подтвердила женщина, слишком поспешно, как показалось Саре.

– Молодых людей, которые оказываются в такой же ситуации, что и ты, Сара, очень много, много и семей, которым нужна помощь. Ты не волнуйся.

За завтраком Мак и его жена разговаривали только с ней, но друг к другу не обращались. Она гадала: если они поссорились, то вдруг из-за нее? Она не помнит, чтобы Папá и Нанá когда-нибудь ссорились. Нанá шутила, что может поссориться с Папá, а он с ней – нет. Когда Папá сердился, он замолкал и лицо у него становилось каменным. Все равно что со статуей спорить, говорила бабушка с заговорщическим видом, словно это была шутка, известная только им двоим.

На глаза навернулись слезы, и Сара стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Она уже жалела, что пошла с Маком и Наташей. Вчера вечером она была напугана, но теперь увидела, что ее жизнью распоряжаются люди, которые ее не понимают.

Женщина просматривала записи:

– Вижу, у твоей бабушки с дедушкой имеется распоряжение суда об определении места твоего жительства. Сара, ты не знаешь, где твоя мама? – (Девочка покачала головой.) – Можно спросить, когда ты видела ее в последний раз?

Сара бросила взгляд на Мака. Они с Папá никогда не говорили о матери. Было странно вывешивать белье семьи перед незнакомыми людьми.

– Она умерла, – с запинкой ответила Сара, испытывая немую ярость из-за необходимости об этом рассказывать. – Несколько лет назад.

На их лицах отразилось сочувствие. Но Сара никогда не скучала по матери: она скучала по Нанá. Мать никогда не дарила ей теплых объятий, не протягивала руки, в которые можно упасть. Это была лишь тень матери, беспорядочная и непредсказуемая. Сара помнила ранние годы как череду образов: какие-то чужие дома, сон на кушетках, звуки громкой музыки издалека, ссоры и еще странное чувство мимолетности. Потом, когда она стала жить с Нанá и Папá, пришли покой и упорядоченность. Любовь.

Женщина что-то записывала.

– Ты уверена, что нет друзей, у которых ты могла бы остановиться? Может быть, какая-нибудь семья?

В ее вопросах слышалась надежда, словно ей не хотелось заниматься Сарой. Но Сара вынуждена была признаться, что не знает никого, кто хотел бы пригласить ее к себе домой, да еще на неопределенное время. Она не пользовалась популярностью. Те немногие друзья, что у нее были, жили в таких же маленьких квартирах, как и ее собственная. Она не была ни с кем достаточно знакома, чтобы обратиться с такой просьбой, даже если бы захотела.

– Мне надо идти, – тихо сказала она Маку.

– Я знаю. Не волнуйся, я сообщил в школе, что ты опоздаешь. Сейчас важнее решить, что с тобой делать.

– А где, ты говоришь, сейчас находится твой дедушка? – улыбнулась женщина.

– В больнице Святой Терезы. Мне сказали, его должны перевести в другое место, но не знаю когда.

– Это мы выясним. Ваша связь не прервется.

– Я смогу навещать его каждый день? Как делала до этого?

– Пока не могу сказать. Все будет зависеть от того, куда мы тебя поместим.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мак. – Разве это не будет где-нибудь поблизости от ее дома?

Женщина вздохнула:

– К сожалению, мы испытываем некоторые трудности и не всегда можем гарантировать клиентам, что они будут размещены поблизости от их дома, хотя нам бы этого очень хотелось. Но мы сделаем все возможное, чтобы Сара могла регулярно навещать дедушку, пока его не выпишут.

Сара слышала огромные паузы между словами женщины, дыры там, где должна быть уверенность. Она ясно представила себе, как живет в какой-то улыбчивой семье, далеко от Папá. И от Бо. Как она сможет заботиться о нем, если до него просто не доехать? Так не пойдет.

– Знаете что? – произнесла она, глядя на Мака. – Я могу сама позаботиться о себе. Если бы кто-нибудь мне помог немного, я бы прекрасно справилась, живя у себя дома.

Женщина улыбнулась:

– Мне жаль, Сара, но закон не позволяет нам разрешить тебе жить самостоятельно.

– Но я справлюсь. Меня ограбили, в этом проблема. Я должна быть рядом с домом.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы так было, – мягко сказала женщина. – А теперь пора в школу. Социальный работник встретит тебя после уроков и, надеюсь, отвезет в новый дом.

– Ничего не выйдет, – резко возразила Сара. – Мне надо быть в одном месте после школы.

– Если речь идет о кружке, мы можем договориться со школой. Уверена, они не станут возражать, если ты пропустишь занятие.

Сара пыталась сообразить, что можно им сказать. Что они сделают, если узнают про Бо?

– Хорошо, Сара. Если можно, несколько вопросов о религии. Это не займет много времени. Скажи, пожалуйста, к какому вероисповеданию ты могла бы себя отнести?

Голос женщины затих, и Сара заметила, что та смотрит на Мака. Тому явно было неловко. Он нервно ерзал, словно хотел поскорее отсюда уйти. По крайней мере, он знал, как она себя чувствовала. Вдруг Сара ощутила прилив ненависти к нему и его жене за то, что они втянули ее в это. Если бы она не была вчера так напугана, могла бы починить дверь сама. Ковбой Джон мог бы помочь. И жила бы у себя дома, собственной жизнью, встречалась бы с Бо два раза в день и ожидала возвращения Папá. Она бы справилась.

– Сара? Англиканская церковь? Католическая? Индуизм? Мусульманство? Другая?

– Индуизм, – сказала она с вызовом, а когда они посмотрели на нее с недоумением, повторила: – Индуизм.

И чуть не рассмеялась, увидев, что женщина записывает. Может, если она все запутает, они отпустят ее домой.

– И еще я убежденная вегетарианка, – добавила она.

По выражению лица Мака она поняла, что он помнит, как сделал ей сэндвич с беконом на завтрак, но понадеялась, что он ничего не скажет.

– Хорошо. – Женщина продолжала записывать. – Уже почти все. Мистер Макколи, если вы спешите, мы можем закончить без вас.

– И еще у меня клаустрофобия. Не могу жить, где надо пользоваться лифтом.

На этот раз женщина посмотрела на нее строго, и Сара догадалась, что сочувствия в ней было не так уж и много.

– Хорошо, – резко сказала она, – мне надо поговорить со школьным руководством и врачом. Если существуют объективные нужды или проблемы, они их подтвердят.

Мак что-то записывал.

– Ты в порядке? – тихо спросил он у Сары.

– Все отлично.

Он выглядел озабоченным. Как будто знал, что разрушил ее жизнь.

– Мои номера. – Он протянул Саре листок. – Если возникнут проблемы, звони, ладно? Помогу чем смогу. Все будет хорошо? – спросил он у женщины.

Она ему улыбнулась. Для Сары не прошло незамеченным, что многие женщины улыбаются Маку.

– Конечно. Мы стараемся, чтобы установленный порядок жизни наших клиентов не нарушался.

Мак встал, собираясь уходить. Протянул документы и личные записи, которые взял из квартиры.

– Береги себя, Сара. – Он помедлил, будто не был уверен, что надо уходить. – Надеюсь, ты скоро будешь дома.

Сара лягнула ножку стула и ничего не сказала. Она поняла, что молчание и бездействие – единственное оставшееся у нее оружие.